Пока Голованов выяснял место заточения Скотникова, надежные партнеры «Триады» также были заняты каждый своим делом.
Третьякова, отключив мобильник, готовилась к проведению субботнего семинара. Через час наступит самое напряженное, но и самое сладостное для нее время. Время, когда здравомыслящие, нормальные люди под воздействием тщательно разработанных манипуляций превращались в податливую, аморфную массу, с которой она, Третьякова, могла делать все, что душе угодно. Можно было бы заявить вступительный взнос и в пять, и шесть тысяч долларов. И основная масса пришедших на семинар людей, отродясь не державших в руках и десятой доли этой суммы, глядели бы очумелыми бараньими глазами на подписанные ими бумаги, исчезающие со стола, как в иллюзионе. Но все, все было просчитано, в том числе и сумма взноса. Была бы она выше, суицидные попытки приобрели бы, пожалуй, характер эпидемии. А так — эпизоды, случаи, никак не связанные с именем «Триады».
Она стояла перед зеркалом, оглядывая себя. Все было в порядке. И умеренный, почти незаметный макияж, и безукоризненный костюм и, главное, внутреннее ощущение власти над людьми, готовое выплеснуться на толпу и поработить ее, — все это она видела в зеркале. Хищница была готова к прыжку.
Коробов уехал в бизнес-центр раньше, чтобы проверить степень готовности шумовых и прочих эффектов…
А гений сбора суммы взноса, то есть госпожа Скотникова, металась по городу, собирая деньги на освобождение мужа. Денег, однако, никто не давал. Многие были в отпусках, другие только что вернулись с пустыми карманами. Третьи почему-то просто не хотели с ней разговаривать, захлопывая дверь перед ее носом. Земля, как известно, слухами полнится. Оставались «надежные партнеры». Однако никто из членов «Триады» не дал ей ни цента. Средства у всех оказывались буквально вчера во что-то вложенными, кому-то переданными в управление либо потраченными на обед.
К шести вечера обессиленная, постаревшая на десяток лет женщина вспомнила, что у нее есть родной отец. Отец жил отдельно. Нина изредка звонила, навещала еще реже. У нее были свои семейные заботы — сын и муж, которых нужно было кормить. Если еще и папаше помогать, на что вообще жить? В конце концов, в блокаду тоже выбирали между стариками и детьми — таким образом успокаивала себя Скотникова, вспоминая иногда об отце.
Потом, когда они с Солечкой окунулись в «Триаду», родитель и вовсе был смыт из памяти непрерывным потоком мантр, заклинаний, бесконечными семинарами и охотой на людей.
Но в данный момент Скотникова вспомнила — есть отец! А у отца должны быть какие-то деньги! Два года назад он поменял однокомнатную квартиру на комнату в коммуналке. Сказал, что ему одному жить скучно. И она помчалась к отцу.
Василий Алексеевич жил в старом центре города. Он встретил дочь удивленно и обрадованно:
— Ниночка! Проведать приехала? Тебе звонили, что ли?
— Кто звонил? — напряглась Скотникова.
— Я просил соседку, Кузьминишну, позвонить с работы. У нас здесь телефон отключили. Я беспокоился, вдруг ты звонишь, а никто не отвечает.
— Да, звонили, — отрывисто бросила дочь. — Папа, пройдем в комнату. Мне поговорить с тобой нужно!
— Конечно, Ниночка, конечно. Я сейчас чайник поставлю.
— Не нужно, — почти рявкнула Нина, подталкивая шаркающего валенками старика. — Что это ты в валенках среди лета?
— Так болят ноги-то, Нинуля, спасу нет!
Они наконец добрались до комнаты.
— Ну, рассказывай, как живете? — Отец улыбался беззубым ртом, долго и трудно усаживаясь на старинный венский стул.
— Папа, у меня горе! Толю похитили бандиты! Мне срочно нужны деньги! Две тысячи долларов! — выпалила Нина.
Отец молчал.
— Ты слышишь меня? Если я сегодня к вечеру не соберу деньги, его убьют, понимаешь?! — взвизгнула она.
— Ниночка, так за что же его? Откуда у вас бандиты?
— Это не у нас! Это в стране твоей долбаной бандиты! Если бы не ты, мы бы с Толей и Мишенькой давно в Израиль уехали! Я из-за тебя здесь осталась, чтобы ухаживать за тобой, похоронить, когда время придет!
Отец молчал. Скотникова рухнула перед ним на колени.
— Папа! Я тебя умоляю! Миша останется сиротой!
— Я ведь на старость свою оставил да на похороны, Ниночка. Тебе ведь все некогда. А люди задаром со стариком возиться не хотят…
— Папа! Я тебя заберу к нам! Хоть завтра! А про похороны — это вообще бред! Неужели ты думаешь, мы тебя не похороним?!
— Да кто ж вас знает? — тихим, тоскливым голосом откликнулся Василий Алексеевич. — Помоги-ка мне встать.
Нина подняла отца со стула. Он прошаркал к кровати, долго шарил под матрасом, вытащил шерстяной чулок.
— На. Здесь две тысячи как раз. Все, что после обмена осталось. Теперь у меня, Нина, только пенсия — семьсот рублей.
— Папа, мы тебе эти деньги вернем, ты не волнуйся! — выхватив чулок из отцовских рук, вытряхивая зеленые бумажки, пересчитывая их, приговаривала женщина. — Буквально через неделю привезем.
— А как же ты говорила, что я к вам?..
— Конечно! Ты к нам! Я тебе завтра же позвоню.
— Так телефон не работает.
— Ну, когда заработает, я позвоню! Спасибо тебе!
Она нагнулась, чмокнула сухую старческую щеку и бросилась к двери.
— Подожди, я хоть провожу тебя…
— Некогда, папа! Совершенно некогда!!!
Скотникова неслась вдоль длинного коридора, прижимая к груди сумку, едва не сбив с ног худосочную старуху-соседку.
— Ишь, понеслась! Не надолго у отца задержалась!
— Заткнись, лярва! — обернувшись, с бешеной злобой в глазах выкрикнула Скотникова.
Анна встретилась с Медведевой около шести вечера недалеко от места своей работы, благо институт, где трудилась Аня, располагался внутри Садового кольца, то есть в центре. Рядом было кафе, куда сотрудники
НИИ часто забегали после работы выпить кофе, покурить и поболтать. И все официантки заведения были Ане знакомы. Место встречи выбрала она, сославшись на то, что в субботу ей придется выйти на службу (что в действительности случалось довольно часто) и, дабы не тратить попусту вечернее время на поиск уединенного местечка, можно заглянуть туда.
— Там тихо и пустынно, особенно в выходные дни. И никто нам не помешает. Вы согласны?
Медведева согласилась. Но голос ее был печален. Что бы это значило?
Никакого конкретного плана действий у Ани не было. Лежали в сумочке несколько аккуратно расфасованных порошков, которыми она разжилась в лаборатории фармакологии, у коллеги.
Парень работал над созданием антидепрессантов нового поколения и проводил, так сказать, клинические испытания на всех желающих. Со слов испытуемых — а это были соратники по работе — препарат имел побочное действие: невероятную болтливость. И последующую амнезию. Которую усиливал алкоголь. В общем, то, что доктор прописал!
Но удастся ли применить препарат — неизвестно. Как неизвестно и то, зачем, собственно, она, Лаврова, понадобилась этой Медведевой. Но любая капля информации может оказаться полезной, и пренебрегать нельзя ничем. Хочешь победить врага — узнай его!
Возле нее притормозила иномарка, из которой выпорхнула Медведева.
«Какая она молоденькая еще, — подумала Аня. — Лет двадцать, не больше. И где она у нас раньше трудилась? Кажется, в милиции? — вспомнила Лаврова знакомство с девушкой на первом семинаре. — Забавно…»
Иномарка тем временем уехала. Стало быть, она без охраны. Явной, во всяком случае.
— Госпожа Лаврова! Как я рада вас видеть! — искренне воскликнула Медведева.
— Госпожа Медведева! — радостно отозвалась Анна.
— Что, мы так и в кафе будем друг друга называть? Там все обхохочутся…
— Вы отпустили автомобиль? — светски осведомилась Анна.
— Это не моя машина. Моя в ремонте, — откликнулась Медведева.
Машина у нее действительно была, вспомнила Аня. Кажется, «опель».
— Ну и где ваше миленькое кафе, госпожа Лаврова?
— Совсем рядом. Знаете, только у меня предложение: поскольку мы с вами в обстановке неофициальной, давайте без церемоний? Меня зовут Аня.
— Я знаю! А меня — Татьяной. Конечно, так удобнее, — улыбнулась Медведева.
Все же она была очень обаятельна и как-то простодушна. Или казалась таковой?
Они вошли в кафе, почти безлюдное летним субботним вечером. После уличной жары приятно было попасть в прохладный полумрак. Мерно гудели кондиционеры. Приветливо улыбнулась Ане барменша из-за стойки.
— Действительно, здесь очень мило, — оглядевшись, заметила Таня.
— Давайте вон за тот столик, у окна, — указала Анна на маленький столик на двоих, обеспечивавший обзор улицы. Мало ли что… береженого Бог бережет.
Официантка принесла меню. Они выбрали легкий салат и по бокалу мартини. Лаврова, с веселым отчаянием, спускала получку. Разговор поначалу не клеился. Анна чувствовала, что девушка внутренне напряжена.
— Как ваша мама? — поинтересовалась Медведева.
— Готовится к операции. Так что я прямо отсюда поеду в больницу. Буду дежурить там.
— Вот как? С утра на работу, сейчас-мне время уделили, вечером — к маме. Напряженная у вас жизнь!
— Просто период такой. Скоро, надеюсь, все закончится и я буду посвободнее. И смогу больше времени уделять нашему бизнесу! Кстати, Таня, я, честно говоря, удивилась, что вы оказались сегодня свободны. Вы же теперь руководитель! А суббота у нас — самый рабочий день…
— А-а! — Таня сердито фыркнула. Видимо, Аня попала в больную точку. — Интриги! Но ничего, все равно я буду руководить!
— Не поняла?
— Третьякова уперлась бараном. У меня, видите ли, не получится! Но Дмитрий уверен, что получится! И он ее заставит!
— Так вас не выбрали? То есть не назначили?
— Отложили вопрос на несколько дней. Она меня всерьез не воспринимает! Или наоборот… — Девушка закусила губу и смолкла.
— Как это не справитесь? — с жаром воскликнула Анна. — Еще как справитесь! Вы так обаятельны! Я вас очень хорошо помню по первому семинару. Вы мне очень понравились. И такие умные, верные слова говорили! В том, что я приняла решение вступить в Фонд, немалая доля вашего участия!
— Правда? — Таня вскинула на нее голубые глазищи. — Вы правда так считаете?
— Ну зачем же мне лукавить? Я от вас ни в чем не завишу. Я, знаете ли, даже помню, что вы мне говорили.
— Что?
— Что вы работали в милиции. Что все мы на государственной службе никому не нужны. Одни обязанности, никакой благодарности…
— Правильно! — просияла Медведева. — Надо же! Здорово, что вы помните! Значит, у меня действительно есть харизма!
Она чуть было в ладоши не захлопала. Вот дурища!
— …Что здесь, в «Триаде», вы обрели настоящих друзей… — заливалась соловьем Лаврова.
— Да уж… — вздохнула Татьяна.
— Разве нет?
Девушка промолчала.
— Давайте выпьем за ваш будущий успех! Я в него так верю!
— Спасибо! — опять расцвела Медведева.
Они выпили.
— Честно говоря, я думала, вы так влюблены в Третьякову, что никого больше не видите…
— Конечно, она женщина незаурядная, но она же постарше вас. И опыта у нее побольше.
— Это верно…
— Но у вас огромный потенциал! Это чувствуется.
— Ой, как хорошо, что мы сегодня встретились! Мне так нужна поддержка! Именно сейчас! И вы мне такие хорошие слова говорите…
— Совершенно искренне!
— Спасибо! Знаете, ведь у нас там все очень не просто, в Фонде. Это снаружи все так… блестит и сверкает… А внутри — группировки, коалиции всякие. Интриги. Что на бизнес-семинарах творится! Каждую копейку руководство друг у друга вырывает… Вечные скандалы… Но такие, знаете ли, тихие. Подковерные бомбардировки. В общем, мне нужна группа поддержки. Своя партия. Я и подумала, что вы — человек новый, ни в какую группировку не входите… И потом, Третьякова вас очень высоко оценивает…
— Это почему же? Я такая талантливая мошенница? — не удержалась Аня.
— Нет, ну что вы! Она говорит, у вас есть харизма, а это главное! Вон как вы всем понравились, когда представлялись.
Далась ей эта харизма. Повторяет, как попугай…
— … И мне очень хочется, чтобы вы вошли в мою партию. Чтобы вы были за меня, — как-то совсем по-детски закончила Татьяна и опять вскинула на Лаврову голубые глазищи.
— Считайте, что я ваша! Готова получить партийный билет!
— Здорово! Нужно это отметить! А давайте возьмем бутылку шампанского? Я плачу.
— Ну-ну, я тоже не бедная. Хорошо, давайте.
— Просто я его очень люблю. А от мартини у меня голова болит. Вот, уже заболела…
— Правда?
«Какая удача!» — едва не воскликнула Лаврова и полезла в сумочку.
— У меня есть потрясающие порошки от головной боли. Выпейте, все как рукой снимет.
— Разве можно лекарства с алкоголем?..
— Это гомеопатическое средство. Его можно, это я вам как доктор говорю. Что же вам мучиться? Какое же общение, когда голова болит?
— Это верно.
Аня достала порошок, Медведева послушно выпила. Момент был неприятный, но что ж поделаешь? На войне как на войне. Она взяла «языка» и нужно развязать ему (то есть ей) язык. Им принесли шампанское и вазочки с фруктами, залитыми взбитыми сливками.
Татьяна подняла бокал.
— Я хочу выпить за вас, Аня, за нашу совместную работу и успех, который нас ждет!
— Лучше не скажешь! — восхитилась Лаврова.
Они чокнулись. Аня чуть пригубила бокал, наблюдая, как Медведева осушила свой.
— А как вы попали в бизнес, Таня? Кто вас привел?
— Кто? Коробов.
— Генеральный директор?
— Ну да, — рассмеялась Таня. — Знаете, голова уже прошла! Вот здорово! Он меня на улице снял.
— Коробов?
— Ну да. Я стояла на остановке, а он мимо ехал в «мерсе». Остановился, подобрал меня. Так мы с Димой и познакомились.
Медведеву понесло, поняла Аня.
— Это год назад? — Ей помнилось, что Медведева уже год в этой конторе. Так она сама говорила.
— Почему? Это три месяца назад. В начале весны. Он мне сразу огромный букет роз подарил. Он такой славный! И помог мне с клиентами. Я очень быстро «поднялась». Он мне своих знакомых перекидывал. Третьякова не знает, конечно.
— А ей-то что?
— Как что? Она же его жена.
— Третьякова жена Коробова?
— Ну да. Но у них такой брак… Это и не брак, а черт знает что. Она его терпеть не может. И не спит с ним, представляешь? Ему вообще с ней очень тяжело. Это она на сцене такая душистая, пушистая. А вообще очень злобная и опасная. У нее дед колдун, он ее всякому научил… Она убить может кого угодно. И так, будто человек сам с собой покончил… Она бы и меня давно убила, но она Димочку боится. Налей еще шампанского. Ага, спасибо.
Аня едва успевала вслушиваться в пулеметную очередь слов.
— Зачем же он с ней живет?
— Ну-у… Там такая история! Представляешь, Димка с Ольгой — они из одного города. В школе вместе учились. И у них любовь была. Ну, такая… За ручки держались, на танцы ходили. Ему-то уже другого хотелось. А она — ни в какую. Типа, только после свадьбы.
Ну достала его своей невинностью! Короче, Димка ее продал! — Медведева расхохоталась.
— Как продал?
— Элементарно, Ватсон! За деньги! Ему еще тогда деньги были нужны на мотоцикл хороший. А родители не давали. Боялись, что разобьется. Вот он эту Олечку пушистую и загнал своим друганам. Заработал на ней.
Медведева опять расхохоталась.
— Подожди, Танька, я не въезжаю, как продал-то? В рабство, что ли?
— Трахнули они ее! Трое парней, поняла? Он ее к себе на дачу зазвал, а там дружки его сидели. А его не было. Он, типа, в магазин ушел. Они в нее влили стакан водки и оттрахали на всю катушку! И в хвост и в гриву! Во молодцы!
Она зашлась в новом приступе смеха и потянулась к бутылке.
— Ты чего не пьешь-то? Давай-ка пей! Я теперь твоя начальница, так что ты меня слушайся! А то Димке пожалуюсь! Он и так на тебя косо смотрит…
— С чего это?
— Не верит он тебе, — размахивая перед Аниным лицом тонким пальчиком, пьяно произнесла Медведева. — Он и меня подослал, чтобы я тебя пощупала. Кто ты, да что… Может, ты с ментами снюхалась? Может, ты сюда прямо из ментовки, а?
— Дура ты, Танька! — улыбнулась Лаврова. — Это ты у нас из ментовки.
— Пр-рав-в-ильно…
— А я тебе не верю! Не может такого быть!
— Чего?
— Что его друзья ее трахнули, а она за него замуж…
— Дура! Это же деньги! Огромные, ты даже не представляешь размеров… Он же ее крышует… У нее нет проблем. Ни бандиты не трогают, ни менты, ни прокуроры… Никто! Это все мамаша ее устроила. Это она на
Димку вышла. И как-то его уговорила. И даже грозилась скандалом. А у него дядька родной знаешь кто? Не скажу… А мамаша: мол, в газетах пропишу… Про что? Как дочку трое трахали? И не жалко ей дочку-то? Не-а, им там никому никого не жалко. Жалко у пчелки, пчелка на елке…
— А она-то ему зачем? Он же тебя любит, Танюха!
— Эт-то верно! Любит он меня. Но у нее дар, понимаешь? Я ж говорю, ее дед всякому научил. Вон она как зал держит! — с завистью и злобой проговорила Татьяна. — Но ничего! Я подожду! Она свое отработает, он ее уберет. Когда-то все это кончится, пирамида наша.
— Да ты что? Кончится? — изумилась Лаврова.
— Конечно, а ты что думала? Еще пару месяцев — и все. Некого будет вести, поняла? Так что ты давай, шустри. Я тебе помогу, ты ж теперь моя.
— А что потом-то, Таня?
— Что потом? Суп с котом! Мы с Димкой уедем далеко-далеко! И никто нас не найдет!
— А Ольга?
— А что Ольга? Не будет никакой Ольги…
— Врешь ты все! — опять завела свое Анна.
— Что вру-то? Г де это я вру?
— Не мо-жет та-ко-го быть! — Теперь уже Лаврова махала накрашенным пальцем перед носом осоловевшей Медведевой.
— Чего не может?
— Что ее трое, ха-ха-ха… А он на ней потом… ха-ха… же-нил-ся… Ой, не могу, рассмешила ты меня!
— Не вер-ришь? — прищурилась Татьяна. — Вс-ста-вай, пойдем!
— Куда?
— Боиш-шь-ся, что ли?
— Кто? Я? Я ничего не боюсь!
— Тогда давай рассчитывайся и идем. Я тебе докажу!
Она кинула на стол смятую пятисотенную. Анна подошла к стойке, попросила счет.
— Что это у вас за знакомая? — опасливо спросила барменша.
— Не обращайте внимания, — мило улыбнулась Анна. — Девочку развезло. Она из провинции, в гости приехала.
— Это видно, что из провинции, — покачала головой женщина.
Они вышли на улицу. Татьяна повелительно произнесла:
— Лови машину!
«Однако, как быстро из милой девочки полез дракон! И неужели все это правда? — обдумывала Анна услышанное в кафе. — Она, конечно, не врет, на то и рассчитан порошок. Но ей могли наплести эту историю. Уж больно дикой она выглядит».
— Ты слышишь, Лаврова! Лови машину! — повторила Татьяна.
— Хорошо, хорошо! Куда ехать-то?
— Здесь недалеко.
Медведева назвала адрес. Действительно, недалеко. Аня пропустила две машины, остановив третью. Как учили в фильмах про разведчиков.
Буквально через десять минут они оказались в микрорайоне сталинской застройки. Покачиваясь, Медведева подошла к подъезду, открыла его ключом.
— Идем, это здесь…
Поднявшись на лифте, они вышли на площадку. Медведева долго возилась с ключом, наконец дверь открылась.
— Заходи!
Лаврова оказалась в просторной квартире. Бывшая коммуналка, в которой начат ремонт.
— П-п-роходи, я тебе все покажу. Это моя квартира! Мне ее Димочка подарил.
Они прошли по длинному коридору с оборванными обоями и свисающей гирляндой электропроводкой. Коридор упирался в ванную комнату.
— Во, гляди!
Ванная была оборудована по евростандарту. Импортные кафель и сантехника, душевая кабинка и джакузи. Зеркала во всю стену. Что называется, все как у людей.
— В туалете так же, — хвасталась Татьяна. — И кухня уже готова. И одна комната отремонтирована, где мы спим. А остальное еще надо делать…
— Так что ты мне показать-то хотела, а? — Анна опасалась, что Татьяна вот-вот рухнет и заснет.
— А что я хотела? — задумалась Медведева.
— Ха! Так ты все придумала, Танька! Я так и знала!
— Что — все?
— Про Третьякову. Что ее три мужика… А Димка твой на ней потом женился… Ха-ха-ха…
Лаврова зашлась смехом.
— Шалишь! — погрозила ей пальцем Татьяна. — Идем!
Она толкнула Аню в спальню. Огромная кровать, телевизор с видеомагнитофоном напротив, зеркальные шкафы, бар в углу, причудливые светильники по стенам.
— Садись!
— Куда?
— На кровать. Давай, залезай!
Татьяна открыла дверцу бара, достала бутылку «Хенесси», два бокала.
— Выпить хочешь?
Анна отказалась.
— Зря, порнушку нужно смотреть под выпивку. Ну, гляди на их субботник!
Она плеснула себе коньяку, подмигнула Анне и включила «видик». В полном оцепенении Аня увидела на экране юную Олю Третьякову, отчаянно кричащую, рвущуюся из рук троих пьяных отморозков. Отморозки срывали с нее одежду, опрокидывали на постель…
Анна закрыла глаза.
— Классно, да? — хихикнула Медведева и плеснула себе еще.
— Откуда это? Кто это снимал? — «- повернулась к ней Лаврова.
— Димка камеру с-скрытую в спальне установил. Ему же интересно было, как все п-прошло. Он и сейчас очень любит прос-сматривать. Его это заводит! — Она опрокинула бокал.
— Заводит?
— Ну да. Она ж ему не дает. Так он как пос-смот-рит, ему кажется, что это он ее трахает. И он такой делается горячий! Ха! И мне н-нравится с-смотреть! Я, когда эту п-пленочку прос-с-матриваю, я вижу, что никакая она не всесильная. А оттраханная девка, вот и все!
Медведева опять пьяно расхохоталась. Это что-то совсем уж запредельное… К горлу Лавровой подкатила тошнота. Аня откашлялась и, не глядя на экран, спросила:
— Она знает?
— Про что?
— Про эту пленку. Про то, что он ее друзьям продал.
— Нет, конечно. Ты что? Она бы его убила, несмотря ни на какие бабки.
На столике зазвонил телефон. Таня остановила пленку, сняла трубку.
— Д-д-имочка? Да, котик, дома. Ну-ну не злись… Я? Я т-трезвая… Когда? Хорошо, любимый, ж-ж-ду! — Она бросила трубку. — Он с-счас будет. Уже подъезжает.
С этими словами она налила себе еще коньяку.
Анна вскочила.
— Выключи видак! Убери рюмку! — командовала она Медведевой.
— Ладно, ладно. Ты иди, глав-вное, уходи, — прогоняя ее рукой, как привидение, лопотала Медведева. — Если он тебя здесь застанет, он нас убьет, п-правда!
— Куда идти? Он же вот-вот подъедет! — заметалась Лаврова.
— Там на кухне… Там черный ход… — И она захрапела.
Анна рванула на кухню. Там действительно обнаружилась дверь, за ней другая. Этакий узкий тамбур. Ага, замок французский. И крюк. Она скинула его, выскользнула на черную лестницу. В нос ударил запах помоев. Что-то мягкое пробежало по ее ноге. Это мыши, поняла Лаврова. От неожиданности она дернулась, из кармана юбки что-то глухо упало в узкое пространство тамбура. Анна кинулась было назад, но в глубине квартиры уже слышался голос Коробова. Анна тихонько захлопнула дверь и понеслась вниз по лестнице.