— Прошу извинить меня, — несмотря на радушие, было ясно, что хозяин не придает своим словам никакого значения, — за это маленькое приключение в стиле «Новой тысячи и одной ночи». Входите, сэр, входите! Мое имя Мантлинг, я ваш принц Флоризель Богемский — верно, Джордж? Это мой дом. — Он громко расхохотался. — Вы еще не ужинали? Хорошо! Может быть, стаканчик хереса? Или вы предпочитаете коктейли? Лично я, например, не люблю коктейлей. Херес? Хорошо! А теперь, сэр, как любят говорить люди коммерции, перейдем прямо к делу: если вы располагаете несколькими свободными часами и являетесь азартным человеком, я могу предложить вам развлечение самого лучшего сорта. Верно, Джордж?
Колоритной фигурой был этот лорд Мантлинг. Он явно веселился — обширное пространство его крахмального пластрона колебалось от едва сдерживаемого смеха. В нем было на два или три дюйма больше шести футов. В тяжелые черты его лица, расчерченные неглубокими морщинами, врезалось — казалось, навечно — ленивое благодушное выражение. К крупной голове, посаженной на бычью шею, лепились мелкие колечки проволочно-жестких темно-рыжих волос; у него были голубые глаза, часто мигающие из-под рыжих клочковатых бровей, и широкий рот, который Мантлинг при смехе разевал так широко, что можно было пересчитать все зубы, кроме самых дальних. На нем — как и на всякой вещи в этом доме — лежал отпечаток безвкусной пышности: на мизинце он носил массивное кольцо с опалом, а его одежда имела особый, характеризующий владельца покрой. Он как нельзя лучше вписывался в интерьер собственной студии, посередке между примитивными одеялами и лучшим английским дубом. С видом фокусника Мантлинг распахнул крышку сигарной коробки, толкнул коробку через стол к сэру Джорджу, затем резко развернул ее так, чтобы Джордж мог достать сигару, и снова расхохотался.
— Мне в голову пришла одна идея, — заявил он и по-обезьяньи выпятил грудь. — Неплохая идея, хотя Гаю она не понравилась, да и этот парень, Бендер, кажется, тоже не в восторге. В любом случае не стоит посвящать в дело Джудит. Сегодня вечером мы устроим спектакль, в котором мне отведена роль принца Богемского. Да, я знаком со Стивенсоном и с его «Новой тысячью и одной ночью», хотя по мне не скажешь, что я любитель чтения. Не скажешь ведь? Не скажешь! Мне нравится название. Это чертовски хорошее название. Оно подходит нам лучше любого другого. — Он задумался, потер подбородок, затем хмыкнул и потер руки. — Ну, по-моему, пора начать наше представление. Что скажете, сэр? Готовы немного поразвлечься?
Терлейн сел.
— Я благодарен принцу Флоризелю Богемскому, — сказал он. — Но мне хотелось бы больше узнать о предстоящем действе. Если я не ошибаюсь, в первом приключении ваш тезка со своим конюшим попадает в Клуб самоубийц, члены которого должны были тянуть карты, чтобы узнать, кто из них…
Он замолчал. Лорд Мантлинг быстрым движением захлопнул крышку ящика для сигар — будто поймал что-то.
— Не думал я, что к нам пожалует ясновидящий, — сказал он. — Верно, Джордж? — Терлейн поежился под взглядом голубых глаз, неожиданно ставших льдисто-холодными, немигающими. — Или, может быть, вы что-нибудь знаете об этом деле? Извините, я не совсем расслышал, как вас зовут, доктор… Вы врач?
Терлейн мог бы поклясться, что в казавшихся такими безобидными глазах Мантлинга теперь было подозрение. Но подходящего ответа он придумать не успел — вмешался сэр Джордж. Он подробно представил Терлейна, упомянув об их личном знакомстве.
— Всему этому есть простое объяснение, — продолжил он, потирая лысину с истинно пиквикской простотой, которая временами могла быть очень обманчивой. — Неудивительно, что доктор Терлейн сегодня оказался в нашей компании. Черт возьми, я, кажется, начинаю вспоминать. Когда я упомянул, что вечером у меня дела на Керзон-стрит, ты, Майкл, ответил, что мы можем наткнуться друг на друга, так как ты хочешь пойти посмотреть на развалины.
«Неуклюжая отговорка, — подумал Терлейн. — Джордж мог бы и получше. Наверное, просто растерялся. И все же интересно, почему он считает, что Мантлинга надо брать бархатными рукавицами, и почему он нервничает?» Мантлинг снова стал само добродушие, применив, похоже, единственный известный ему прием дружеского общения — громогласную искренность.
— Не обращайте на меня внимания, — сказал он, растянув рот в искренней улыбке. — Манеры у меня никуда не годятся. Наверное, слишком много времени провел в джунглях. Ха-ха. И мне не очень нравятся врачи, хоть Джудит и помолвлена с одним из их братии. Возьмите сигару. А, вы уже взяли. Тогда скажите мне по секрету. — Он понизил голос, пошире раскрыл глаза и с заговорщицким видом наклонился через стол. «Ни дать ни взять — бык-революционер», — подумал Терлейн. — Как вы догадались, что мы будем тянуть карты? А?
— Ну, это первое приключение в «Новой тысяче и одной ночи». Кроме того…
Он замолчал, припоминая.
— Кроме того? Ну?
Терлейн с неохотой рассказал о рассыпавшихся картах. Мантлинг подошел к стене и дернул шнурок звонка. Затем прошел в другой конец комнаты и открыл дверь в холл с таким видом, будто устроил дворецкому хитроумную ловушку. Сэр Джордж воспользовался этими манипуляциями, отвлекшими лорда Мантлинга, чтобы прошептать:
— Во имя Господа, не упоминайте врачей в разговоре.
Терлейном овладело странное чувство ирреальности происходящего, будто и лорд Мантлинг, и Джордж — лишь персонажи его сна, и одновременно он вспомнил, что все может оказаться розыгрышем, и тогда их поведение вполне объяснимо. Хотя по лорду Мантлингу не скажешь, что он в состоянии кого-то разыграть. Когда появился дворецкий, он спросил:
— Шортер, вы видели карты, рассыпанные по полу в холле?
— Да, сэр.
— И как, по-вашему, они там оказались?
Дворецкий замялся.
— Я думаю, они лежали на шкафу, сэр, и кто-нибудь задел их, когда проходил мимо. Они и упали. Наверное, он шел в столовую. Карты я подобрал.
— Кто это «он»?
— Не знаю, сэр.
— А что делали карты на шкафу, вместо того чтобы лежать где-нибудь на полке?
— Сэр, когда я в последний раз их видел, они не были на шкафу. Я положил свежую колоду в ящик — приготовил к сегодняшнему вечеру, как вы и приказывали. Их… мм… наверно, достали оттуда.
— Достали? Хм, понятно, — без выражения сказал Мантлинг. Он повернулся, решительной походкой подошел к столу и стал барабанить по нему костяшками пальцев. — Ну хорошо. Кстати, а где остальные?
— Господа Карстерс и Равель в гостиной, сэр. Мистер Бендер еще не спускался, как и мистер Гай и мисс Изабелла. За мисс Джудит заехал доктор Арнольд, и они вместе куда-то отправились.
— Ясно. Шортер, максимально серьезно отнеситесь к следующему поручению: проследите, чтобы сегодня вечером у нас была свежая колода карт: в упаковке, с печатью. Это важно. Можете идти.
Когда за дворецким закрылась дверь, Мантлинг повернулся к Терлейну, который уже начал гадать, не занесло ли его в какой-нибудь игорный дом. «С Мантлинга станется», — с некоторым неудовольствием подумал он. Мантлинг мрачно улыбался, теребя кольцо на пальце.
— Вы, наверное, задаетесь вопросом, — сказал он, — зачем мне такие предосторожности? Сэр, не стоит беспокоиться. Вас пригласили только как свидетеля и гаранта чистоты эксперимента. В игре вы не будете принимать участия.
— В игре?
— Да. Вы увидите, почему я должен быть уверен, что карты не подтасованы. Сегодня вечером несколько человек будут участвовать в игре, которая может оказаться весьма опасной. Мы будем вытягивать карты, чтобы определить, кто из нас умрет в течение двух часов.
Мантлинг снова оглушительно расхохотался. Он глядел на Терлейна так, будто провел над ним какой-то остроумный эксперимент, а Терлейн этого даже не заметил. Терлейна передернуло. Он мысленно поморщился и уставился на тлеющий конец своей сигары. Если бы не присутствие сэра Джорджа, он бы подумал, что попал в сумасшедший дом.
— Понимаю, — сказал он с некоторым усилием. — Все-таки я угодил в очередной Клуб самоубийц.
С лица Мантлинга ушло напряженное выражение, и большая часть его зубов сверкнула в довольной улыбке.
— Хорошо! Мне это нравится, — кивнул он и, засопев, сел. — Еще раз прошу прощения за грубость. Нет, здесь не Клуб самоубийц. Я считаю эту затею просто глупостью, но она мне нравится. А теперь — к делу.
— Кстати, насчет времени, — проворчал сэр Джордж. — Послушай…
— Подожди, — бесцеремонно прервал его Мантлинг. — Я сам скажу. Мой брат Гай занимается историей семьи, он посвятит вас во все детали. Он может рассказать вам несколько зловещих историй. Но я, как глава семьи, оставляю за собой право открыть бал.
Этот дом был построен шесть поколений назад, в 1751 году, прапрадедушкой моего отца. Тогда у нас еще не было ни особенных денег, ни титула. Средоточием сегодняшней игры станет одна из комнат — та, к которой ведет коридор из столовой. В 1876 году, после смерти моего деда, ту комнату заперли и запечатали, привинтив дверь к косяку шестидюймовыми шурупами. С тех пор в ней никто никогда не бывал. Никто туда и не стремился. И если бы не одно обстоятельство, комната так и осталась бы закрытой во веки веков…
Похоже на тайную комнату Синей Бороды, верно? Лично я всегда хотел туда попасть. В детстве я, бывало, говорил себе: «Алан, когда старик отдаст богу душу и все здесь будет твоим, ты просто обязан будешь пробраться в ту комнату, приняв все меры к тому, чтобы не умереть в течение двух часов». Но старик все предусмотрел. — Мантлинг кивнул, хлопнул ладонью по столу и ворчанием выразил одобрение покойному отцу. — Ловко он все проделал! По завещанию — старик был очень консервативен и свято чтил право первородства — я получал все, но при одном условии. Условие такое: никто не должен заходить в эту комнату до тех пор, пока дому не придет конец.
Ха! Конечно же я не стал переворачивать собственную тележку с яблоками. А вы бы как поступили? До недавнего времени я запрещал себе думать об этой комнате. И тут начали сносить старый Мейфэр — может, и к лучшему. Ловкачи скупают всю землю в округе. Собираются понастроить здесь высоток и кинотеатров. Заметили, наверное? Для меня этот дом — одно разорение. Он никому не нравится, кроме Изабеллы и Гая, а я плачу за него такие налоги, что мог бы купить остров где-нибудь на пересечении торговых путей. Компания «Крест билдинг девелопмент» за одну землю предложила мне двадцать тысяч чистыми. Я подписал контракт. Через неделю дом начнут сносить, так что я вправе открыть комнату Синей Бороды.
Он наклонился, взявшись руками за край, будто собирался толкнуть стол вперед, и пристально посмотрел на Терлейна.
— А теперь позвольте задать вам вопрос. Вы слышали о моем отце. Как по-вашему, старый пройдоха Мантлинг был суеверным человеком?
— Я не был знаком с ним лично, поэтому…
— Тогда я вам сам скажу. Не был, — сказал сын старого лорда Мантлинга с коротким лающим смешком. — Верно, Джордж? — Он оглянулся на Джорджа, и баронет кивнул. — Более твердокаменного куска здравого смысла я в жизни не встречал. Но в это он верил. А мой дед? Он стоял у истоков финансового благополучия нашей семьи. Во время — как там вы ее называете? — промышленной революции он выжал все соки из трущоб Манчестера. Он не только верил; он умер в той комнате — так же как остальные. Именно поэтому мой папаша ее и запечатал. Это я вам для того рассказываю, чтобы вы забыли обо всякой ерунде вроде проклятия или призраков. Никаким проклятием тут и не пахнет. В той комнате люди по-настоящему, без дураков, умирали — а может, и еще умрут. Еще стаканчик хереса?
Терлейн использовал долгую паузу, во время которой Мантлинг добирался до графина, для того, чтобы обменяться взглядами с сэром Джорджем. Тишина нарушалась только сопением Мантлинга. Терлейн тихо спросил:
— От чего они умирали?
Мантлинг заворчал: