Ребров листал документы:
- Вы ошиблись... это не стерильный перевод... деньги пришли из "Банко ди Бари".
Пашка разыграл недоумение:
- Выходит, забыл. Столько текучки...
- Это частный банк? - Ребров пристально смотрел на Цулко.
- Частный. - Пашка едва заметно нервничал.
- Кто им владеет?
Пашка задумался:
- Я знаю только, кто контролирует большую часть авуаров.
- Кто? - Не унимался новый начальник.
Пашка взмок: не предвидел, что вновь прибывший начнет так напирать.
- Слушай, старик, - рискнул Пашка, - давай выпьем! Ничего, что я так по-свойски?
- Нормально, старик, только выпьем позже, я слушаю...
Пашка нахохлился: терпеть не мог допросов с пристрастием, выдавил:
- Кастелоне, Донацци, Мадзони...
Ребров поднял руку:
- Можно подробнее о последнем?
Пашка краснел, бледнел и чекистская гордость вмиг покинула его могучее тело в преддверии потери заветных сорока процентов:
- Мадзони - человек с решающим голосом в банке.
Ребров разлил виски по стаканам:
- Есть повод выпить!
Пашка просветлел - наисложнейшие задачи без труда решались за выпивкой, браво выкрикнул:
- За что?
Ребров дружески пояснил:
- Я блокирую сделку с золотом... старче! - и выпил до дна.
Мадзони приехал на прием к Реброву лично. Такого не случалось ни разу. Внизу, у черного "мазератти" итальянца, разгуливали двое с мотоциклетными шлемами. Мадзони влетел стремительно, потряс руку Реброву и, не успев сесть, выкрикнул:
- Che cosa? Что случилось, господа?
Ребров сидел в торце стола, закинув ногу на ногу. Пашка, как хлопотливая мамаша, пытающаяся выдать замуж крепко пересидевшую дочь, обхаживал Мадзони. Итальянец не замечал Цулко, без труда сообразив, что успешный исход "голден вэй" целиком зависит от неторопливой, мягко улыбающейся "новой метлы" из Москвы. Мадзони решил, что сорока процентами не отделаться и смирился с неизбежностью: нужно подвинуться еще на десять процентов. Фифти-фифти! И это его последнее слово. Он тайно платил из своих процентов Сановнику, раскрывшему зонт над сделкой на самом верху.
Мадзони понимал, что и с этих двоих - Реброва и Цулко - Сановнику причитается. Могущественное теля со Старой площади сосало двух маток... и пусть! Сделка впечатляющая - всем хватит.
- Сеньор Ребров, медлить нельзя... цены на золото весьма нестабильны... и сейчас на свободных рынках максимальны.
Ребров улыбался, не упивался несогласием, и вообще нравился Мадзони.
- Вы человек не импульсивный, как мы, южане... сделка обоюдовыгодная, уверен мы поймем друг друга.
- Надеюсь! - Ребров протянул руку. Мадзони исчез также стремительно, как явился. Внизу взревел мощный двигатель, "мазератти" и два мотоцикла исчезли.
Прием на вилле Мадзони был в разгаре. Ребров и хозяин виллы с бокалами шампанского стояли на открытой веранде.
- Вы напрасно упираетесь, - увещевал Мадзони. - Цулко вам рассказал об условиях?..
- Условиях? - Ребров поставил бокал на поднос лакею, явно не понимая смысла сказанного Мадзони.
- Не сказал... Я вижу, - глаза Мадзони заледенели, - сеньор Цулко полагает, что если не держать вас в курсе, то ему достанется все или большая часть... Недальновидно! Между нами, Цулко - без головы... Мадзони пригубил шампанское, - вам пятьдесят процентов, сеньор Ребров... сколько отдать Цулко, - "и, наверх" хотел высказать свою осведомленность в российских делах банкир, но решил промолчать, - решите сами.
- Не понимаю, - Ребров искренне недоумевал.
Мадзони вывел его на веранду, внизу благоухали розы, терпкий, напоенный ароматами садов ветер едва шевелил волосы:
- Понимаете, сеньор Ребров, я уверен... поверьте пятьдесят - это очень высокий процент.
Ребров пробрался сквозь толпу подвыпивших гостей и шикарных женщин в вечерних платьях. Мадзони догнал его у выхода, задержал, взяв за локоть:
- Все в порядке?
- Незабываемый вечер, - и шутя, и всерьез оценил прием Ребров, поклонился и вышел. Вслед невольному нарушителю договоренности с Холиным смотрели три пары глаз: Мадзони и двое юношей в мотоциклетных шлемах.
Сановник пил чай из подстаканника с ракетами и ГЭС и хрустел баранками. Напротив, с неизменным кофром, устроился Седой. Сановник размешивал сахар, ложечка пронзительно стучала по стеклу - никто не говорил Сановнику, что это неприлично, да его и не интересовали бредовые условности.
- Золото!.. - Сановник отпил чай. - Двадцать ящиков... в этом, кивнул на кофр, - не перевезешь. - Сановник поднял трубку "вертушки" ожил телефон под гербом в кабинете предправления:
- День добрый! - Сановник не представился, должны узнавать по голосу, а не узнают... тем хуже. - Что там ваш Ребров? Тормозит дело. Перебросить товар? - Сановник кивнул на Седого, тот разжал рот:
- Хоть завтра!
- Хоть завтра, - уже без подъема повторил Сановник. - Все уперлось в Реброва.
Мастодонт нервничал: всего месяц с небольшим и уже подставляет... эх, Ребров, просил же не копай, живи спокойно...