— А Шрапнелю сколько лет? — сразу спросила Малгося.
— Около шестидесяти, — ответил Собеслав. — У ментов есть дата его рождения, да я не обратил внимания.
— А следовало бы…
Мы в полном составе сидели там, откуда началась вся эта история, то есть у меня, и обменивались мнениями. Пан Ришард доложил нам о проделанной работе. Он взял на себя труд посетить все те места, куда на неделе ездил его шофер, уже во второй половине недели. Собеслав и Юлия выкладывали все о Пасечниках, Малгося с Витеком привезли вести от Марты, которая занималась жеребцом в Лонске и не могла лично принимать участие в нашей конференции, а Тадик забежал по дороге просто из любопытства. Материала для обсуждения у нас накопилось множество, еды, к сожалению, поменьше, пришлось прибегнуть к замороженным продуктам. Но все равно были оладушки с подливкой, бобы и многочисленные сырки.
— Подскажи своему фотографическому поклоннику ревматизм, — посоветовала Юлита Собеславу, и тот послушно вытащил сотовый.
А пан Ришард глубоко задумался, глядя в окно.
— Потерял! — решительно заявил он. — Вспомнил и теперь не сомневаюсь. — Он привез сантехнику, ее вытаскивали из его машины. И Хеня тоже. Чуть унитаз не уронил, потому что унитаз парень держал одной рукой, а второй что-то заталкивал в карман. Вот, четко вспомнил — и в карман заталкивал что-то такое разноцветное. Всего-то секунда, мелькнуло перед глазами. Могу поклясться. Или, если надо, и быть свидетелем.
— Раз он так об этой вещи заботился, мог ее затолкать в карман и на месте преступления, — заметил Тадеуш. — Это делается машинально, по себе знаю.
— А как сюда пришпандорить ревматизм? — спросил Собеслав, все еще с включенным сотовым в руке. — Что вообще с ним делают?
— Его смазывают всякими мазями!
— Энергично втирают в него камфорное масло!
— Прикладывают сухой компресс!
— Сильно втирают и заворачивают в теплое!
Все советы посыпались одновременно, и все надеялись, что собеседник Собеслава сам услышит их. А наше знание предмета объяснялось тем, что у Малгоси мать была врачом, у Юлиты врачом была тетка, у Тадика сестра работала в больнице, а у меня был жизненный опыт.
— Смазывают… — начал было Собеслав. — А ты сам слышал?
— Отличное средство! — заорала я.
— Отличное… а это ты тоже услышал. И втирают… Понятно. Тогда всё.
Витек подвел итоги:
— Тот, кто нашел, тюкнул Кшевца и бросил подозрения на Хеню из-за его шарфика. Кто-нибудь помнит, когда шарф был у парня и когда его уже не было?
— Сантехнику он привозил в пятницу в первой половине дня. Тогда шарфик у него еще был.
— А потом?
— А потом никто не знает. А если и знает, не признался.
— Вам, пан Ришард, надо было составить список клиентов Хени.
— Я и составил, — спокойно ответил пан Ришард и вытащил из кармана записную книжку, а из нее листок бумаги. — Вот тут записаны все клиенты той пятницы. Пожалуйста.
Мы, как гиены на падаль, набросились на несчастный листок. Унитаз — Рухлицкий. Гвозди — Бартицкая, Адамский. Кафель — Бартицкая, Фрымник, Давиды, Брыгач, Есенский, Бруздовая, Вишневский, Грабалувки, Бадылярская, Майда. Бензозаправка — Краковские Аллеи, Гваш…
— Здорово наездился, — сочувственно заметил Витек. — Как он успел? В пятницу всегда пробки.
— Ох, не только по пятницам, — вздохнул пан Ришард. — Вот еще: у Есенского он сбросил груз, там Грабалувки близко, он потом туда за ним поехал, нам понадобился, и только после этого дальше. И еще за саженцами ездил.
— Майда, — фыркнула я. — И тут Майда. Где он только не попадается!
— А Шрапнель? — вдруг заинтересовался Собеслав. — К Шрапнелю он не ездил?
— Не знаю я никакого Шрапнеля.
— Так кто же он, этот ваш Шрапнель? — спросила Малгося. — Я тут все систематизирую и хочу знать.
— А разве тебе Марта не говорила?
— Марта ни о каком Шрапнеле не говорила, только о болезнях растений.
— А мне успела позвонить и сообщила, что вроде бы именно он погряз в растительных болезнях. Или не она? Кто-то мне это говорил.
— И Шрапнель стибрил зажигалку? — удивился Тадик.
— Я говорил, — вспомнил Собеслав, что Шрапнель заварил грандиозную аферу, но он проходит не по отделу убийств, а по экономическим преступлениям. Оказывается, это были не только проделки моего брата.
— Минутку, — вмешалась я. — Давайте сначала отработаем лично знакомых нам людей. Так что с Пасечниками? Вы всего два слова о них сказали. Юлита, рассказывай. Как оно все там было?
Юлита смутилась, недовольно глянула на меня и тяжело вздохнула.
— Ужасно. Они пытались ничего нам не сказать, а от нас все выпытать. У меня чуть не вырвалось, что ведь это мы в конце концов обнаружили труп пана Мирека, но я сдержалась и, чтобы успокоиться, пошла в туалет. Нет, они не побежали вслед за мной. Собеслав остался. А я, как могла, осмотрела квартиру.
Собеслав тоже вздохнул.
— Бригиду Майхшицкую они прекрасно знают, хотя попытались отпереться от этого знакомства, ну уж тут мы не позволили. Пытались запутать нас, искажая события, но опять же это им не удалось. Их смертельно напугал намек на то, что они могли что-то вывезти. Но слово за слово, и выяснилось — они думали не о зажигалке, а о янтаре.
— Что?!
— Это я пришел к такому выводу. Пасечник и в самом деле золотых дел мастер, он и янтарем занимался. Вывозили они его от нас нелегально, и теперь приехали за новым товаром, Вивьен должна была его им достать, а посредником был, увы, мой брат.
— В контрабанде?!
— Не только, вообще во всей цепочке добычи янтаря.
— Откуда вы это знаете? — удивилась я. — У вашего брата и крошки янтаря не было.
— Нет, был, — тихонько проговорила Юлита.
Удивленные и заинтригованные, все уставились на нее. На лице пана Ришарда явно читалось подозрение. Юлита обратилась прямо к нему:
— В той комнате, где покойник… вы не обратили внимания? Из опрокинутой люстры мне какие-то мелкие камушки высыпались на ноги, и только сейчас я сообразила, что это был янтарь. Я же знаю, как выглядит необработанный янтарь, у Иоанны я видела его сколько раз. А там… немного его было, всего с полкило. Но был!