-- Нет, даже наоборот. У нас почти совпадают вкусы. Я тоже люблю Патрисию Каас, Далиду и Иглесиаса. Жаль, у вас не нашлось Шарля Азнавура, я брал у него когда-то интервью.
-- О, вы журналист? -- спросила с любопытством девушка, тронув машину с места.
-- Да, я из этого незавидного племени, -- ответил Татлян, предложив сигарету девушке, и тут же, уловив ее благосклонное отношение, представился: -- Меня зовут Карлен, я репортер светской хроники.
-- А меня зовут Колетт. Вы что же, собираетесь взять у меня интервью? -- спросила она кокетливо.
Молодой человек ее явно заинтересовал: одет был изысканно, держался уверенно, но без цинизма и хамства, такие мужчины нравились ей.
-- Отчего бы и не взять? Прекрасные молочницы могут такие тайны знать про своих клиентов!.. -- Но тут же, сменив шутливый тон, продолжил серьезно: -- Честно говоря, я чертовски замерз, и ваша машина спасла меня от верной смерти. А караулил я тут одну богатую особу из того дома, куда вы доставляете молочные продукты. Мне обязательно надо взять у нее интервью или сделать о ней репортаж.
-- Если не секрет, у кого? -- спросила Колетт.
-- Какие могут быть секреты у репортера светской хроники! Наоборот, хочется разболтать о них на весь свет, о своей героине, ее причудах, страстях, наклонностях, вкусах, пороках. А ждал я одну русскую даму, она с мужем поселилась тут, кажется, недавно. Могу даже показать вам ее фотографию...
-- Я уже догадалась, о ком вы говорите, -- торопливо прервала его Колетт, -- в этом доме одна русская -- Натали. Действительно, очаровательная женщина, добрая, приветливая, щедрая, не то что старые гусыни по соседству, -- заключила она неожиданно сердито.
Карлен на всякий случай показал разворот журнала, где был снимок, заставивший его прилететь в Париж.
-- Я угадала, это она, -- кивнула Колетт. -- И что же вы хотели бы у нее спросить?
-- То, о чем спрашивают у всех красивых и богатых женщин: почему она выбрала местом жизни Париж, Францию, почему отдала предпочтение "мазерати", да еще кабриолету, нравится ли ей дом возле Булонского леса, занимается ли она верховой ездой, кто шьет ей такие изысканные наряды, где собирается встретить Рождество, какой подарок она сделает любимому мужу? Спрошу что-нибудь про Россию. Да мало ли что можно спросить у молодой женщины с такой очаровательной улыбкой. А как вы считаете, Колетт, мадам Натали интересная женщина? И что бы вы спросили у нее, окажись на моем месте?
-- Не знаю, -- сказала она нерешительно. Потом вдруг весело выпалила: -- А я сама могу дать ответы на некоторые ваши вопросы. Возможно, они помогут вам в работе.
-- Было бы очень любезно с вашей стороны, -- загорелся Карлен. -- Ведь я пока не знаю, как подступиться к теме, а так я, пожалуй, смогу развить какую-нибудь линию, например, какие очаровательные молочницы доставляют продукты в дом, где она купила квартиру.
-- Вот и введете читателя в заблуждение, -- прервала Колетт, не отрывая взгляда от дороги и лавируя между множеством машин. -- Дом действительно роскошный, с родословной, живут там многие известные люди, но мадам Натали лишь снимает шестикомнатную квартиру во втором подъезде на пятом этаже. Поселились они тут недавно, еще и месяца нет, а квартира принадлежит профессору права Огюсту де Брессону, вернее, она принадлежала испокон веков его роду, известной во Франции фамилии -- его предки служили при дворе еще во времена Бурбонов. Профессора назначили послом в Мексику, и он через своих знакомых сдал квартиру со всей обстановкой на два года. Нынче содержать этаж в Париже в таком респектабельном районе дорого, а свободных квартир у Булонского леса почти не бывает, тут живет французская аристократия, наверное, мадам Натали прельстило именно это.
-- Вы с ней познакомились, бывали у нее дома? -- спросил Карлен, направляя разговор в нужное для себя русло.
-- Да, буквально на второй или третий день, как она поселилась в этом доме. Услышав мои громыхания за дверью, она пригласила в квартиру и кое-что по-женски расспросила: о магазинах, о прачечных, парикмахерских, косметических салонах в этом районе. -- Заметив удивление на лице собеседника, Колетт с вызовом сказала: -- В нашем знакомстве, как мне кажется, ничего удивительного нет: мы с ней близки по возрасту, я парижанка, и спросить ей есть о чем, например о соседях... Еще я могу рассказать, где она так элегантно одевается.
-- О, это один из главных вопросов к прекрасным и знаменитым женщинам, -- пытаясь подладиться к Колетт, поспешил уверить Карлен. -- И ответ будет волновать многих наших читательниц...
-- Тут ей повезло. Ее муж -- его я, правда, видела только мельком и то на фотографии, стоящей в прихожей у зеркала, -- работает у известного кутюрье Кристиана Лакруа, занимает какую-то высокую должность. Натали обмолвилась, что в России она работала от этого торгового дома и познакомилась с мсье Робером, когда он приезжал туда по делам фирмы.
-- Значит, муж у нее француз? -- тщательно скрывая удивление, поторопился спросить Карлен.
-- А вы думали кто, немец? -- засмеялась Колетт. -- Потому она и приехала к нему в Париж.
Карлен от неожиданного сообщения непроизвольно откинулся на спинку сиденья и вытер испарину на лбу. В машине действительно было слишком тепло, но бросило его в жар от слов Колетт. Возникла абсолютно новая, непредсказуемая ситуация: муж у прекрасной Натали, оказывается, не тот чистодел, которого некогда высоко аттестовал легендарный вор в законе Рафик Сво, а какой-то француз по имени Робер, имеющий отношение к миру высокой моды. В таком случае сразу возникла тьма вопросов, и прежде всего, зачем был организован тот недавний шумный маскарад со свадьбой в Москве и почему в нем участвовали Шаман с Дантесом -- люди, официально претендующие на российский престол, им-то скандалы вовсе ни к чему. И вообще, куда тогда подевался тот седой вальяжный господин, весомый и авторитетный в уголовных кругах человек, в котором он, Карлен, заподозрил или русского "гравера", или, на худой конец, крупного сбытчика фальшивых долларов. И что сулит ему, Карлену, появление некоего Робера рядом с московской красавицей -- новый, французский след супербанкнота? Не Натали, похожая на супермодель, а прямо какая-то Мата Хари: муж в Москве, муж в Париже, шаферы на свадьбе -- уголовные генералы, да и гости того же пошиба, муж-француз занимается высокой модой -непонятный, нелогичный получается винегрет, пришел к выводу Карлен-Норман.
Пытаясь разобраться с мужьями загадочной Натальи, Карлен шутливо спросил:
-- Наверное, мсье Робер похож на Карла Лагерфельда -- в возрасте, с сединой, но без брюшка?
Кто его знает, может, теперь этот московский чистодел выдает себя за француза и готовит аферу во Франции -- против франка? А может, Шаман с Дантесом замыслили через него прикупить какую-нибудь отрасль или вообще взять в руки Париж, как прибрали к рукам златоглавую Москву, Прагу и взяли уже за горло немцев у них же дома? Планы у этих деятелей могли быть самые обширные, аппетит у русской мафии завидный, тем более если есть фальшивые доллары, чтобы реализовать любые амбициозные фантазии, ведь Запад еще по-настоящему не искушали крупными взятками, не запугивали всерьез.
Но Колетт в ответ от души рассмеялась:
-- Как вы меня развеселили! Я действительно представила рядом с мадам Натали этого обаятельного толстяка Лагерфельда -- смешная пара получилась бы. Хотя я высоко ценю его модели. А что касается мсье Робера, он вполне достоин своей красавицы жены: молод, строен, обаятелен и талантлив. Как сказала мадам Натали, он намерен отделиться от Кристиана Лакруа и открыть свой салон, и главной моделью там будет интересующая вас русская мадам.
-- Вот это поворот сюжета, значит, я правильно выбрал натуру. Предугадать будущую топ-модель редко кому удается, -- восхитился в меру всех своих артистических сил Карлен-Норман, внутренне чувствуя, что запутался пуще прежнего, для него было бы лучше, если мсье Робер оказался бы московским чистоделом.
Было от чего разволноваться Карлену. Единственное, чему он порадовался в этой ситуации, так это тому, что не показал Колетт свадебные фотографии Натальи из Москвы, они бы однозначно вызвали у нее подозрение. Карлену теперь было над чем подумать, но вслух он возбужденно сказал:
-- Да, представляю, какую дополнительную рекламу получит напоследок дом Кристиана Лакруа, одевается-то она действительно изысканно... -- Сведений он накопал вполне достаточно, и они немедленно требовали спокойного осмысления, и потому, сворачивая разговор, Карлен вежливо сказал: -- Я вам очень обязан, Колетт, за бесценную информацию, кроме того, просто рад знакомству с вами. Если вы располагаете временем и желанием, я бы сегодня с удовольствием пригласил вас куда-нибудь посидеть, потанцевать? -- и внимательно посмотрел на зардевшуюся девушку.
-- Спасибо, я тоже очень рада знакомству с вами -- не каждый день приходится беседовать с репортером светской хроники. Но сегодня я очень занята, семейное торжество, -- сожалеюще ответила Колетт. -- Если вы позвоните завтра, я встречусь с вами с удовольствием, -- и, достав визитную карточку, протянула ее Карлену. 4
Расставшись с Колетт, Карлен довольно долго гулял пешком по центру, как ни странно, не ощущая ни холода, ни сырости, ни ветра, а ведь погода нисколько не изменилась, ничуть не потеплело, -- мысли его были возле Натальи, высветившейся с неожиданной стороны, -- теперь о ней можно было строить любые догадки.
Если у него, сначала в Москве, потом в самолете "Эр-Франс", а затем рано поутру в Париже, в кафе "Верона", и выстроился какой-то план, схема расследования, теперь все это ни к черту не годилось -- все карты спутал французский муж Натальи, некий Робер из торгового дома Кристиана Лакруа. Машинально глянув на свои "Франк Мюллер", Карлен от удивления аж присвистнул: время приближалось к полудню, а в Москве он привык обедать обстоятельно и потому почувствовал, как проголодался. Нужно было возвращаться в отель на Елисейских полях, пообедать там, а затем в тепле уютного номера, рядом с телефоном выстроить новый план действия. Вероятно, придется звонить в Москву Абреку с Крисом, чтобы узнать, там ли находится один из мужей Натальи, о чьей свадьбе в "Пекине" он не только поведал им, но и показал любопытные фотографии участников торжества. А может, ему придется здесь, в Париже, прибегнуть к чьей-то помощи, если одному окажется не по силам разобраться с "невестой", -- следовало обдумать и этот вариант. В общем, напрашивался небольшой перерыв, чтобы переосмыслить возникшую ситуацию, хотя первый день пребывания в Париже следовало признать удачным: повезло ему и в "Себастьяне", и с Колетт, от них он получил нужную информацию.
Приняв такое решение, Карлен остановил первое же свободное такси и поехал к себе в "Палас-отель". В номере он отдохнул с полчаса, попытался позвонить в Москву, но телефон Абрека с Крисом не отвечал, и он спустился вниз, в ресторан. Обедал он уже в другом, основном зале, хотя и утренний, где завтракал, ему понравился. Карлену и тут подфартило -- в ресторане был день итальянской кухни. Конечно, лучше бы русской, но после Петровича из "Золотого петушка" его вряд ли любая другая русская кухня устроила, да еще во Франции. Но итальянская кухня для него все же лучше, чем французская, -как южанину, кавказцу, она была ближе, роднее. С пряностями, приправами, соусами, зеленью; равиоли, спагетти, пасты, террапитос -- слоеные пирожки с особым сыром... при одной мысли у него разыгрался аппетит, и Карлен кивком подозвал официанта, молча дожидавшегося, пока он перелистает многостраничное меню и винную карту.
Во время обеда Татляну вдруг пришла на ум такая невероятная мысль, что он чуть не выронил в бульон с равиоли ложку. А что, если во всей этой истории со свадьбой в Москве, с женихом-чистоделом, известным в уголовных кругах, и мужем-французом в Париже, занятым в сфере высокой моды, что более всего поразило Карлена, -- главное действующее лицо не мужчина, а женщина: невеста -- в Москве, мужняя жена -- в Париже, некая очаровательная россиянка Наталья? Задав этот вопрос, Карлен окончательно испортил себе роскошный обед -- любимые равиоли, напоминающие русские пельмени, только совсем мелкие, если не сказать крошечные, даже непонятно, как их начиняют, Карлен доедал почти остывшими. Второе блюдо -- особо запеченная рыба -- требовало при еде внимания, но он не мог отдаться ей целиком и тоже не получил удовольствия, хотя рыба была редкостная и подана с соусами, приправой, зеленью -- огромное блюдо походило издали по цветочной гамме на букет-икебану.
Смешно, но все складывалось совсем по-французски: ищите женщину! Об этом им толковали еще в разведшколе: женщина, ее причуды, капризы, вкусы, требования, запросы и даже ее преступления слишком индивидуальны и неповторимы! Мысль о том, что главным лицом в производстве супербанкнотов может оказаться женщина, настолько взбудоражила душу Карлена, что он окончательно потерял интерес к обеду и, не дожидаясь десерта, покинул ресторан и поднялся к себе. Правда, попросил подать кофе в номер.
В конце ноября в Париже темнеет рано, особенно в такие пасмурные дни, и в комнатах было уже мрачно, неуютно. Сгущавшаяся за окнами темень ничуть не напоминала привычные московские сумерки, которые Карлен так любил. Он завесил плотные шторы, включил свет, и номер преобразился. Расхаживая по просторному номеру, устланному дорогими персидскими коврами ручной работы, отчего шаги делались вкрадчивыми, бесшумными, Карлен пытался нащупать в памяти хоть какую-то зацепку насчет женщин-"граверов", но, сколько ни старался, ничего припомнить не мог, таких фактов просто не было. Правда, были женщины-подручные, женщины-подружки, женщины -- реализаторы готовой продукции. Таковых, причем даже очень известных, прославившихся шумными аферами, он мог перечислить много, ведь этот этап работы у фальшивомонетчиков не менее важен. Запустить фальшивки в жизнь, чтобы не попасться сразу, даже не ощутив результатов своего рискованного труда, -- на это тоже требуется большой талант, даже артистизм.
Возвращаясь мыслями в Москву, особенно к шумной августовской свадьбе в "Пекине", Карлен, развивая тему, предположил: а может, она сама и без "завязавшего" жениха-чистодела известна в уголовных российских кругах? Мысль о русской красавице, наверняка имеющей связь с преступным миром, как ни гнал он ее от себя, не давала покоя, и он стал ворошить в памяти свои долгие беседы с Крисом и Абреком об уголовной среде Москвы, Кавказа и даже Средней Азии, но не припомнил, чтобы когда-нибудь в них упоминалась женщина. Но Наталья, как бы он ни прикидывал, не походила на тех бандерш, что готовят вооруженные налеты или занимаются по ночам с подругами и дружками гоп-стопом. На аферистку, мошенницу, даже на "гравера" или крупную растратчицу она еще могла потянуть, но не на пресловутую уголовницу. Может, поэтому он не мог отделаться от навязчивой идеи, что эта женщина теперь его главный ориентир в поисках подпольного монетного двора...
В Париж Карлен прилетел ненадолго, от силы на недельку, да и виза была краткосрочной, поэтому действовать следовало оперативно. Первый день во Франции подходил к концу, а ясного плана, с чего начать, у Карлена не было. И тут он впервые ощутил, как тяжело работать одному, или, вернее, лично для себя. Искал бы он фальшивомонетчика от имени всемогущей Америки, немедленно получил бы в Париже подмогу: тут же взяли бы старинный особняк у Булонского леса и его прекрасную обитательницу с мужем под круглосуточное наблюдение, поставили бы телефоны на прослушивание, а через двадцать четыре часа, ну, максимум через сорок восемь, он знал бы все о некоем мсье Робере, занятом в сфере высокой моды, если, конечно, он действительно мсье Робер и работает у великого кутюрье Кристиана Лакруа. Но чего нет, того нет -- зато и успех ему не придется делить ни с кем. А если выйдет на самого "гравера" и подпольный монетный двор, то получит не премию, равную двум-трем окладам, и повышение в звании, а огромное состояние, которого хватит на всю жизнь. Последняя перспектива приободрила Карлена, опускать руки у самой цели он не имел права, да и удача пока не отворачивала от него свое ехидное лицо.
Наступил вечер, первый вечер в Париже после долгой разлуки с этим городом, и эта мысль несколько взбудоражила Карлена. Он тут же искренне пожалел, что у прекрасной молочницы Колетт вечер сегодня занят, а просидеть его в номере один он не собирался. Друзей, особо близких людей, к которым он мог наведаться или пригласить их куда-нибудь в ресторан, у него в Париже не было, оставались девушки, с кем он приятно проводил время в своей тесной комнатушке под самой крышей старого восьмиэтажного дома, которую снимал во время стажировки во "Франс суар".
Достав из "дипломата" электронную записную книжку, Карлен начал отыскивать старые парижские телефоны -- их набралось всего четыре, хотя ему казалось, что их должно быть больше. "Изабель... Беатрис... Мануэла... Жанетт..." -- читал он имена своих бывших парижских пассий, пытаясь припомнить какие-нибудь детали давних встреч. Не дай Бог спутать особо милые подробности свиданий -- женщины очень обидчивы, ведь они считают, что остаются в памяти мужчин единственными и неповторимыми. Отчетливее всех он помнил Жанетт -- она работала с ним во "Франс суар" и проявляла к нему повышенный интерес, кажется, даже имела на него виды. У нее была небольшая двухкомнатная квартира с балконом на Сену -- наследство от любимой бабушки. Жанетт была единственной, с кем он встречался на ее территории. Но звонить ей первой ему не очень хотелось, большие страсти ему ни к чему, в Москве у него невеста, а Жанетт такая взбалмошная, замучает потом по международному телефону.
Первой он позвонил Мануэле, черноокой брюнетке с пышной грудью и дивными вьющимися смолисто-черными волосами, она работала в каком-то музыкальном театре, пела и танцевала, веселая девушка, хохотушка. Первый блин оказался комом: на том конце провода сказали, что такая здесь давно не живет. Не повезло и с Изабель: какая-то бабуля садистски строго отчеканила на его вопрос, что Изабель вышла замуж и отныне живет в Лондоне, и, не дав сказать ему ни слова, положила трубку. Два прокола подряд сбили спесь с Карлена, но вечер коротать одному все-таки не хотелось, а знакомиться было поздно, лень было выходить на холод, ветер, в темень. Оставались Беатрис и Жанетт, и он, переведя дух, позвонил студентке Сорбонны. К этому времени Беатрис должна была уже закончить филологический факультет или одолевала последний курс университета. На этот раз ему повезло: Беатрис оказалась дома, замуж не вышла, никуда не уехала, пребывала в прекрасном настроении и даже обрадовалась его звонку. Поддразнивая Карлена, видимо, не забыла его бедную студенческую жизнь стажера, она сказала:
-- Может, ты пригласишь меня ужинать в "Максим"?
-- А почему бы и нет, -- огорошил ее ответом Карлен. -- В Москве, где я сейчас работаю, открыли такой же ресторан "Максим" и на открытие приезжал сам мэтр Карден, правда, я до сих пор там не побывал -- дела, заботы. Говорят, "Максим" парижский и "Максим" московский -- один к одному, до последней тарелки, до последнего бокала и вешалки в гардеробе. Так что мне представляется прекрасная возможность проверить, так ли это, может, даже наскребу на какой-нибудь скандальный материал. "Максим" так "Максим", я принимаю с удовольствием твой выбор...
-- Ты не шутишь? Или неожиданно разбогател? -- спросила иронически Беатрис.
-- Я думаю, что наша встреча после долгой разлуки стоит того, чтобы ее отметить в изысканном "Максиме". Тем более что для меня, да и для тебя скорее всего, это первое знакомство с карденовской гастрономией, -отшутился Карлен. -- Так во сколько мне ждать тебя? Может, мне заехать за тобой?
-- Нет, спасибо, я приеду на своей машине. Будь любезен, не забудь предупредить метрдотеля, я вряд ли похожа на завсегдатаев "Максима". А буду я там ровно через два часа.
-- Какие тебе сегодня нравятся духи? -- спросил он напоследок в радостном порыве -- хотелось порадовать Беатрис и поблагодарить за спасение от одиночества в этот сырой и ветреный вечер.
-- "Ван Клиф" и "Дюн". Но учти, у меня сегодня другая парфюмерия, духи, что я назвала, -- из области мечты. Целую. До встречи...