- Или с дьяволом! - весело рявкнул Ложкин и тут же принялся долбить грунт лопатой у себя над головой.
Исходя из того расчета, что до поверхности могло оказаться не менее трех метров, Гриша приказал остальной бригаде снимать настил из досок с земли - доски эти укладывались не ради удобства, а чтоб по ним было легче тащить корыто с выработкой. Теперь их можно было использовать как под выростающую настил-лестницу, когда вертикальная штольня начнется уходить вверх.
Рубить грунт над головой - очень трудно. Даже Ложкин не выдерживал более двух минут такой работы. Его сменил Гриша, потом Рогожин. Маслаков отваливал выработку. Снятыми досками они кое-как выстраивали опору под ногами.
На первый метр колодца ушло, приблизительно, около часа и почти все силы. Работать становилось все трудней, потому что второпях они заузили диаметр колодца. Пришлось его расширять.
Маслаков не успевал отваливать отработанный грунт подальше, вдоль тоннеля и Гриша опасался, что если они эдак закупорят себя со стороны подхода к колодцу, то им может не хватить вохдуха и они задохнуться, не достигнув поверхности.
Прошли ещё около метра. Вся удача побега упиралась в вопрос времени успеют ли они достигнуть поверхности, пока не придет с проверкой Бригадир.
В момент очередного осложнения, Ложкин, стоя на досках, как на подпорке, - рубил глину наверху. Гриша стоял под ним - выбрасывал грунт в тоннель. Он насторожился, когда смекнул, что ни Маслакова, ни Рогожина что-то давно не видно. Гриша опустил лопату, шагнул в тоннель, но навстречу ему из темноты появился Рогожин, замычал, начал дергать Гришу за руку и пытался что-то обьяснить. От усталости Гриша его не понимал. Зато Ложкин обвалился сверху, все сразу понял и крикнул.
- Я ж тебе сказал, что эта политическая зараза нас продаст!
Они ринулись вдоль тоннеля к выходу, понимая, что опоздали, и Маслаков уже поднял тревогу.
Но оказалось - ошиблись. Где-то на отметке одиннадцати метров - лежал Маслаков. Лежал голый, поскольку руки его были связаны собственной рубашкой, а ноги - собственными штанами. Для верности Рогожин вогнал в горло Маслакова и кляп из какой-то тряпки.
Ложкин перевел дыхание и заявил.
- Я ж говорил, что он сволочь! Все политические психи - сволочи! Молодец, глухарь, успел его застукать! - и он крепко похлопал Рогожина по спине, а глаза глухонемого радостно зблестели.
Гриша тоже одобрительно похлопал Рогожина по плечу, а тот перехватил его руку и поцеловал так быстро, что Гриша не успел уклониться.
- Пошли. - сказал Гриша. - Или мы за час управимся, или...
Что получится в варианте "или" - он не мог предположить. Вернулись к колодцу, но на прощанье Ложкин не удержался, чтоб не пнуть поверженного Маслакова ногой в живот.
Еще через полчаса, по прикидке Гриши, они пробли уже полные три метра. Гора выбранной земли внизу, под ногами - увеличивалась. Устройство, заменяющее им лестницу, оказалось хлипким, шаталось под ногами, на нем едва можно было держаться. Воздуха не хватало. И Гриша уже приходил к выводу о крахе затеи, когда Ложкин прохрипел сверху сдавленно.
- Почва пошла! Земля!
Гриша присмотрелся и обнаружил, что на плечи ему падает уже не глина, а черная земля - следовало понимать, что они достигли верхнего слоя. Он прижал Ложкина к стенке, и сам несколько раз ударил лопатой над головой. Грунт посыпался легко, а затем, и вовсе без усилий, стал обваливаться вниз.
Рогожин остался внизу и Гриша поначалу окликнул его, потом понял, что глухонемой не услышит и - начал спускаться, крикнув Ложкину.
- Теперь не торопись! Решающий момент!
Гриша повис на досках головой вниз, взмахом руки позвал Рогожина за собой и глухонемой бросил лопату, дернулся за ним.
И тот час Гриша услышал предостерегающие крики в глубине тоннеля!
- Стоять, говнюки! Кончай работу! Стреляем!
Не было времени рассуждать - развязался ли Маслаков, или был обнаружен при случайной проверке. Гриша покарабкался наверх, Рогожин толкал его снизу.
Сверху, через тело Ложкина, на голову Гриши вдруг хлынула грязь и вода. И почти тот час послышалася радостный хрип Ложкина.
- А там ночь, черт побери! Я звезды вижу!
- Быстрее! - выдавил, задыхаясь, Гриша.
Рогожин снизу хватал его за ноги, подтягивался наверх и все они втроем образовали словно пирамиду, вершиной которой был Ложкин, который, как понимал Гриша, наполовину корпуса был уже на свободе.
- Ложкин, быстрее! - Гриша подставил плечо под его ногу, а сам уже стоял на голове Рогожина и тот словно выдавливал обоих наверх. В лицо хлестнула струя влажного и свежего воздуха, невероятно вкусного и пьяного. Гриша уже видел дырку в небо, куда пытался просунуть плечи Ложкин. Тот крикнул сверху.
- Помоги! Подымай меня, подымай! Я тебя потом выдерну!
Гриша уперся руками в стенки, поймал ногу Ложкина, поставил себе на голову и, опираясь на Рогожина, разогнулся. Ложкин вывалился наружу. Дыра над головой расширилась и поток свежего воздуха свободно хлынул вниз, уже ничем не останавливаемый.
Почти тот час Ложкин вернулся и протянул Грише руку.
- Давай! Бросай немого! Бросай, ну его к черту!
Гриша подтянулся и уцепился за руку Ложкина, прокричав.
- Рогожин, тянись за мной! Цепляйся за ноги!
Вряд ли тот, понятно, расслышал команду. Ноги Гриши скользили по стенкам колодца и он с большим трудом поймал вторую руку Ложкина.
Тот потянул его наверх и Гриша по плечи уже вылез из колодца наружу, уже успел различить, что они действительно оказались в ночи, под ясным небом, когда явственно послышался озлобленный лай приближающихся собак.
- Быстрей! Здесь собаки! - крикнул Ложкин, но руки его тотчас ослабли, задергалась, Гриша не смог удержаться и рухнул вниз колодца, обвалил Рогожина и оба они свалились на дно, обломав доски лестницы.
Из глубины тоннеля доносились предостерегающие крики, потом грохнул выстрел. Гриша слышал у себя над головой яростное рычание и свирепое хрипение собак.
Рогожин схватил Гришу поперек пояса и приподнял, словно хотел одним махом вышвырнуть наверх, в дырку колодца над головой.
Неожиданно страшно по звериному закричал Ложкин, сверху посыпалась земля и через миг тело Ложкино упало на Гришу, оба, сбив с ног Рогожина, свалились на землю. Что-то горячее и липкое хлестнуло в лицо и на шею, тело Ложкина дергалось на Грише и слышалось лишь сипение.
Собаки, срывая глотки, продолжали лаять наверху, а свет сильных фонарей ворвался в тоннель, ударил по глазам, прозвучал голос Бригадира.
- Ах, дурачье! Сбежать задумали! И это на двадцать первой отметке?! Даже уже на двадцать второй!
Гриша с трудом приподнялся и почувствовал, что тело Ложкина безвольно свалилось с его ног. Лучи фонарей скользнули по лицу, потом опустились вниз и Гриша понял, что Ложкин сипить и булькает потому, что ему уже никогда ничего не выговорить. Обнаженная сильная шея его было разорвана в клочки, до белых хрящей гортани, кровь ещё хлестала на грудь, заливала плечи, даже в вытаращенных глазах Ложкина ещё светилась жизнь. Он пытался словно хлебнуть воздух, но в груди его раздавался лишь клёкот и ещё через секунду он выгнулся дугой, после чего затих.
- Добегался, дурак. - невыразительно сказал Бригадир. - Ну, он-то бомж вщивый, дурак пропитый, алкаголик конченный на такую глупость пошел понятно! А ты, Григорий, зачем соблазнился7 Что теперь с тобой делать? Тоже что ли собакам отдать на закуску?
Гриша приподнялся и попытался захватить Бригадира за ноги, но промахнулся. Охранник с автоматом переложил длинный фонарь из левой руки в правую и этим фонарем так ударил Гришу по скуле, что его швырнуло на стенку.
Рогожин сидел на турецкий манер, скрестив под собой ноги, таращился, улыбался, мычал и тыкал пальцем в дырку над головой, откуда все ещё доносилось рычание собак. Судя по всему глухонемой воспринимал всё происшедшее, как веселую забаву, которая не очень удачно кончилась.
Бригадир задумчиво смотрел то на Гришу, то на тело Ложкина, потом заметил неспешно.
- М-да... Набирать новую бригаду уже нет смысла. А впрочем, действия наши будут штатными. Доложим по начальству, пусть они и принимают генеральное решение. Я тут сам человек вольнонаемный.