— Миссис Бентли, — обратился к ней Альварес, стоя у камина, — я не хочу тревожить и расстраивать вас…
— Не беспокойтесь, — засмеялась Пола.
— Благодарю вас. — Альварес кивнул в сторону Колльера, который повернулся к девушке лицом. — Пожалуйста, посмотрите на этого человека.
На сей раз при виде ухмыляющейся физиономии Колльера Пола вскрикнула, но не от страха, а от отвращения.
— Когда вы и я вошли в эту квартиру, миссис Бентли, мне показалось, что вы несколько раз посмотрели на него, как будто вспоминая, где видели его раньше. Это верно?
— Да, Хуан… комендант. — Чувствуя за официальными манерами Альвареса некую угрозу, Пола заговорила почти чопорно.
— Обратите внимание — важно, что это происходит в присутствии свидетелей, — что я не пытаюсь навязать вам ответ. Что-нибудь произошло потом?
— Да.
— Что именно?
— Я вспомнила, где видела его раньше.
Альварес, поступая как опытный обвинитель перед строгим судьей, старательно воздерживался от наводящих вопросов.
— Пожалуйста, объясните, миссис Бентли.
— Главным образом, это был жест.
Ближе к полудню в комнате становилось все жарче и душнее. Но Пола не ощущала зноя — она оставалась хладнокровной, если не считать участившегося пульса.
— Мисс Холмс и я, — продолжала она, — стояли лицом к «китченетт». Вы и полковник Дюрок стояли спиной к нам, глядя в комнату, когда этот человек с сигаретой во рту…
— Да, миссис Бентли?
— Пока вы разговаривали, я повернулась и посмотрела на этого человека. Он вынул изо рта сигарету и указывал горящим кончиком на полковника Дюрока очень странным жестом — вот так. — Пола вытянула руку, повернув запястье вверх змеиным движением. — Тогда я все вспомнила — даже его лицо.
— Пожалуйста, объясните!
— Это было движение его руки с револьвером, когда она взметнулась над железным сундуком, и прозвучало два выстрела в меня прошлой ночью. Он находился всего в четырех футах от меня. Уличный фонарь был неподалеку, и теперь я четко помню его лицо. На нем была шляпа, скрывающая рыжие волосы. Тогда он носил тонкий костюм, без этих мерзких подплечников. Не знаю, Железный Сундук он или нет, но это тот человек, который пытался ограбить магазин Бернштейна.
Полковник Дюрок открыл рот и закрыл его. Альварес повернулся к нему. Остальные стояли молча, покуда один из полицейских быстро переводил сказанное.
— Вам нужно больше доказательств, чем это опознание? — осведомился Альварес.
Вновь послышался пронзительный тенор Колльера.
— Ах ты, лживая маленькая шлюшка! — завопил он. — Я тебе глотку перережу!
Круто повернувшись, Альварес сорвал правой рукой перчатку с левой и хлестнул ею Колльера по щекам. Он действовал так быстро, что перчатка вернулась на правую руку, прежде чем кто-нибудь успел это заметить.
— Хоть вы и трус, — громко сказал Альварес, — может быть, это заставит вас драться?
Колльер, который, безусловно, не являлся трусом, пригнулся, снова намереваясь ударить левой. Глаза Альвареса радостно блеснули — было видно, что он вот-вот начнет колошматить противника обеими руками.
Но оба застыли, услышав грозный голос:
— Commandant! Assez, je dis! Venez ici![60]
Не многие помнили, что полковник Дюрок менее чем десять лет назад голосом или даже взглядом мог угомонить воинственных бельгийских партизан.
Альварес подошел к нему. Маленький полковник стоял, широко расставив ноги, выпятив живот и заложив руки за спину. Пола и Морин, помня дружелюбного и усмехающегося Дюрока, который подмигивал им, были ошеломлены. Инстинкт не подвел их. Полковник, на которого неприятности сыпались одна за другой, казалось, сосредоточившись в лице Альвареса, был не вполне самим собой.
— Комендант, я снова говорю по-английски, чтобы наши люди не поняли. — Он забыл об одном из полицейских. — Я считаю, что ваше так называемое «опознание» не будет иметь вес в суде…
— Это абсурд, полковник! — воскликнула Пола Бентли.
Дюрок бросил на нее взгляд, но снова обратился к Альваресу:
— Позвольте напомнить о ваших «достижениях». Вчера вечером вы совершили самый серьезный проступок для сотрудника департамента полиции. Вы должны были находиться на дежурстве и ловить опасного преступника, но оказались мертвецки пьяны и недееспособны. Уже прошлой ночью я думал о том, понизить вас в звании или уволить.
— Сэр, я горько раскаиваюсь! Я…
— Мне не нужны ваши извинения, — резко прервал Дюрок. — Какой от них толк? Оставьте их при себе. Перейдем к сегодняшним, столь же тяжким проступкам. Молчите! Говорить буду я! Оставлю за скобками ваш обмен ударами с… с мистером Колльером. Он был нападающим, и вы имели право защищаться. Но что вы сделали потом? В присутствии свидетелей оскорбили дружественную державу. И наконец…
Полковник дышал с присвистом. Его ногти царапали стиснутые за спиной руки до крови. Никто не осмеливался говорить.
— И наконец, комендант, вы сняли перчатку и ударили этого человека по лицу, бросив ему вызов. Почему? Потому что рассчитывали превратить его в месиво. Теперь вы дали ему возможность говорить всем, что танжерская полиция использует крайние методы, именуемые третьей степенью. Это неправда — оставим подобные приемчики арабской Мендубии, — и вам отлично об этом известно. Если вы хотите остаться у меня на службе в каком бы то ни было качестве, то выполняйте мой приказ! — Окончательно потеряв голову, полковник указал пальцем на Колльера. — Вы при всех извинитесь перед этим человеком!
Колльер торжествующе засмеялся.
— Лучше слушайте полковника, умник, — посоветовал он. — Полковник знает, что говорит. На колени! И быстро!
Альварес посмотрел в горящие глаза полковника Дюрока:
— Вы серьезно, сэр?
— Увидите сами, комендант.
Альварес, словно не веря своим ушам, медленно кивнул в сторону Колльера:
— Извиняться перед этим…
— Выполняйте приказ, комендант!
— Одну минуту, сэр.
Повернувшись спиной к полковнику, Альварес быстро направился к стене, смежной с коридором, у которой стоял большой стол, теперь только на трех ножках и с кое-как наброшенной скатертью.
Вокруг него валялось на полу несколько листов писчей бумаги. Подняв один, Альварес попытался пристроить его на неустойчивом столе, потом достал авторучку и написал несколько строчек.