Лена, пока бойцы остановились и переругивались, к сосне прислонилась, сползла вниз к корням, глаза закрыла. Каждая клеточка внутри дрожала и голова чудовищно болела. А ведь идти надо, надо идти. И заплакать бы, но даже на это сил нет.
Из кустов, посланные вперед, на разведку, Летунов с Густолаповым вынырнули, встали перед Дроздовым:
— Сторожка там, товарищ лейтенант. Видно заимка, может и лесника. Добрая. Место хорошее, вокруг никого. Людей не видели, но лошади в загоне, значит, хозяин где-то здесь. Одну-то такую скотинку не оставишь. Красавцы кони-то. Семья. Жеребенок. От таких не уйдешь. Надолго не оставишь, — доложил Семен.
Санин с Дроздовым переглянулись, остальные бойцы подобрались — жилье это хорошо, жилье это тепло, харч, сон опять же, не на голой земле, когда даже кости замерзают от сырости, а комарья туча так и норовит изъесть.
— Перемыст, ну-ка, наведайся, — глянул через плечо на Антона Николай. По виду мужчины сроду не скажешь, что с воинами Красной армии он. Правда и за колхозника не принять — взгляд выдает — наглый слишком, острый. Но то сейчас в самый раз — любому за своего сойдет, подозрений не вызовет, а вот выведать по наблюдательности своей может.
— А что, начальник, могу. Может, фарт пошел — пуста заимка, фрицами еще не обгажена, — кепочку приподнял, ощерившись товарищам. — Ладно, братва, ждите. Авось скоро на полатях после баньки и сытного хавчика дрыхнуть будете.
И попер вперед, руку в брюки.
— Зайдешь в дом, — бросил ему в спину Санин. — Если все нормально, посвистишь.
— Свистну, не сомневайтесь.
— Раздолбай, — качнул головой Васечкин.
— За ним, — кивнул бойцам лейтенант. "Все мы неоднозначны".
И помог Лене подняться, приобнял, помогая идти. Но куда там, проще на руки взять. Да не унести — сам с ног валится.
Они залегли в кустах, напряженно наблюдая за домом. Вокруг никого, тихо, но Перемыст, зашедший в избу не появлялся. Время шло, а мужчины не было. Николай решился узнать, что с ним. Перебежками ринулся к сараю, заглянул в щель — две козы мирно жевали сено, но ни хозяев, ни посторонних не было.
Мужчина двинулся к избе.
Тихо, попытка заглянуть в окна ни к чему не привела — высоко расположены. Куда же Перемыст исчез?
Николай толкнул дверь, выставив ствол автомата. Опять тихо и никого нет.
Шагнул сторожась через сенки, стараясь не задеть инвентарь, ведра, в другую дверь заглянул и чуть не выругался: за столом сидел Антон и дородный, бородатый мужчина. Последний чинно и не торопясь ел картошку и запивал молоком, а первый, словно парализованный кролик на удава, сидел и смотрел на него.
Странная картинка.
Николай перестал таиться и вышел. Замер у порога:
— Здоров будь, отец.
Мужчина уставился на него, не переставая жевать. Окинул хмурым взглядом и, бросив неласково:
— Здоровей видали… родственничек, — вновь сунул картофелину в рот и уткнулся взглядом в миску.
У Санина в животе заурчало, как и Перемыста.
Антон на лейтенанта уставился: видишь, гад, как измывается?
С голодухи смотреть на рассыпчатый картофель, сдобренный маслом, было больно. Еще тяжелее смотреть, как хозяин его ест, сглатывать слюну, и понимать, что гостей здесь привечать не собираются. Все это злило.
— Морда ты кулацкая, — поддел мужика Антон со вздохом. Санин лишь глянул на своего бойца, но осуждать ни его, ни хозяина заимки не спешил, хотя очень хотелось.
— Немцы были, отец?
Мужик глянул, как в лес послал и за молоко принялся.
— Ответить трудно?
— Да гад, говорю! Морда буржуинская, — то ли возмутился, то ли восхитился Перемыст.
Санину надоела немая сцена и он постановил:
— Мы у тебя на ночь остановимся. Девять человек.
Мужик стакан с молоком отодвинул, чинно руки на столе сложил, уставившись на потрепанного командира исподлобья:
— А ежели не пущу?
— Девушка с нами, ребенок совсем. Ранена. Ее тоже не пустишь?
— С вами? Ну, так вам и забота.
— Во, гад, — опять тихо возмутился Антон. Санин глянул на него и кивнул:
— Наших зови.
И прошел к столу, сел напротив хозяина, на освободившееся место:
— Что ж так неласково? Из бывших, что ли?
— А тебе, что за печаль?
Николай взгляд отвел — не нравился ему мужик все больше и больше, и назло ему картофелину взял из миски, хотел съесть да передумал — Лене нужней. Подумал и решил: раз к ним не по-человечьи, так он уговаривать и призывать к совести не станет:
— Мы голодные. На стол собери.
— Мож те еще коня дать?
— Сам возьму, если надо будет.
— Комиссар, да?
— Командир. Лейтенант Красной армии, и на мне ответственность за вверенный состав.
— Ну, иде твоя армия, красный?
Николай понял, что говорить с ним бесполезно. Встал, обошел избу — небольшая, но просторная, чистая, места всем хватит. Вернулся и заявил: