Вот, господа бандиты, урок истории вам. Было такое, кажется, с князем Игорем. Достал он своим немереным рэкетом мирных древлян, и раскидали его березами по лесу.
- Сегодня их ждете? - спросил Зайцев.
- Ждем вот.
- Ладно, - сказал я, - разбирайте свои ружья, становитесь в строй. Поможете нам. Только больше так не поступайте. Не ваша это забота - наша. А ваша забота - пахать да сеять и нас кормить досыта, чтобы мы силой наливались и бандюков не боялись.
Горшеня улыбнулся.
- А что, ребята, пока ждем, может, по рюмашке?
- Да кто ж откажется? - поймал мой взгляд участковый. - Ты только сходи, хозяек своих успокой. Скажи, мол, друзья в гостях.
- А вот про вас, товарищ Сергеев, хороший слух ходит. Будто вы всех бандитов без суда расстреливаете, так ли?
- Кто заслужил - обязательно.
- А этим... чего ж будет?
- По-старому, - сказал Зайцев, - посадили бы их, кого на сколько. А у нас сейчас другая милиция, своя. Со своими законами.
- Разберемся, - пообещал я. - По-быстрому. По-новому. Кого кастрируем. Кого повесим. Прямо на площади, принародно. У меня такой Закон сейчас.
- Правильный Закон, - Горшеня протянул навстречу моей свою рюмку. Одобрит народ. Озлобился он, устал. Бояться устал. И не столько за себя боишься, как за своих. Бей их, полковник, без разбору и жалости. Они первые начали. А мы вам подмогнем,- улыбнулся хитро, подмигнул. - Подкормим твоих ребят. Чтоб крепче бились.
Это верно, каждый своим делом должен заниматься. Кто - мирно трудиться, а кто - охранять мирный труд...
Ждать не очень долго пришлось. Я даже разозлился - не дали псы алчные хорошо посидеть. С хорошими людьми за хорошим столом.
- Едут, - сказал один племяш, который все время у окна дежурил. Заворачивают.
- Сколько их? - спросил я, не вставая, догрызая смачный соленый огурчик.
- Четверо. Выходят.
- Вот, блин, как же мы их повезем? - посетовал водитель, подтягивая к себе автомат.
- Я вам телегу дам, у меня лошадь есть, - пообещал Горшеня.
- Ну разве что, - согласился я. - Иди, Никитич, встречай. Повинись жалобно, скажи, обдумал свое неправильное поведение. Осознал. Деньги отдашь, но проси, чтобы и тебе малость оставили. И приглашай в дом. Мол, за столом и решим, по-людски.
Никитич поднялся, пошел к дверям.
- А вы, - сказал я племяшам, вцепившимся в ружья, - до команды не встревайте. В бой не рвитесь. Мы будем их класть, а ваше дело - в наручники брать. Все ясно?
Вроде все.
Я выглянул в окно.
Никитич стоял в центре компании, что-то азартно, жестикулируя, объяснял. Не забыл бы текстовку.
Не знаю - забыл, не забыл, а чуть всю разработку не спутал. Видно, один из парней что-то не то сказал - вдруг размахнулся Горшеня от души и вмазал ему кулачищем прямо в нос. Тот опрокинулся на спину, задрав ноги, а Никитич зайцем помчался к дому.
Но получилось нормально.
Псы алчные не одновременно врубились и бросились вдогон, вытянувшись в цепочку. Так и вбегали в дом, друг за другом. Так по очереди и ложились на пол. Вернее - падали.
Первого свалил участковый, второго - водитель, третьего- племяш прикладом и сразу выскочил во двор за четвертым. Тот, видно, не сразу его послушался, и племяш стал его поднимать, ногами. Ну, теперь он вообще долго не встанет.
Полюбовавшись в окошко на это доброе дело, я распорядился вытащить троих во двор, до комплекта с четвертым. Там мы их сцепили попарно наручниками (племяши не сдержались - отходили попутно по ребрам, впрочем, куда придется) и пошли допивать водку. За победу. Пусть локальную, но убедительную.
Я вынул из вражеской машины - хорошая такая новенькая япономарка, не разбираюсь в них - ключи и документы. Ключи отдал Никитичу.
- Тебе. В качестве частичной компенсации за материальный ущерб. А за моральный - еще впереди. Завтра приезжай в Горотдел, спросишь Галкина - это наша ГАИ. Он оформит машину на тебя, выдаст новые документы и номера.
- Зашевелились козлы, - подал голос тот племяш, что любил в окошко глядеть.
- Запрягай, Никитич, - сказал участковый.
- Сеня, бежи за кобылой, она там, за огородом, на лужке.
Мы вышли во двор. Парни уже сидели на земле и каждый свободной рукой держался за больное место на голове.
- Ну ты мудак, Горшеня! - завыл, видимо, старший по команде, увидев фермера. - Ты что наделал? Ты уже вчера труп. Но мы сперва баб твоих опять пере... и дом твой спалим. А тебя на угольках живьем поджарим...
- Когда? - спросил я заинтересованно.
- Как только - так сразу! - выпалил в праведном гневе.
- Не успеешь, - подосадовал я. - Завтра вас расстреляют. Или повесят.
- За что?
- За мат в строю.
Мы отправили телегу с участковым и задержанными на полянку, а с водителем поехали за Качком. Он, как объяснил мне Зайцев, жил неподалеку, в небольшом поселке, бывшем военном городке.
Жил, однако, неплохо. Отстроился, озаборился капитально- все красиво, добротно и надежно. На политые потом и слезами крестьянские денежки.
Остановились у резных, под крышей с двумя петушками, ворот. Посигналили.
Сперва из окна, а потом из филенчатой калитки выглянула молодая женщина в шортиках и маечке.
- Хозяин дома? - спросил я, не выходя из машины.
- Дома. Позвать или зайдете?