Вошел Качан. У него были новости, которыми надо было срочно заниматься.
— Неудобнов нашелся? — спросил Игумнов.
— Нет. Полгода в таксомоторе, никто о нем ничего в парке не знает. А уволили по статье: нарушал дисциплину, не выходил на работу. Судим дважды. Драки, поножовщина.
— Где же он может находиться?
— В парке его особо не привечали. Устанавливать его надо по Подмосковью. Я уже звонил в главк области… Тут вот еще что. В таксопарке дали одного водителя. Бетин Игорь… Был сменщиком у Неудобнова. Когда прилетали женщины, он работал в вечерние смены. Вчера тоже.
— А возвращение в парк?
— Возвращение везде в начале второго часа. 01.10 divide; 01.20. И в одном случае в 02.10. От аэропорта не успеть.
— Отметки — сплошная липа. Как Бетин работает сегодня?
— Вечер. Сейчас на линии.
— Дай команду, чтобы его искали в аэропорту.
— Опять звонил Исчурков…
— Сегодня не говори мне об этом…
Его перебил зуммер дежурной части.
— Звонили из аэропорта. Просили срочно связаться с их начальником розыска. С Желтовым.
Игумнов набрал номер.
— Есть новости?
— Да… Я нашел милиционера, который забрал кольцо у Неудобнова.
— Признался?
— Кольцо у меня.
— И отец Мылиной еще здесь! Аэрофлот должен ему сообщить, почему его дочь прилетела другим рейсом…
Желтов как-то странно помолчал.
— Понимаешь, Игумнов, кольцо не годится. Оно металлическое! Незолотое. Неудобнов прихвастнул в камере. Слышишь?
Игумнов выругался.
Народ в электричке ехал все больше молчаливый, тихий. Было довольно-таки скучновато.
Мишка Неудобнов сел на конечной станции. В Ступине. Несколько раз, раздвигая толпу, выходил в тамбур курить. Чувствовал он себя в форме — здоровым и сильным.
Место его было у окна — никто не пытался занять. В Ступине, у магазина, успел поддать. Азербайджанец, торговавший цветами, во избежание неприятностей отдал три огненно-красные гвоздики. Неудобнов решил отвезти их жене Бетина:
«Чтобы не лаялась, когда приду… „Ходишь пьяный, не работаешь — Игорька сбиваешь!“ Да, он сам кого хочешь собьет, Игорек! Тоже два раза судимый!»
Гвоздики Неудобнов попросил подержать молоденькую телку напротив:
— А то до Нижних Котлов обязательно сломаю. Любимой жене везу. В больницу…
Все промолчали.
— А вы все мужей ругаете!..
Становилось тоскливо, никто из знакомых не попадался. Телка оказалась совсем молоденькой, глупой. Болтать с ней было неинтересно и не о чем. Впереди на лавке сидела старушка. Маленькая, морщинистая, напоминала обезьянку. Неудобнов заговорил с ней.
— Наверное, к всенощной едешь? В Бога веришь, бабка?
— А как же? — Старушка перепугалась. Господа или заговорившего с ней беспутного Неудобнова?
— Святая вера! — заговорил авторитетно. — Как же без того? Грех ведь! — Другие сидевшие в купе старательно отворачивались или делали вид, что дремлют. — Без Бога нельзя!
Проехали Белые Столбы. Вечерело. Народ все прибывал. Электричка была переполнена — в тамбурах, в проходах стояли.
От нечего делать стал вспоминать события последних недель, но так, чтобы ничего не зацепить из того.
В воскресенье ходил в клуб на танцы. Танцевать он не танцевал, был уже «стариком» — двадцать восемь лет… женатиком. Встртился с ребятами, выпили. Он и потащился.
Жене в больницу не позвонил — она по голосу бы определила, что он пьян. Начала бы ругать. Жену он жалел.
Бетин был выходной, дома. Ругался со своей половиной. На машине мотался его сменщик — Неудобнов с ним не дружил.
К себе тоже не поехал. Квартира уже недели три стояла запущенная, грязная.
«Перед выпиской надо кого-нибудь привести — пусть вымоют».
После танцев двинул к девицам в общагу. Нинка — постоянная — была не в духе, поругалась с бригадиром, лежала колодой. Он прилег на пустую койку, на столе увидел книжку «Суд идет». Без обложки, кто-то забыл. Читать он любил. Зачитался. Так и заснул.
Не затронуть того, что не хотел вспоминать, ему все же не удалось.
"— Где кольцо, которое обещал? — злобно спросила Нинка.
— Понимаешь, нет его.
— Продал, что ли?"
Пришлось рассказать:
"— Мент отобрал. В милиции аэропорта.