- А ты куда прешься? - тычок стволом автомата в брюхо.
- Туда.
- Ты проститутка, что ли?
- Обижаешь, командир...
- Ну и вали отсюда. Жди, когда позовут.
В Зале вскоре стало тесно, душно от запаха духов, весело. Девицы тусовались между собой не по цвету волос и телесным формулам (вроде как: блондинки - налево, брюнетки - направо, а худенькие - вообще на балкон), а по табели о рангах, согласно социальному статусу. Уличные сбились в свою стайку, гостиничные - в свою, девушки по вызову, квартирные - особая группировка. Меж ними порхали малолетки, личного статуса еще не имевшие, заигрывали со старшими, перешучивались, задирались, сверкали ясными детскими глазками - им интересно было. Как гимназисткам на первом балу.
Приползли даже две вокзальные - пьяные до безобразия и грязные как половые тряпки. Они забились в уголок, подперли стены и тут же мирно заснули, стоя. Уморились, стало быть, на производстве.
На нас с Волгиным - никакого внимания. Всюду - щебет, визги, смех, ругань, обмен новостями через головы, какие-то старые счеты, какие-то новые планы. Ну прямо долгожданное общее собрание коллектива со свободной повесткой дня, когда можно, оставив на время трудовые заботы, потрепаться за жизнь.
Внимание мое привлекли - вот уж кстати, совсем было о них забыл кокетливые молодые люди бывшего мужеского пола: на встречу явилась в полном составе секция городских голубых и иных бледно-розовых лиц нетрадиционной сексуальной ориентации. Но с ними проще - не зря же в Зоне спецбарак строится, надо будет в нем особое отделение выгородить.
Я окинул собравшихся печальным взором: такое обилие молодых и красивых в основном девушек в одном месте навело меня на грустные мысли. И беспощадные к тому же.
Как ни говори, а эта гнусная сфера обслуживания втягивает в себя золотой генофонд нации. Сколько их уже - молодых, красивых, здоровых отторжено от нормальной жизни, от интересов государства. Среда отработает их до полной непригодности и выбросит, изжеванных и измятых, с искалеченной психикой, с необратимо подорванным здоровьем. Рожать они не будут. К нормальному труду не вернутся. Среди этой социальной группы очень высок процент алкоголизма и наркомании, суицида и психических заболеваний.
И не случайно уже сейчас лежит на них, несмотря на молодость и боевую раскраску, печать чего-то несвежего, помятого, в пятнах. Вроде как совсем еще не старый диван в гостиничном номере - не скрипит, обивка не засалена, лак на спинках не помутнел и не потрескался, а вот отталкивает он, вызывает стойкую брезгливость - ведь кто только на нем не валялся: и пьяный, и больной, и грязный как свинья...
Да, господа демократы, вы и за это ответите. Дайте только время до вас добраться. Я всех ваших женщин - любимых, родных и близких - и вас самих следом на панель пущу. Вы у меня дерьма хлебнете...
Молча вошли Майоровы парни и встали вдоль стен. Девицы им обрадовались, начали заигрывать. Но ребята смотрели на них с откровенной жалостью и презрением.
Что ж, пора.
Мы с Волгиным поднялись на подиум, он представил меня и дал слово.
Никогда еще не выступал перед таким интересным контингентом. Они оглядели меня с ленивым интересом. Оценили, взглядами обменялись впечатлением - подхожу ли в качестве клиента. Полагаю, шансы мои были невысоки.
Ну это мы еще посмотрим.
- Дорогие проститутки, - произнес я душевно, но меня тут же перебили, поправляя:
- А мы здесь разные. Не только дорогие.
- Я не о вашей цене, - пояснил терпеливо, - это обращение такое. Уважаемыми я вас назвать не могу, потому что не уважаю, - пусть сразу поймут, что от меня ничего хорошего не дождешься. - И мужиков, которые пользуются вами как подстилками для отправления своих биологических потребностей, презираю. Но я не об этом. Об этом вам уже родители говорили.
- И в школе тоже! Два раза, - выкрикнула юная черноволосая девушка, похожая на испанку. - И Достоевский об этом писал.
- Так вот, девочки, я с Достоевским в этом вопросе солидарен. И потому на захваченной мною территории я упраздняю вашу профессию. Отныне она вне Закона: занятие проституцией в любой форме подлежит уголовному преследованию.
Тут повисла такая тишина, что я испугался. Казалось, даже дышать забыли.
Сейчас бунт начнется? Или позже?
- Аплодисментов не слышу...
- А что нам делать? - зазвенел из глубины зала испуганно-возмущенный голос. - Чем жить? Ты нас кормить будешь?
- Так вы с голодухи на панель пошли? - ужаснулся я. - Ради куска хлеба? Все-все?
- Все! Все! И я! И я тоже!
- И брали за труды и унижение хлебом?
Не сразу нашлись с ответом.
- Деньгами на хлеб.
- Ну что ж, заработки на хлеб я вам обеспечу. Но вот что к этому добавлю: знаю я одну женщину в нашем городе, она потеряла мужа, работу, на руках у нее - безнадежно больная мать и малый ребенок...
- Ах, как жалко...
- Так вот, эта женщина не то что на панель, она замуж не пошла за хорошего, обеспеченного мужика, который давно ей предлагал и руку, и сердце и который снял бы все ее проблемы. И знаете почему? Она объяснила: но ведь я не люблю его...
- Такие дуры и в других городах есть, - обидчиво возразили в два-три голоса.
- Есть, - согласился я. - И много. И мужики есть такие: умрут с голоду, а чужое не возьмут. Только они не дураки и не дуры. Это явление совсем другим словом определяется. Впрочем, вам этого не понять. Да вас это теперь и не касается. У вас иные проблемы. Придется вам, дорогие и дешевые, осваивать новые специальности. Мирные, стало быть. Со своей стороны обещаю, что всем вам будут предоставлены рабочие места на производстве. Кто пожелает - может пойти учиться...
- А чему нам учиться? - Это опять похожая на испанку нахалка выступила. - Мы уже все умеем.
- Это не то умение, - усмехнулся я. - И не совсем общественно полезное. Городу, например, очень штукатуры нужны и маляры. Сейчас вы пройдете регистрацию и можете с этой минуты начинать новую жизнь.
- А кто не хочет? Может, я по призванию работала? Может, у меня темперамент горячий?
- Даю справку: тем, у кого призвание и темперамент горячий, я предоставлю работу по прежней специальности. Зарплата стабильная, премиальные. Два выходных дня. По договоренности возможна доставка на рабочие места спецтранспортом.
Вот тут и грянули с облегчением долгожданные аплодисменты. Я поднял руку.
- Поясняю. Работать по специальности будете в Зоне, по обслуживанию заключенных. У них тоже темперамента хватает. Там уже строится для вас спецпомещение.
- А премиальные? - растерянно, по инерции, еще полностью не осознав размеры катастрофы, спросила испанка.
- Это просто. Зеки в качестве поощрения будут делиться с вами посылками и передачами. Тем более что вы не только по призванию, но и за кусок хлеба.
И пока они врубались, затаив дыхание, я обратился к голубым нетрадиционалам:
- Как источнику заразы, разврата, совращения малолетних, вам нет места среди нормальных людей. Ваша голубая сексуальная свобода кончилась. Косметички при вас? Вот и хорошо. Грузитесь в автобус, вас сейчас же доставят в Зону, в спецбарак.
Голубые с визгом бросились врассыпную. Наши ребята быстро их блокировали и, невзирая на "кулачки и царапки", вытеснили за дверь, а там покидали в автобус и помахали вслед платочками.
- Ну что, девочки? - обратился я вновь к напуганным проституткам. Определились в своих пристрастиях? Готовы отказаться от позорного ремесла? И заняться созидательным трудом?