— Ничего, — ответил Хэррингтон. — Он даже не успел открыть сейф.
Помощник Тейта привел заключенного. Коротышка Даусон производил впечатление человека, у которого сдали нервы. Он устало смотрел на меня.
— Я ваш адвокат, — сказал я ему. — Меня зовут Джеймс Уоткинс. Насколько я понимаю, вы хотите дать показания?
Он равнодушно пожал плечами:
— Так, наверное, проще?
— Как ваша нога? — поинтересовался Тейт. — Не беспокоит?
Даусон перевел взгляд на свою ногу:
— Нет. Пустяковая царапина.
Шериф повернулся ко мне:
— Знаете, почему я спросил у него о ране? В Шибойгене как-то арестовали мужчину за вождение автомобиля в пьяном виде. В полицейском участке он признал себя виновным в присутствии и с одобрения своего адвоката. И все-таки судья закрыл дело, объявив, что при даче показаний обвиняемый был слишком пьян и не мог отвечать за свои слова.
Я недоуменно смотрел на него, не улавливая связи между двумя случаями.
— Я хочу сказать — если человек страдает от огнестрельного ранения, —серьезно продолжал Тейт, — то суд может счесть его неспособным отвечать за свои показания и закроет дело. Осторожность никогда не повредит.
Даусон в задумчивости почесал лоб. Шериф насторожился:
— Болит голова?
— Еще бы! — отвечал Даусон.
Тейт повернулся к помощнику:
— Билл, дай ему две таблетки аспирина и стакан воды.
Даусон проглотил принесенные Биллом таблетки и только собрался что-то сказать, как шериф предупреждающе поднял руку.
— Аспирин, скорее всего, уже действует, но давайте для верности обождем минут десять.
Даусон бросил на меня взгляд и вновь пожал плечами. Я обратился к Хэррингтону:
— Вы видели подследственного рядом с сейфом?
— Не совсем так. Но черный ход был открыт, а я хорошо помню, как запирал дверь перед сном.
— Значит, вы выбежали на улицу и увидели в темноте убегающего человека? А может, вам только показалось, что он бежал?
— Он точно бежал, я помню, — твердо и уверенно произнес Хэррингтон. — Светила луна, и было очень хорошо видно.
— И тут вы начали палить во все стороны? Сколько выпустили пуль?
— Пять или шесть.
— И все по бегущему человеку?
— Естественно.
— А попала только одна? Да и та слегка оцарапала?
— Было темновато, — смущенно оправдывался Хэррингтон. Но тут же поправился: — Но не настолько, чтобы не видеть его. Просто я неважный стрелок. Вот в чем дело.
— Кстати, — сказал шериф Тейт, — одна из пуль пробила кухонное окно у Рея Янецки на уровне головы человека. Могла бы угодить в Рея, если бы тот не спал крепким сном, — он вновь обратился к Даусону: — Ну, как голова? Полегчало?
— Немного, — отозвался Даусон. — А как насчет завтрака?
Тейт слегка вздрогнул.
— Завтрака? Да, уж лучше снять показания позже, — быстро проговорил он. — А то придерутся… Скажут еще, что подследственного морили голодом, добиваясь показаний.
Через четверть часа помощник Тейта вернулся с подносом, полным еды.
Пока Даусон ел, я присматривался к Хэррингтону.
— А не имеете ли вы зуб на Янецки? Кому вы чуть голову не прострелили?
Голос Хэррингтона слегка дрогнул:
— К чему бы мне иметь зуб на Янецки? Он даже не из моих постоянных клиентов.
Листавший «Руководство» Тейт поднял голову:
— А что, Чак Биддл — сосед Янецки?
— Кажется, — ответил Хэррингтон. — И что с того?
Тейт повернулся ко мне:
— На той неделе жена Биддла прихватила с собой кое-что из магазина, не заплатив. Хэррингтон поймал ее.
Тот уточнил:
— Стащила бутылку ликера и две банки анчоусов. И зачем они ей?
Тейт кивнул.
— Биддл узнал, что Хэррингтон обратился ко мне, и страшно перепугался. Твердил, что надо решить дело миром, незачем, мол, выносить сор из избы. Угрожал, что иначе набьет Хэррингтону физиономию.
Я понимающе улыбнулся Хэррингтону: