— Да… — признался тот, отпуская мою руку.
— А что так много?
— Да про запас. Мало ли где еще пригодятся.
Воспользовавшись случаем, я выскользнул из вагончика. Минут через пять вышел и Андрей.
— Отдал я ему пистолет, — шепнул он мне. — Лежит, на фотографию своей подруги смотрит. Из глаз слезы бегут…Ну, ладно, давай грузиться.
Он пошел было к вездеходу, потом, хлопнув себя по голове, чертыхнулся и снова обернулся ко мне.
— Совсем забыл, я же к тебе не за этим шел. На, обуй вот это, — и он кивнул на стоящие на пороге высокие армейские ботинки. Я мгновенно понял, что это обувь Олега Чигры. Только у него и у Андрея были такие ботинки. Мысль о том, что мне прийдется носить обувь покойника, неприятно поразила меня, и я энергично замотал головой:
— Нет, не надену! Ты что?!
— Надевай, говорю! — рявкнул на меня Лейтенант. — Ты что, хочешь в своих резинках по тайге топать? Это самоубийство!
Я посмотрел на свои тяжелые, литые резиновые сапоги, которые в бригаде недаром звали «говнодавами». Весили они каждый килограмма по два, не меньше, хлябали на ноге, так как были размера на два больше, и я прекрасно понимал, что не пройду в них по тайге пятьсот километров. Сжав зубы, я переобулся. Ботинки оказались удобными, но какими-то ледяными, словно в них навек поселился холод мертвеца.
— Что, жмут, что ли? — удивился Лейтенант, глядя на мою сморщенную физиономию.
— Да нет, все нормально, как раз по ноге. Угадал…
— Э, милый, — рассмеялся Андрей. — Знаешь, сколько через мои руки новобранцев прошло? А они ведь чаще всего и сами не знают, какой у них размер. Так что глаз у меня наметанный.
Хуже было с обувью у Павла. Такой же сорок четвертый размер ноги был только у Потапова, но тот сгорел вместе со своими сапогами. Под кроватью у Петровича Андрей разыскал парадные сапоги мастера новенькие, кирзовые, но на размер меньше.
— Не-е, — отмахнулся от него Павел. — Я в своих буцалах пойду, я привычен.
Стараясь запастись как можно большим количеством белья и особенно носков, Лейтенант устроил грандиозный шмон по чемоданам артельщиков. Вещи находи лись порой самые разнообразные и забавные. У Цибули нашлась новенькая колода порнографических карт, а у кого-то из механиков — полный парадный костюм, включая галстук и шляпу.
Мы переоделись во все чистое, натянули две пары носков, погрузили на вездеход все наше имущество и были готовы к походу. Оглядевшись по сторонам, Андрей еще раз просмотрел свой список и заявил:
— Ну, вроде все. Присядем на дорожку.
Посидеть нам толком не пришлось. Из вагончика конторы донесся хлопок выстрела. За суетой мы совсем забыли про Чапая, и все трое вздрогнули от неожиданности. Андрей поспешно поднялся, зашел в вагончик, и скоро вернулся с пистолетом в руках.
— Ну, что? Какое у нас сегодня число? — спросил он.
— Девятнадцатое августа, — припомнил я.
— Девятнадцатого августа тысяча девятьсот девяносто первого года мы тронулись в путь. Время десять часов тридцать минут, — торжественно провозгласил Лейтенант и махнул рукой в сторону вездехода.
Андрей и Павел залезли в кабину, я устроился в кузове, еле высвободив место среди барахла. Взревел дизель, машина, дернувшись, скатилась с обрыва. Вырвавшись на пологую речную галечную косу, вездеход взял курс на Запад.
Соглашаясь с планом Андрея, я был уверен, что пешком мы пройдем лишь треть пути. Если бы я знал, что ожидает меня на самом деле!
Катуга была в общем-то речкой мелководной, и вначале нам удавалось идти по самому ее руслу, используя отмели и мелководье. Ничего этого я, конечно, не видел, маленькие окошечки в брезентовом тенте позволяли видеть лишь небо и качающиеся в такт езды кроны деревьев. То, что друзья мои были классными водителями, я знал давно, но сейчас убедился в этом еще раз. Машина то вставала на дыбы, то заваливалась набок, порой по шуму воды я догадывался, что мы движемся в воде по самую кабину. Время от времени они менялись местами, в самых ответственных местах останавливались, и один из них шел вперед измерять глубину. Часа через два Андрей придумал более действенный способ. Открыв верхний люк он уселся на кабину и уже оттуда корректировал движение вездехода.
Но они-то хоть видели дорогу и знали, что сейчас будет яма или, наоборот, бугор. Я же казался сам себе камушком в детской погремушке. Набрав побольше мягких вещей: одеяла, полиэтилен, две фуфайки, — я сначала устроился вполне комфортно. Но уже через пять минут сильный толчок подбросил меня до самого потолка, причем головой я угодил в железную дугу, поверх которой был натянут тент. Потерев ушибленный лоб, я уперся ногами в скамейки, надеясь, что это как-то защитит меня, но тут вездеход завалился вперед, и все неприкрепленное имущество с кормы покатилось на меня, причем чайник очень сильно стукнул меня железным боком по уху. Я еще зажимал ухо, когда наш железный конь вздыбился, одолевая какой-то бугор, и все, включая взбесившийся чайник, покатилось на свое место. От чайника я сумел отбиться, а вот шальная банка с тушенкой угодила мне по коленке, заставив взвыть от боли.
До самого вечера я боролся с озверевший посудой, ловя и засовывая ее в свободный мешок. На теле не осталось живого места… На очередном бугре угрожающе наклонилась в мою сторону бочка с соляркой. Я лежал как раз под ней и успел только открыть рот и вытянуть вперед руки. На мое счастье водитель газанул, и резкий рывок машины поставил бочку на место, качнув ее напоследок еще несколько раз.
Так что когда вездеход выбрался на ровное место и остановился, я как раз отползал подальше от своей пузатой железной соседки.
— Баста. Хватит на сегодня, — с радостью услышал я голос Андрея.
После целого дня адской тряски снова идти по земле оказалось как-то трудновато. Слегка пошатываясь я отправился к ближайшему поваленному дереву.
— Ну, Юрок, у тебя и видок, словно с чертями дрался, — рассмеялся Андрей.
— Тебе смешно! — обиделся я. — А я чуть не погиб тут!
Засучив штанину, я показал синяк на коленке, продемонстрировал шишку на лбу и прикушенный язык. К концу моего рассказа о борьбе с непокорными вещами оба моих попутчика рыдали от смеха, причем если Павел вел себя более или менее прилично, то человек, которого я считал другом, просто катался от хохота по земле. Но, как это не раз уже бывало, я не смог долго таить обиду и вскоре смеялся наравне со всеми.
— Ой, Юрик, насмешил, — проговорил Андрей, вытирая слезы. — Обидели бедного мальчика нехорошие чайники и бочки. Сейчас я с ними разберусь. Котелок и чайник будем пытать огнем, а бочку я отлуплю.
Лейтенант действительно залез в кузов и стал отбирать вещи, нужные нам для ночлега. Спрыгнув с вездехода, он издали показал мне банку тушенки и торжественно прокричал:
— А эту сволочь мы сейчас просто-напросто съедим.
Засмеявшись, я побежал к уже разведенному костру и занялся приготовлением жратвы. В меню были все те же тушенка, пшенка и чай. Ночевать решили не в душном кузове машины, пропахшем соляркой, а под открытым небом. Чего не нашлось в запасах артельщиков, так это палатки.
Подстелив парочку тощих байковых одеял и накинув сверху еще по одному на каждого, мы упаковались в накомарники и попытались заснуть. Павел захрапел тут же, через несколько минут заснул и Андрей, а я только попусту ворочался с боку на бок, таращась на угольную черноту ночи с невероятным количеством ярких таежных звезд и вслушиваясь в нескончаемый шум реки.
— Ты чего ворочаешься, словно блоха на сковородке? — недовольно спросил проснувшийся Андрей. — Спи!
— Слушай, а на нас тут никто не нападет? Медведи там, волки?..
— Да нет, ты что. Костер, дым, запах человека, машина воняет на километр… Спи ты, нашел тоже проблему!
Но тут в тайге что-то противно проскрипело, а немного погодя совсем уж над ухом кто-то заохал и захохотал. Я вздрогнул.
— Да не бойся ты, это филин, — засмеялся Андрей.
— А ты откуда знаешь? — не поверил я.
— Знаю, мужики из артели говорили.
Словно подслушав его слова, с соседней лесины метнулось вниз что-то темное, резко взмыло вверх около самого костра и, поспешно махая беззвучными крыльями, скрылось в темноте.
— А вот он и сам, лупоглазый, — обрадовался Андрей. — Спи ты! На тебя все равно ни один зверь не позарится. Мяса нет, одни кости…
Лейтенант отвернулся и вскоре опять захрапел. Я было тоже задремал, но тут ветер стих, и комары начали свое черное дело. Несмотря на накомарники и одеяло, они все-таки забирались под них и жалили, как всегда, больно и неожиданно.
Перебивая хрупкий сон, я пытался спрятаться от проклятых насекомых. Чего я только не делал! Получше закутывался в одеяло, кисти засовывал в рукава бушлата, но уже минут через пять снова вздрагивал от очередного укуса нахального крылатого «брата по крови». Мужиков они доставали так же, но немного поворочавшись, они снова начинали храпеть, вызывая у меня жуткую зависть. В конце концов я все-таки ненадолго забылся, но через час был уже на ногах. Руки горели от комариных укусов, но сам я совершенно замерз. Костер давно потух, веяло стылым ветерком. Разворошив угли, я подбросил в костер припасенный с вечера сушняк. В свете разгорающегося пламени я увидел скрюченную от холода фигуру Андрея, но зато детина белорус, развалившись во весь рост, могуче похрапывал, да так, что сетка накомарника, обтянувшая его лицо, аж подпрыгивала. Подивившись его здоровью, я лег и как-то совсем неожиданно провалился в сон.