Первым делом я решила сделать доброе дело. Чтобы хоть как — то уравновесить зло. Я зажгла одну свечу и на ее огонь отчитала Верунькины килы. Пусть вернется и пилит меня. Но моя советь хотя бы насчет нее будет чиста.
Потом я достала из пакета свертки. Все как я заказывала.
Свечи я разложила на столе, включила настольную лампу на гибкой подножке и согнула ее, чтобы она своим теплом слегка размягчила воск. Чуть в стороне положила крест и пачку с иглами.
Потом размяла руки и принялась вырезать из фотографии лицо Харитона, начиная шептать заклинание на проклятие врага.
Мир вокруг меня перестал существовать. Войди кто — я бы наверно и не заметила. Я полностью погрузилась в процесс, проговаривая слова, смешивая их со своей силой, и направляя все это в нужном мне направлении — в сторону своего врага. Я не останавливалась ни на секунду.
Властно и громко мои губы читали заклинание, а руки мои уже лепили из размягченного воска фигурку, закатывали в нее лицо с фотографии, окутывали заклинанием…
Папиллярные линии рисовали на мягком воске причудливые линии, и я знала, что эти крошечные канавки заполнены до отказа моей силой, смешанной с магией. Черной магией, магией разрушающей, несущей смерть. Я любовно огладила готовую фигурку, голос мой стал мягче, он прочти пел над ней, и мотив напоминал заупокойную мессу.
Я склонилась над фигуркой, коснулась ее своим дыханием, венчая его со смертью, нежно приподняла и положила на крест.
После чего продолжила свое страшное дело. Я пела заклинанием, низко склонившись над фигуркой, и лицо ее постепенно менялось. Наверно плавилось от моего дыхания. Сначала на нем было недоумение. Потом — боль. Глаза ее вытаращились, на месте рта образовалась ямочка, фигурка словно беззвучно кричала. Потом она как — то странно выгнулась, как в судороге.
Я решительно прижала фигурку к кресту и принялась пришпиливать ее иглами к дереву.
Порча на крест — страшная и мучительная порча. Больного мало кто возьмется лечить, всем пожить охота. И Мастер, вешая человека на крест, определяет продолжительность мучения жертвы. Три дня повисит фигурка — значит на девятый день схоронят человека. Месяц — дает полгода больному. Но это ж каким надо быть зверем, чтобы на такое аж на полгода обречь!
Пристрелить было бы милосерднее.
Больного ненавидят все окружающие, и родные — лютее всех. Все что он создал — разрушится. Его будут мучить адские боли и в душе поселится беспричинный, но страшный ужас — и по всем медицинским показателям человек будет здоров.
Повешенные на кресте обычно умирают на улице, и некому подать им стакан воды и утешить напоследок.
Помедлив, я воткнула ему иглу в сердце и в голову.
Не надо мне его мучений. Пусть умрет прямо сейчас.
Я допела заклинание, ласково гладя фигурку, поставила печать на свое дело и быстро спустилась вниз.
Камин был растоплен, как я и просила. Я кинула крест с восковой фигуркой в огонь, проследила чтобы она растаяла, обернулась и наткнулась на взгляд Буйвола. Тот внимательно смотрел на меня:
— Сделала?
Я молча кивнула и ушла к себе в комнату.
А еще через минут сорок дверь распахнулась и влетел дедок.
— Магда!
Я посмотрела на него.
— Вот и все! — лучась настоящей американской улыбкой, торжественно воскликнул он.
Я с тех пор стала немного не в себе. На обед не пошла, лежала на кровати и тупо смотрела в потолок. Я тщательно следила, чтобы ни единой мысли не поселилось в моей голове.
Вместо этого я повернулась на бок и вызвала знакомую с детства картинку. Я, еще не зная про различные психологические трюки, создала ее лет в десять. Словно я бегу по летнему июльскому лугу, заросшему ромашками. Босые загорелые ноги так и мелькают в изумрудной траве, а я — беззаботна и очень счастлива.
Немного «побегав» по этому лугу в детстве, я без проблем засыпала. Сейчас, когда я выросла, я использую ее и для успокоения.
Сама не заметив как, я уснула.
И снилось мне, словно прибежала я с луга домой, а там бабушка принимает нового Мастера, приехавшего на поклон. Я видела, как бабушка растапливает баню и они идут туда вдвоем. Наливают в два тазика воду и бабушка строго говорит тому Мастеру: «Смотри, Мария, прогоню я сейчас перед тобой всех тех, кого ты во гроб вогнала».
И в тазике отразилось умное лицо с чуть раскосыми глазами.
Оно надвигалось на меня, мутнело от гнева, и я чувствовала, то сейчас случится что — то очень страшное.
Моей руки что — то коснулось и я, вскрикнув, проснулась.
Около меня сидел Дэн и тревожно на меня смотрел:
— Что с тобой?
— А что со мной? — еще не придя в себя ото сна, спросила я.
— Я тебя тихонечко за руку взял, чтобы разбудить, а ты ка-ак закричишь!!!
— Спасибо, — от души поблагодарила я его. Самой бы мне не проснуться…
— Сон, что ли, плохой приснился?
— Угу, — невнятно буркнула я. — А ты как съездил?
Дэн молча и торжественно подал мне бумажку. Я развернула и прочла: «Свидетельство о разводе».
— Уже? — изумилась я.
— Надо ковать железо, пока ты согласна! — радостно заулыбался Денис. — А ты еще согласна, кстати?
— Согласна, конечно! — ласково улыбнулась я.
— С отцом говорила?
— Да, — холодно ответила я. — В семью он меня принял с распростертыми объятиями.
— Ну слава богу, что вы поладили, — обрадовался парень. — А чего такая хмурая, солнышко мое?
«Солнышко мое» — это было сказано действительно с нежностью. А не просто как заменитель моего имени.
— Голова болит немного, — соврала я.
— А я хотел тебя пригласить куда — нибудь, — явно огорчился парень. — В горсад, например. Помнишь — там было классно!