Закончилась эпоха брежневского застоя. Страну ждали изменения. Какие именно, в курсе был только я. Оглядываясь на те года, что прожил в этой реальности, невольно подводил итоги. Каким-то прогрессорством я не занимался, можно сказать, просто устраивал свою жизнь. И кто сказал, что это плохо? У меня есть жена, сын Ромка, ставший по-настоящему родным отец, друзья, и буду надеяться, что отсутствуют враги.
Вечером по телевизору всем семейством смотрели повтор похорон Брежнева.
— Да нет же, было слышно, как гроб уронили, — доказывал мне отец.
На записи в программе «Время» звука, напоминающего падение, не было. Позже это станет одной из легенд похорон. То, что опускание гроба совпало с первым залпом орудий, поняли не все. Отцу тоже показалось, что гроб уронили, когда тот с грохотом опустился в могилу. Пришлось растолковывать нюансы церемонии.
Люди, смотревшие прямую трансляцию по телевизору, не увидели того человека, который давал отмашку для пушек. Безусловно, этот момент был отрепетирован заранее. Кто-то, оставшийся за кадром, чётко следил или отмерял время. Ровно в 12:45 гроб стали опускать, тогда и громыхнул первый залп. Опять же по телевидению мы не видели, что в могиле были оборудованы специальные направляющие. Всем показалось, что слишком быстро произошёл спуск.
Владимиру Петровичу о дате смерти Брежнева я сообщил почти за три месяца до этого события, в очередной раз удивив генерала своими предсказаниями. Вообще-то я и сам поразился, как всё совпало до малейших деталей. С другой стороны, если я где-то и вмешался в ход истории, то на здоровье Брежнева это никак не отразилось.
Хотя десятое ноября ждал с волнением. Ещё на работе проверил, что показывают по телевизору. У Ильи в кабинете стоял сей предмет. Как и ожидал — все развлекательные, спортивные и детские передачи заменили на концерты симфонической музыки.
Вечером я выслушал возмущения от Сашки. Погода была такая, что с мелким долго не погуляешь, а дома просто сидеть без телевизора скучно. Ромка у нас классный пацан. Возможно, я, как и многие родители, преувеличиваю, но двухлетний сын казался мне неимоверно смышлёным. Жаль, времени, свободного для семьи, у меня оставалось немного.
В этот год много чего закрутилось. В конце января умер Суслов, называемый в народе «серым кардиналом». После его смерти начались перестановки в верхах. Мало кто понял, что на самом деле происходило. С согласия Громыко, Тихонова и Устинова на место генерального секретаря ЦК КПСС стали готовить Андропова. Однако по политическим соображениям глава КГБ сразу не мог со своей должности стать генеральным секретарём. Пока Суслов сидел на Старой площади, Андропову путь наверх был закрыт. После же его похорон начались перестановки.
Естественно, что без согласования с Брежневым ничего не делалось. В мае 1982 года Юрий Владимирович покинул пост председателя КГБ в связи с избранием его секретарём ЦК. «Серый кардинал» наверняка в гробу перевернулся от такого решения. К слову, многие не понимали, как можно было комитетчика поставить заниматься идеологической работой. Это Суслов был всей душой предан тому, чем занимался, и посвятил воспитанию советских граждан всю свою жизнь.
Фактически это он руководил Госкомитетом по кинематографии, Госрадио, печатью, молодёжными организациями, Министерством культуры. Вся идеология и пропаганда как у нас в стране, так и за рубежом была завязана на «сером кардинале». Суслов писал многие тексты Брежневу и другим членам Политбюро для выступлений перед народом. Советская пропаганда этого периода всеми своими достижениями была обязана именно Михаилу Андреевичу.
Неугодные Суслову люди не появлялись на экранах и прочих публичных площадках. Зато те, кого он «пригрел», получали небывалые возможности. Любимчик «серого кардинала» Илья Глазунов свободно путешествовал по всему миру, рисуя портреты руководителей стран и видных политиков.
Если кто-то спросит меня, как я вижу образ классического коммуниста, проникнувшегося идеалами Ленина, то в моём представлении это будет Михаил Андреевич Суслов. На полном серьёзе! Несмотря на свою высокую должность, он не пользовался теми благами, что она давала. Это был совершенно неподкупный человек, довольствующийся минимумом в еде и вещах. К тому же педант, расписывающий по минутам свой день, строго соблюдающий субординацию и требующий этого от других.
Представьте себе одного из могущественных людей страны с маниакальной честностью и скромностью. Идеалист и утопист с закостенелым взглядом на жизнь. Менялся мир, развивалась наука и техника, трансформировались представления людей, жёны и дочери верхушки власти скупали бриллианты, советская молодёжь мечтала об американских джинсах, «жигулях» и прочих благах. Только Суслов надеялся всех перевоспитать, загоняя в рамки идеологии марксизма-ленинизма. И буквально «сгорел» на работе.
Ходили слухи, что причина смерти Суслова крылась в сильных переживаниях по поводу польских событий и таинственного самоубийства генерала Цвигуна. Заместитель председателя КГБ СССР генерал армии Семён Цвигун покончил с собой 19 января, а Суслов умер двадцать первого. По мне так эти два события притянуты друг к другу с большой натяжкой. Суслов был пожилым человеком. Семьдесят девять лет вполне достойный возраст, чтобы помереть и от других причин. По поводу шестидесятичетырёхлетнего Цвигуна вопросов было больше.
Наше управление в расследовании этого самоубийства задействовано не было. Даже Владимиру Петровичу пришлось довольствоваться скупыми строчками официальной версии, согласно которой Семён Цвигун тяжело болел раком лёгких и, не став дожидаться естественной смерти, застрелился. Дядя Вова с Цвигуном был знаком, пусть и не приятельствовал, но знал, что десять лет назад он перенёс операцию на лёгких. И вполне успешную. К тому же на руки семья Цвигуна получила свидетельство, где причиной смерти указывалась «острая сердечная недостаточность».
Илья попытался расспросить меня что-то по этому делу, но я развёл руками. Пусть и помнил заместителя Андропова по фамилии, но личной биографией никогда не интересовался и насчёт самоубийства генерала ничего сказать не мог. Илья перечислил гуляющие «среди своих» версии. По одной из них Цвигуна обвинили во взяточничестве в одном крупном деле о коррупции и он решил не дожидаться расследования.
Проблемы онкологии также отметать не стоило. Был рак лёгких, могли образоваться метастазы. Чем не предпосылки к самоубийству?
Ну и главным обсуждаемым вопросом была ссора Цвигуна с Сусловым по поводу любовника Галины Брежневой, артиста Большого театра Бориса Буряце. Этот роковой цыган был связан с уголовной группой, похитившей бриллианты у знаменитой дрессировщицы Ирины Бугримовой[1]. Ситуация там выглядела паршиво. Сомнительные свидетели уверяли, что видели некоторые украшения на Галине Брежневой. В ходе расследования её имя по-любому всплыло бы. И как отреагировал бы на это папа?
Из закрытых источников Владимира Петровича мы с Ильёй узнали, что скандал между Сусловым и Цвигуном вышел знатным. Оба психанули и разругались. Суслов был категорически против, чтобы в деле фигурировало имя Галины Брежневой. Бескомпромиссный и честный «серый кардинал» стоял на защите партийной идеологии, потому считал, что подобная огласка скомпрометирует не только семью Брежнева, но и всю партию (как будто в народе слухов о Галине и бриллиантах не ходило!).
А теперь сложите все эти события воедино и станет понятно, что поводов для самоубийства у Цвигуна хватало. То, что он не написал предсмертную записку, действовал спонтанно, воспользовавшись не личным табельным оружием, а пистолетом охранника, подтверждало эту версию. Замордованный, больной и усталый генерал приехал на дачу, где и свёл счёты с жизнью.
Суслов же в какой-то мере чувствовал свою вину и тоже переволновался. Пусть они с Цвигуном не дружили, но точки соприкосновения по идеологической работе имели. Семён Цвигун писал автобиографические книги о партизанских подвигах выдуманного персонажа майора Млынского. По этим книгам были сняты фильмы «Фронт без флангов», «Фронт за линией фронта», где в главной роли снимался Вячеслав Тихонов. Суслов высоко оценил сюжет фильмов, лично хлопотал о награждении премией Ленинского комсомола сценариста Семёна Цвигуна. Правда, в титрах тот упоминался, как Семён Днепров.
Когда же оба проявили принципиальность, то не смогли договориться, и ссора между Сусловым и Цвигуном стоила обоим жизни.
— А могли его и наши комитетские устранить, — не принял Илья ни одну из версий по Цвигуну.
— Могли, — не стал я отрицать. — Зачем только? Не помню я ничего такого-эдакого по этой личности. Был генерал, служил заместителем Андропова, ведал тайнами, но не такими, за что его могли убили.
— Возможно ты не в курсе, сам же говорил, что не интересовался биографией Цвигуна, — не соглашался друг.
— Илья, да какая нам разница?! Событие уже случилось, ничего не изменится и поиск кого-то причастного роли не играет.
С этим Илья согласился. Зато какие начались движения в верхах после смерти Суслова! Должность главного идеолога досталась Андропову. У многих такие перестановки вызвали недоумение. Прежде всего сами комитетчики удивлялись и ворчали по поводу замены и нового руководителя. На место председателя КГБ утвердили Виталия Васильевича Федорчука, что стало для меня откровенным сюрпризом. Дядя Вова меня ни о чём не спросил и не упрекнул. Он привык, что мои «озарения» случаются спонтанно. Зато Илья высказал, что думал. Мол, чего не предупредил?
— Да не помню я! Не помню такого человека.
— История свернула на другой путь? — озадачился Илья.
— Если бы. Предполагаю, что в моей памяти такая личность просто не зафиксировалась.
Федорчука перевели в Москву с Украины, где он был председателем КГБ союзной республики. Выбирал и назначал генерала армии лично Брежнев. На Лубянке такие изменения приняли молча и без особого энтузиазма, поскольку все прекрасно знали о нелюбви Андропова к Федорчуку, которому пришлось своё любимое детище передавать в «чужие руки». К тому же приказы и деятельность нового главы вызвали ропот и недовольство у личного состава.
До нашего управления доходили странные распоряжения и указания. Даже я, не испытывающий каких-то особых симпатий к Андропову, и то сожалел, что он нас покинул. За знание языка офицерам платили пять процентов от зарплаты. За второй язык ещё пять. Но в сумме не более десяти процентов, независимо от того, сколько иностранных языков ты знаешь. И вдруг с подачи Федорчука потребовали аттестацию и экзамены на подтверждения языка. Всё это отнимало не только время, но и действовало на нервы.
Владимир Петрович ходил мрачный и порыкивал на всех подряд. Чтобы как-то поддержать генерала, я ему и подсунул листок с датой смерти Брежнева и тем, кто станет генеральным секретарём. Владимир Петрович просчитал ситуацию на раз. Вслух ничего говорить не стал, но явно прикинул, что Федорчук задержится на должности председателя КГБ до ноября-декабря, а дальше предстоят очередные изменения в руководстве. Не оставит его Андропов главой. Жаль, имени следующего председателя я не помнил.
— И всё же гроб уронили, — вернула меня к просмотру программы «Время» Сашка. — Два человека не могли удержать такую тяжесть.
— Пушки это громыхнули, — повторил я.
— А почему тогда на повторе не гремят? — не сдавалась жена, подразумевая запись кадров в программе «Время».
— Чтобы люди слухов не плодили. Ладно, вы тут досматривайте, кто кому руку пожал и соболезнования высказывал, а я Ромку пойду спать укладывать и сам лягу.
Устал я за эти дни так, будто лично нёс на своих плечах гроб с Брежневым. Предыдущие три дня выдались особо хлопотными. Нас всех срочно и без исключения задействовали во встрече иностранных гостей, которые стали прилетать в Москву уже двенадцатого ноября. Практически все внутренние авиарейсы в столицу были отменены. Иностранные делегации прибывали круглые сутки. Сказывалась разница в часовых поясах. К тому же гостям рекомендовали прилететь заранее из-за погодных условий.
Руководителей братских социалистических стран встречали и провожали высокопоставленные лица, но представители КГБ в сопровождении были обязательны. Явно с подачи Владимира Петровича меня, в качестве переводчика и сопровождающего, на машине с водителем и одним охранником отправили встречать Генерального секретаря Компартии Великобритании товарища Макленнана. Собственно, мне было всё равно, кого сопровождать, но представитель англоязычной страны был в приоритете.
Такого беспорядка в Шереметьево мне ещё не доводилось раньше видеть. Москва была закрыта для въезда уже десятого числа, но на организационных вопросах это не сказалось. В аэропорту был полный бедлам и неразбериха! А какие лица толпились на выходе! Фиделя Кастро я узнал легко, а после с недоумением наблюдал, как он не менее часа ждал, пока подадут машину.
Обязательно по протоколу гостям положено было по прибытии произнести слова соболезнования. Для этого дела в Шереметьево дежурил председатель Совета Союза Верховного Совета СССР Щитков. К тому моменту, как я подвёл представителя шотландского народа, Щиткову уже было на всё наплевать. От него шёл запах крепкого алкоголя, но на ногах Щитков держался, хотя и с постной миной выслушал мой перевод слов Гордона Макленнана.
Нашей же группе сопровождения нужно было продолжать предписанные мероприятия. Сразу из Шереметьево гости отправлялись в Колонный зал, чтобы там возложить венки. Тот венок, с которым прилетел Гордон Макленнан, неожиданно потерялся. Кто взял и куда унесли, мы не заметили, но шотландца я успокоил, пообещав, что подберём любой венок на месте и возложим (их там с запасом должны были привезти). Главное, чтобы багаж доставили по назначению, а то будет совсем неловко.
Пока ждали автомобиль, неспешно беседовали о погоде. В Москве было два градуса, в Лондоне, естественно, теплее. Тема беседы быстро исчерпала себя. Шотландцы народ своеобразный. Из принципа могут сделать вид, что классический английский им незнаком. Кельтский язык, на котором любят говорить шотландцы, нужно знать, чтобы понять, а не вслушиваться в произношение, выискивая схожий аналог английских. К примеру, caileag — девочка на кельтском, girl на английском, произносятся и пишутся по-разному. Ещё шотландские существительные и местоимения имеют только мужской и женский род. Средний род исчез где-то в глубине веков, когда этот диалект трансформировался из древнеирландского языка в тот, что существует сейчас.
Мои познания в шотландском Макленнана сильно удивили. К тому же я поинтересовался, имеет ли Гордон отношение к шотландскому клану McLennan, и выслушал довольно интересную историю его родни. После мы переключились на футбол (на шотландском footboll произносится как fitby). Автомобиль наш всё не подавали, и я решил рассказать шотландцу анекдот про англичан.
Не знаю, появилась ли в это время мода перед футбольными матчами размахивать флагами, но в начале двадцать первого века это было очень популярно. В преддверии чемпионатов мира англичане, помешанные на футболе, разъезжали в автомобилях, украшенных флагами с красным крестом. Мой анекдот был из того времени.
— The government is concerned about how many English men have smaller than average penis so they asked all men who have this problem to fly a St.George flag from the windows[2].
Макленнан понял всю тонкость юмора без моих подсказок и хохотнул, но быстро взял себя в руки, сообразив, что смешки на траурной церемонии немного неуместны. Однако всю дорогу до Колонного зала шотландец нет-нет да начинал всхлипывать, сдерживая рвущийся наружу смех. Вот уж не знаю, что написали в отчётах водитель и охранник, но они с подозрением косились на «рыдающего» Макленнана, явно поражаясь тому, как так можно убиваться из-за смерти руководителя СССР.
К моему большому удивлению, в помещении, соседствующем с Колонным залом, где стоял гроб с телом Брежнева, шотландец отыскал венок с флагом Великобритании и резво потащил его возлагать. Тот это был венок, с которым прилетел Гордон, или другой, уточнять я не стал. Мы вполне могли умыкнуть венок, предназначенный для министра иностранных дел Великобритании, тоже прибывшего на похороны.
Покончив с обязательными мероприятиями, занялись размещением шотландского коммуниста в гостинице. Позже вместе обедали и ужинали. Где-то гулять по Москве прибывшим иностранцам не рекомендовалось, но у себя в посольстве Макленнан отметился (без моего участия). Снова я сопровождал его уже непосредственно в день похорон. Выдвинулись мы заранее в восемь утра и сразу отправились на Красную площадь. Совсем близко на автомобиле подъехать не получилось. Пропуск у нас имелся, но оцепление пропускало пеших иностранцев без сопровождающих и переводчиков. Оргкомитет по похоронам разрешил проходить к мавзолею только гостям.
Так случайно получилось, что пока один милиционер разглядывал пропуск и пояснял охраннику, почему тот не может пройти, я болтал с Гордоном. Одежда у меня всегда немного выделялась на фоне того, что носят наши граждане. Илья уверял, что и внешне я держусь и веду себя не как среднестатистический советский человек. Мажор, одним словом. В общем, в оцеплении меня посчитали тоже иностранцем и пропустили дальше, показав, куда именно нужно идти.
Представителей от социалистических стран и глав компартий собрали слева от мавзолея, остальных справа. На кадрах программы «Время» кажется, что мы все стоим организованной компактной группой. На самом деле толчея была ещё та.
Прибыть на Красную площадь рекомендовалось в восемь тридцать утра, а опустили гроб с телом в 12:45. Всё это время пришлось стоять на холоде и выслушивать нудные речи, звучавшие с трибуны мавзолея. Кроме меня, переводчиков с английского не было, и к нам с Гордоном протиснулись ближе те, кто жаждал услышать перевод речей. У меня же было одно желание, чтобы это это всё побыстрее закончилось. Никакого пиетета и сожаления по почившему руководителю страны я не испытывал. Если кого и волновали, какие последуют изменения в руководстве страны, то точно не меня.
Владимиру Петровичу нарисовал очередное озарение — символичную могилку с надписью «Ю.В. Андропов. Дата смерти февраль 1984». Нужно ли говорить, что такой прогноз генерала сильно озадачил, но он не усомнился. К тому же когда умрёт Брежнев, я предсказал безошибочно.
В комитете о смерти Брежнева узнали сразу, но всем рекомендовалось не распространять информацию до официального сообщения. Чушь полная. Какая разница и что это могло изменить? Придя домой вечером, я сразу сказал, что праздничного концерта, посвящённого Дню милиции, не будет.
— Саша, родителям не вздумай звонить, — предупредил жену. — Завтра они всё узнают.
Вообще-то тёща сама заинтересовалась такими странностями: отчего отменили концерт, что за ерунда показывается по телевидению, но ответов она не получила.
— Завтра в десять утра узнаете, — повторил я. — А пока смотрите фильм «Депутат Балтики».
— Шурка, а сведения точные? — недоумевал отец. — Седьмого ноября Брежнев всех приветствовал.
Я демонстративно закатил глаза, отвечая таким образом на все вопросы сразу и выражая мнение о той речи, где «сосиски сраные»[3] чередовались с не менее изысканными перлами «дорогого Леонида Ильича».
Примерно как в том анекдоте: «Правда ли, что Брежневу собираются присвоить звание генералиссимуса?»
«Правда. И если он это слово сумеет ещё выговорить, ему также дадут народного артиста».
— А кого выберут вместо Брежнева? — не отставала Сашка с расспросами.
— Андропова.
Так-то его ещё только двенадцатого ноября изберут генеральным секретарём, но я выложил эту информацию.
— И что же будет? — поохала Саша.
«Что будет и как нам дальше жить?» — задавались вопросом многие. Не то чтобы все поголовно любили Брежнева, но он давал людям иллюзию стабильности. К переменам и чему-то активному наш народ пока не привык. Тут ещё всяческая траурная символика на улицах создавала гнетущее впечатление. На зданиях различных организаций, школ, вузов крепили красные флаги с чёрными лентами.
Имеющиеся специальные крепежи для флагов предусматривали немного другое расположение древка. Стоя на светофоре в ожидании зелёного сигнала, я наблюдал, как мужики пытались на фасаде какого-то НИИ закрепить флаг строго горизонтально к поверхности. Получалось у них не очень, но работники старались привязать флаг под нужным углом.
У нас в управлении тоже чёрных ленточек и портретов развесили. Илья как член парткома провёл собрание в коллективе. Формальность полная. Невольно я смотрел на это действо как бы со стороны. Вроде и правильные слова говорят люди, но не верю я в их искренность. С Ильёй-то всё понятно. Он рвётся по служебной и партийной лестнице, пока есть такая возможность. А другие коммунисты произносили речи именно потому, что так положено.
По негласному правилу, действующему в КГБ, весь офицерский состав должен быть партийным. Как будто это влияет на характер или суждения человека! К началу восьмидесятых годов вера в идеалы коммунистического строя сошла на нет. Безусловно, истинные и ярые партийцы переживут девяностые годы. Компартия будет существовать и двадцать первом веке. Другой вопрос, что вступать в коммунистическую партию будут по желанию, а не потому что так надо и в обязательном порядке.
Пока же мы слушали выступление Ильи о «пламенном борце, дорогом и любимом Леониде Ильиче».
Бугримова являлась первой в СССР женщиной-дрессировщиком. В её группе животных было около 80 львов, восемь лошадей, двенадцать собак.
Шотландский анекдот про англичан: «Правительство обеспокоено тем, сколько англичан имеют пенис размером меньше среднего, поэтому они просят всех мужчин, у которых имеется эта проблема, вывесить из окон флаг Святого Георгия». (Белый флаг с красным крестом — флаг Англии).
Руководство мясокомбината в панике: по слухам, товарищ Брежнев в последнем выступлении подверг резкой критике качество продукции комбината. К счастью, тревога оказалась ложной. Как выяснилось, Леонид Ильич сказал вовсе не «сосиски сраные», а «социалистические страны».Брежнев читает доклад на съезде партии: — Социалистические государства идут на говно… (задумывается) — На говно… (хмурится) — На говно… (тут ему шепчут: переверните, мол, страницу) — Нога в ногу со временем…