– Это яд, только если картофелина сырая.
– Все равно их нужно извлекать.
– Хорошо. Я буду внимателен.
Когда Жозетта принесла распечатку, картошка под чутким руководством Клементины сварилась, а стол был накрыт.
– Получилось, дорогуша? – спросила Клементина, раскладывая еду.
– Думаю, да, – ответила Жозетта, положив листок рядом с тарелкой.
– Я не очень люблю, когда за едой работают. Лично мне это не мешает, но папа не одобрил бы. Ну ладно, вам отпущено всего шесть недель.
– Колетт Шуазель работала в Ренне с шестнадцати лет. В двадцать семь у нее были серьезные неприятности. Одна из ее пожилых пациенток, которой она давала морфий, умерла. Ошибка в дозировке – очень серьезная ошибка, это могло стоить ей карьеры.
– Похоже на то, – согласилась Клементина.
– Где вы это отыскали, Жозетта?
– В Туре, во второй юридической вотчине Фюльжанса.
– Ее оправдали?
– Да. Адвокат доказал, что обвиняемая все сделала безупречно. Пациентка была когда-то ветеринаром и имела возможность достать морфий.
– Адвоката прислал Фюльжанс.
– Присяжные приняли версию самоубийства. Шуазель вышла сухой из воды,
– И стала заложницей судьи. Жозетта, – Адамберг положил ладонь на руку старушки, – ваши подземелья выведут нас на свежий воздух. Вернее, под землю.
– Тогда вперед, – сказала Клементина.
Адамберг долго размышлял, сидя у камина с десертом на коленях. Дело легким не будет. Данглар вроде бы успокоился, но все равно пошлет его куда подальше. А вот на Ретанкур он может рассчитывать. Комиссар вынул из кармана своего скарабея с красными и зелеными лапками и набрал номер на блестящей спинке. Услышав серьезный голос своего лейтенанта-клена, он испытал мгновенный прилив радости и успокоения.
– Не волнуйтесь, Ретанкур, я меняю частоту каждые пять минут.
– Данглар рассказал мне об отсрочке.
– Да, лейтенант, но времени у меня мало, так что нужно спешить. Я считаю, что судья обрел жизнь после смерти.
– То есть?
– Пока что я выудил только ухо. Но два года назад оно было очень даже живым и обреталось в двадцати километрах от Шильтигема.
Одинокое и волосатое, похожее на хищную ночную бабочку, оно кружило по чердаку усадьбы «Schloss».
– А за этим ухом что-нибудь просматривается? – спросила Ретанкур.
– Да. Подозрительное разрешение на захоронение. Врач была из числа вассалов Фюльжанса. Думаю, судья поселился в Ришелье именно из-за этого врача.
– Он запрограммировал свою смерть?
– Скорее всего. Передайте информацию Данглару.
– Почему вы не хотите сами с ним связаться?
– Это его нервирует.
Данглар перезвонил минут через десять, и голос его звучал сухо.
– Если я правильно понял, комиссар, вы воскресили судью? Ни больше ни меньше?
– Похоже на то, Данглар. Наш преследуемый больше не мертвец.
– А девяностодевятилетний старик. Столетний старик, комиссар.
– Я это осознаю.
– Утопия! До девяноста девяти лет редко кто доживает.
– В моей деревне был один такой.
– Вменяемый?
– Не слишком, – признался Адамберг.
– Согласитесь, – Данглар не сдавался, – что столетний старик, нападающий на женщину, закалывающий ее вилами и оттаскивающий труп в поля вместе с велосипедом, это нонсенс.
– Ничего не могу поделать. Судья был силен, как сказочный богатырь.
– Был, комиссар. Человек, которому исполнилось девяносто девять, не обладает невероятной силой. Столетних убийц не бывает.
– Дьявол плевать хотел на возраст. Нужно провести эксгумацию.
– Значит, вот до чего дошло?
– Да.
– На меня не рассчитывайте. Вы заходите слишком далеко, а я не камикадзе.
– Понимаю.
– Я ставил на подражателя, но никак не на живого мертвеца и не на старика-убийцу.
– Я попробую сам послать запрос. Но если разрешение поступит в отдел, приезжайте в Ришелье. Вы, Ретанкур и Мордан.