Сидевший в уголке Куманек, судя по горестному виду, в точности разделял сожаления Мазура, - но по дисциплинированности мыслей вслух ни за что бы не высказал. Остальным было легче, они отсыпались в другой комнате перед ночным дежурством, если не считать доктора Лымаря, добросовестно исполнявшего роль заботливой няньки при своем пациенте.
Только когда они благополучно смылись с пленным, Мазур наконец сообразил, зачем руководство включило в группу еще и Лымаря. Их эскулап как-никак был особым доктором - мог и вылечить почти все на свете, что только поддавалось врачеванию в полевых условиях, а мог и мастерски провести кое-какие другие процедуры, при виде которых старина Гиппократ наверняка слег бы с инфарктом.
Сразу, как только они разместились в микроавтобусе, Лымарь извлек свою аптечку, которую во всех передрягах берег, как зеницу ока, попросил подержать клиента и вкатил тому пару уколов, в завершение накапав в рот какой-то желтоватой дряни.
Пленник очень быстро перешел в крайне примечательное состояние: временами он, судя по всему, отлично осознавал происходящее вокруг, все видел и понимал, но в то же время членораздельно говорить не мог, и координация движений у него разладилась полностью. Лежал себе в уголочке, водя глазами вправо-влево, с блаженно расслабленной физиономией, и девяносто девять человек из ста с первого взгляда приняли бы его за вдрызг пьяного. Наличие такого вот типчика в развеселой польской компании никаких подозрений вызвать не могло - слабое звено среди выпивох, и не более того, в любом застолье хоть один такой да отыщется, и не обязательно среди поляков.
В общем, довезли благополучно, в домик заводили, словно персонажа какой-нибудь кинокомедии, - двое его бережно тащили, разражаясь беспричинным хохотом и пошатываясь, следом шел Вундеркинд с охапкой позванивавших бутылок, за ним валили остальные, помахивая легкими объемистыми сумками с покоившимися в них автоматами, а замыкал процессию Мазур, добросовестно горланивший с разухабистым выражением лица:
- Запшегайце коней в санки,
мы поедем до коханки!
Юж, юж, добраноц, поедем юж на добраноц!
Песенку эту он не извлек из родовой памяти, а вычитал где-то, но какое это имело значение? Главное, провожавший их в домик вежливый и бесшумный прислужник вряд ли что-нибудь заподозрил. Нет сомнений, что стучал тут каждый второй из обслуги, не считая каждого первого, - но тут уж ничего не поделаешь, дело житейское, вполне обычное на таких курортах. Не возбуждать подозрений - и все обойдется.
Они и не возбудили. Судя по тому, что прислужник, осклабясь, добросовестно попытался воспроизвести парочку польских ругательств (вполне возможно, искренне веря, что поддерживает светскую беседу), поляки тут же отметились и вели себя, надо полагать, в полном соответствии с национальными традициями. Две симпатичных девушки, выглянувшие на шум из окошка соседнего домика, судя по их веселому фырканью, тоже не отметили никаких несообразностей.
Помянутое окошко Мазур видел краем глаза в щелочку меж легкой занавеской и рамой. Заметив там движение, он протянул руку, взял гитару из реквизита и громогласно добавил польского колорита:
- Плыне, Висла, плыне по польскей равнине, и допуки плыне, Польска не загине...
На вопросительный взгляд Вундеркинда показал глазами на окно. Вундеркинд поднялся гибким кошачьим движением, подошел к окну, потянулся, изображая беззаботную праздность. Вернувшись к столу, сел не на прежнее место, а рядом с Мазуром, тихонько поинтересовался, почти не шевеля губами:
- Ничего не заметили?
- Ничего подозрительного, - сказал Мазур серьезно. - Ну, а чего вы ожидали? Мрачных типов с поднятыми воротниками и в темных очках? Если нас вычислили и обложили, вокруг будет исключительно народец, подозрений не вызывающий, одни маски...
- Сам знаю, - пробурчал Вундеркинд. - Получше вас.
- Вот я и говорю... - пожал плечами Мазур. - Вы-то как думаете, могли нас вычислить? Вы ж разведка, обязаны все на свете знать.
- Вашими бы устами... - поморщился Вундеркинд. - Кто ж знает...
Мазур подумал с отстраненным профессиональным цинизмом: если о их миссии узнали неведомыми путями и готовят сейчас капкан, то, рассуждая со знанием дела, здесь и будет их последняя пристань, выражаясь интеллигентно, полный и законченный звиздец. Оказавшись запертым в облаве посреди такого вот местечка, уже не вырвешься. Штурмовые группы со всех направлений, приданные снайперы, несколько колец оцепления, акваторию, разумеется, блокируют, хренову тучу хваткого народа нагонят, и будешь тут торчать, как пельмень на тарелке. Останется лишь из кожи вон вывернуться, чтобы прихватить с собой на тот свет как можно больше народу - по крайней мере, не так обидно будет рапортовать кому-нибудь на той стороне: а вдруг есть все же та сторона, и кто-то согласно уставу принимает рапорты от новоприбывших... Как бы это местечко ни звалось, дежурный при входе есть наверняка, со всеми уставными причиндалами: мохнатый хвост там или белоснежные крылья.
- Внимание! - сказал Мазур тихонько.
- Что? - встрепенулся Вундеркинд. Дремавший в углу Куманек моментально ожил и, повинуясь жесту Мазура, шмыгнул бесшумно в соседнюю комнату, чтобы в темпе сыграть там подъем.
- Она идет к нашему крылечку, - сказал Мазур. - Та, из соседнего домика. Второй пока не видно. Одна. Подозрительных предметов при ней не усматриваю.
Вундеркинд с непроницаемым лицом опустил руку на пояс, где под пестрой рубашкой у него, понятное дело, был заткнут за пояс пистоль с глушителем. Через несколько секунд в дверь громко, бесцеремонно постучали.
Они обменялись взглядами. Мазур встал, пошел открывать. Мимоходом взял со стола откупоренную бутылку, набрал в рот старки и брызнул на рубашку для запаха, мысленно передернувшись от такого кощунства.
Едва он приоткрыл легонькую дверь, девушка с длинными светлыми волосами энергично протиснулась мимо него в комнату. Пока она шла, Мазур, разумеется, три раза мог бы сломать ей лебединую шейку или прикончить каким-нибудь другим, не менее молниеносным и эффективным способом, - но спешка в таких делах ни к чему.
Она присвистнула, углядев натюрморт на столе, помотала головой и безмятежно произнесла по-английски:
- Ну вы даете... Основательно, - спохватилась. - Эй, а вы по-английски-то понимаете? А то жил тут до вас такой... Непонятно кто. Ни на одном человеческом языке не толковал... но по заднице хлопать порывался.
- Понимаем, - сказал Мазур. - И даже говорим иногда.
На ней были белоснежные шортики и легкомысленно завязанная узлом на загорелом пузике пестрая рубашка, весьма аппетитно распахнутая. Вся она была загорелая, вертлявая и симпатичная, как чертенок, даже убивать жалко, если что, не дай бог.
- Точно, говорите... Вы кто? А то, я слышала, песню пели на каком-то экзотическом наречии...
- Поляки, - сказал Мазур доброжелательно. - Польша - это, как бы вам объяснить... Если выехать из Парижа и держать все время на восток, никуда не сворачивая...
- Я студентка, - чуточку обиделась она, - университета. Так что примерно представляю, где ваша Польша... Возле Германии, а? Я имею в виду, возле красной.
- Точно, - сказал Мазур.
Она засунула ладошки в тесные карманы шортов и, покачиваясь с пятки на носок, с любопытством оглядывала комнату. Из соседней вернулся Куманек, гостеприимно кивнул и уселся на прежнее место. Судя по его виду, в соседнем кубрике в темпе сыграли побудку. Жить этой киске, ежели что, оставались секунды...
- Точно поляки?
- Не сойти мне с этого места, - сказал Мазур, перекрестившись на католический манер, как и следовало приличному поляку. - Я - Юзеф, это вот Рышард, - показал он на Вундеркинда, - а там, в углу - Янек. Можем паспорта показать.
- Зачем? Я же не полицейский... - сказала она, ухмыляясь во весь рот. - Поляки? Здорово. Экзотично, я имею в виду. А я - Джоанна, только не зовите меня ни Джо, ни Анна, я этого терпеть не могу. Канада, Квебек.
Выговор у нее, и в самом деле, был специфически канадский... или какой-то спец грамотно поставил ей именно канадский выговор, как Мазуру когда-то ставили австралийский. Могло быть и так, и этак. Верить в их положении нельзя никому и ничему.
- А остальные где? - спросила она, озираясь с детской непосредственностью. - Мы в окно видели, вас много было...
- Спят, - сказал Мазур. - Утомились в дороге.
- Ага, понимаю... - Она смешливо окинула взглядом натюрморт на столе. - Я поляков мало встречала, но анекдотов про них наслушалась... Парни, вы не гомики, а?
- Бог миловал, - сказал Мазур с искренним омерзением. - С чего вы взяли?
- Сидите тут взаперти и хлещете это ваше пойло с непроизносимыми названиями... А как же насчет того, чтобы жизнь прожигать на экзотическом курорте?
- Такая уж у нас национальная традиция, - сказал Мазур непринужденно. - Когда приезжаем на новое место, следует непременно выпить как следует, иначе счастья не будет. Вы хоть и из Канады, но, судя по имени, из англичан? Вот и прекрасно, что мне вам объяснять? Сами должны понимать, Джоанна, какая упрямая и цепкая штука - национальные традиции...
- Ага, понятно... А они что, по-английски совсем не понимают? Эти двое, я имею в виду? Сидят, как истуканчики.
- Почти не понимают, - сказал Мазур. - Я тут самый способный к языкам, отмечу без ложной скромности.
- Ну да, язычок у вас подвешен... - кивнула незваная гостья не без подначки.
Время шло, а она так и торчала посреди комнаты, не чувствуя ни малейшей неловкости, - то ли скучающая кукла, живая и непосредственная до ужаса, то ли... С ходу не определишь, пока не грянули события.
- Слушайте, э... Джузеф... А вы, часом, не разбираетесь во всякой бытовой технике? У меня в домике вентилятор барахлит, то вертится, то замрет, а жара такая, что никакого спасу...