Конфликты?.. Бывает, где ж без них, но - несерьёзные, без долгих обид, злопамятства и двурушничества… Скажем, у меня – своя «территория», а у опера Игорька – своя. Он норовит какой-нибудь матерьяльчик по уличному гоп-стопу спихнуть на мою «землю» (одна половина улицы - «его», вторая - «моя», есть возможности для закулисных маневров), ну а я, естественно, пытаюсь закрутить в обратную сторону… Но это и не конфликт даже, а так… лёгкая разминка ума и характеров!..
Во всём мы примерно одинаковы – даже в доходах. (В смысле: все - практически нищие!..) Порою из школы милиции придёт какой-нибудь новоиспечённый лейтенантик, - носик к верху, ездит на подержанном папином «рено», строит из себя крутояра, хотя в работе пока что – фраер…
Проходит время, обкатается новичок в конкретных условиях, и если не испарится быстро в неведомом направлении - то приспособится к реалиям, приноровится, притрётся… Сперва – с «рено» как-то незаметно пересядет на трамвай, а там - бумажник в его кармане начнёт съёживаться в объёмах и достоинстве ассигнаций…
Иначе – не получается. Иначе – нельзя. Смотреться белой вороной в «серо-чёрном» оперском коллективе - значит, становиться всеми не любимыми одиночками…
А таким у нас - ходу нет!..
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Л Ю Д И .
Среди однородной массы сотрудников уголовного розыска (все - примерно одинакового возраста, комплекции, темперамента, ума, характера, и биографии) яркими пятнышками выделяются некоторые уж очень чем-то выделяющиеся индивидуумы…
1. ВЕСЕЛЬЧАК.
Взять хотя бы Саньку Кириллова, «территориала» из соседнего со мною кабинетика. Краснорожий, глаза-щёлочки, упитанные щёчки, на хомячка похож. Но хомяк - животное безвредное, а Саньке безвредным не назовёшь…
Допрашивал он как-то по-особенному…
Допустим, сидит перед ним на табуретке подозреваемый в чём-либо гражданин, и гонит понятно что: там - не был, того - не делал, а о про такое - и понятия не имеет… Старинная, множество раз слышанная любым из оперативников песня!..
Так вот, слушает Кириллов молча, похаживая по кабинету то вдоль, то поперёк, и головой согласно кивает, мол: «Верю я, верю!», и: «Наверняка всё так и было, без сомнения!..» И при этом весь из себя - вдумчивый, задушевный, свойский… Вот подозреваемый и перестаёт пугаться возможных неприятностей. Наоборот – смелеет, широко расправляет плечи, крепчает голосом, и, утверждающе помахивая в такт своим словам рукою, чуть ли не диктует оперу, как тому следует обрисовать в служебных бумаженциях картину произошедшего, и в какую сторону направлять расследование…
И в этот момент полнейшего упоения допрашиваемого своей пламенной речи Санька, вдруг остановив его лёгким прикосновением к плечу или руке, спрашивает с вежливым спокойствием: «Тебе вмазать, чтобы не хренел, или сам усохнешь?..»
Не врубившись, подозреваемый ошарашивается:: «Что-что?!»
«То самое…» - с улыбкой поясняет опер, мгновенно хватает со стола дубинку и больно бьёт простофилю по колену. «Ах!..» - изумлённо дёргается тот, отшатываясь.
Санька - сама доброжелательность. Радостно щурится: «Продолжай, продолжай… Я тебе не мешаю…»
После минутной паузы, потирая ушибленное колено и испуганно пялясь на вновь застывшую на столе дубинку, подозреваемый продолжает… Вначале - осмотрительно, памятуя о внезапном ударе, но затем, успокоившись и придя к выводу, что то была какая-то нелепая случайность, тихонечко выруливает на прежнюю дорожку… Но только-только повышает он голос до прежних высот правдивости и самоуверенности, как дубиночка срывается со стола, и по другому его колену - хрясь!..
«Ой!» - подскакивает на месте допрашиваемый, широко распахнув глаза на оперуполномоченного. И что особо потрясает его: Санька… улыбается!.. Да-да, он даже смеется, весело и миролюбиво…»Говори-говори, я внимательно слушаю!..» - сквозь заливчасто – звонкий смех просит Кириллов.
Подозреваемый молчит, боясь произнести хоть слово, но дубинка предупреждающе вздрагивает, и он тотчас начинает говорить… Говорит, говорит, говорит…
Бац - дубинкой по коленной чашечке!..
И сразу - серебристое хохотание Санька, и его просительное: «Продолжай, чего встал… Не обращай на меня внимание!..»
Ничё себе… «не обращай внимание»… Отмалчиваться - нельзя (за это Кириллов тоже бьёт), но и говорить не получается, - то правой рукой лупит «демократизатором» Санька, то левой, и всё - весело, заливчасто, оптимистично!..
Случайно заглянувшие в РОВД и проходящие мимо дверей кирилловского кабинета мирные граждане, слыша звонкий как колокольчик смех из-за дверей, невольно улыбаются. Дескать: весело мужики здесь живут!.. Не знают, наивные, что не анекдоты за тою дверью рассказывают, и не корефану подмышкой щекочут, а живого человека мордуют!.. Правда, он в 98% - мразь, бандит, урка блатная, но тем не менее и он - живая душа, и ему от битья – больно, а вдвойне больно – когда вот так бьют, с улыбочкой, со смехом и щутками-прибаутками…
Оригинально «колол» наш контингент Кириллов, изобретательно, радостно даже, но был в его действиях какой-то… потаённый обман, что ли…
Розыскники - народ простой, вне пределов оперативных комбинаций и взаимоотношений с начальством, в общем-то - бесхитростный. И коль уж колотишь гражданина как боксёрскую грушу, то будь добр - изобрази ментовскую сердитость, сверкни грозно глазками, прохрипи клиенту страшилку из подходящего к данному случаю репертуара, типа: «Колись на сознанку, сучара, а не то я начну сердиться!»,
Если же, напротив, улыбаешься ты своему собеседнику, и словами в него пуляешь исключительно ласкательно - душевными, то как же такого одновременно – и бить?.. Не созвучно!..
Так, чтобы сперва – улыбаться, а потом – избивать, или сперва колотить, а затем - ласково беседовать, - такое случается часто, но чтоб – одновременно?..
Кстати, и оперим Кириллов не так чтоб очень… П о л я н у в кабаке организовать, или парочку шлюшек в райотдел для ускоренного оперразврата доставить - это да, тут он виртуоз… И водку притащит не галимую, и мяса дармового притарабанит сколько надо, и приведённые им бабёнки окажутся не трипперщицами, которых и в трёх гондонах трахать страшно, а вполне терпимых кондиций…
Но как до работы доходило, до кропотливого многодневного выслеживания нужных нам человечков, до деликатно-штучной обработки агентуры, или ещё чего-нибудь оперативно - розыскного, тут он - филонил, жуткую ленился, попросту говоря - хрен забил на службе, причём нисколечко этого не скрывал…
И ещё…
Все опера, склонны любое нераскрытое преступление – «глухарь» подвесить на какого-либо ранее уже задержанного бандита… Ему ж, собаке, всё равно, к примеру, за 5 краж он попадёт за решётку или за 8, вот пусть три «левых», совершенных другими, так и не изобличёнными нами бандитами кражонки он на себя и возьмёт, а мы за то - жратву ему в камеру подкинем, курева, чая, а то и ш и р н у т ь с я позволим. Это – обычная, широко распространённая практика…
Но, как правило, перед тем, как к каждой зарегистрированной краже или иному преступлению присобачить «левого» виновника, опера честно пытаются поймать настоящего преступника, и уж только если не выгорит - начинают «химичить»… А Санёк – и не пытался!.. Получил от дежурного заявку на «кражу личного имущества» (это когда не смог дежурный отбиться от заявителя, хотя и уговаривал его, и выпихивал, и разве только ногой в лицо не бил), и – сразу же ищет «левака», среди сидящих у нас в «обезьяннике»…
В результате такой гнилой тактики позднее возникает масса проблем. Скажем, спустя время берём мы с поличным очередного домушника, раскалываем его и на ряд предыдущих эпизодов преступной деятельности, пытаемся оформить эту «явку с повинной» документально, а – хрен всем в зад!.. Кирилловым эти эпизоды, оказывается, давно навешаны на совершенно другого лоха… Ещё и дело сшил такими гнилыми нитками, что просто удивительно, как следак подобный фуфляк принял в производство, и начал готовить к суду… Без «химии» в нашем деле - нельзя, но – не зарываться же, помнить меру… Ну и ещё должна быть какая-то профессиональная гордость!.. Каждая Санькина тупая отмазка давала какому-нибудь ворюге лишних пару недель вольготничать на свободе и творить всякое, тогда как можно было его реально з а к р ы т ь куда раньше…
…В общем, лёгкая неприязнь к оперу-весельчаку среди его коллег потихоньку переросла в откровенную не-любовь. Если честно – раздражал он нас, и хотелось от него избавиться…
Решили сыграть на двух обстоятельствах: его трусоватости (товарищей не обманешь - в рискованных ситуациях замечалось, что мандражит Санька больше положенного, что и понятно: на бандитский нож или с т в о л грудью шагать - это тебе не беззащитного человека в кабинетике уродовать!), а также тем, что среди райкриминалитета имел Санька репутация окончательного дерьмовщика. Дескать: «Ну ладно, бьют опера… работа у них такая… Но чтобы при этом – ещё и смеяться?!. У, сука!..»
И вот, в присутствии Кириллова, опера на полном серьёзе зарассуждали между собою о том, каким же бесчеловечным издевательствам повергаются со стороны бандитов попавшие за решётку бывшие сотрудники правоохранительных органов. По идее, их в тюрьмах и «зонах» содержат отдельно от прочих уголовных элементов (вплоть до отдельных колоний для них), но на практике сплошь и рядом это правило нарушается, особенно в СИЗО, - то ли в документах напутали, то ли специально кому-то бяку подстроили…
Ну и резвились хлопцы, в лицах представляя, как встретят блатняки случайно попавшего в их камеру бывшего м у с о р а («да вот хотя бы тебя, Санёк!»). Особенно - если среди них окажется кто-нибудь из его «клиентуры», кого он ранее самолично в места заключения спровадил («слышь, Сашок, - ох худо тебе в этом случае придётся!..»). И напрягали буйную фантазию, описывая приёмы и методы воздействия бандитов на оказавшийся в их полном распоряжении хрупкий организм товарища старшего лейтенанта милиции Кириллова… Тут тебе – и миской по мошонке, и изъеденным сифилисом членом – по губам, и даже ломиком - в задний проход (откуда в строго охраняемой камере окажется ломик - никто не уточнял, - молча подразумевалось, что от бандитов жди чего угодно!).
Внимательно слушал Санька, скучнел физией, скрипел зубами, - явно ему не нравились наши разговоры, а чего – понять трудно, потому как про то помалкивал…
И начали с какого-то момента замечать, что смолк из кирилловского кабинетика его звонкий добродушный хохоток… Испортили мы настроение человеку капитально, ну ни малейшего настроения трудиться!.. Специально уточнили у допрашиваемых Санькой бандитов, те подтвердили: никого не бьёт больше Кириллов, даже и пальцем боится тронуть… Но может – и не боится, а просто не просится дубинка в руку без звонкой улыбки, не клеится без хохота это дело… Смеяться же Санька больше не мог, отравлен был тревогами его былой оптимизм…
А тут, как бы в подмогу нам, начальство озвучило на одном из совещаний очередную из своих бредовых идей: изобличённых в злоупотреблениях сотрудников органов не в «спецзонах» надо-де держать, а - в самых обыкновенных… Пусть все менты знают, что именно там, среди бандитов, «в случае чего», они и окажутся - может, хоть это удержит от злоупотреблений!..
Ох уж это сучье командирское племя!.. Значит, чем больше плохого мент сделал бандитам в промежутках между злоупотреблениями, тем беспощадней бандиты к нему будут злобствовать, когда он сам окажется в тюряге… Отсюда напрашивался вывод: живи с бандитами мирно, мент, тогда и с тобою, когда сам загремишь, тоже будут обращаться по-людски… Короче, эффект от нововведений начальства нарисовался прямо противоположный желаемому!..
Ну и, понятно, радостно сообщили наши Кириллову, кого первым, по общему мнению, начальство решило таким образом подставить и сгноить в заключении среди блатарей…
Совсем почернел лицом Санёк… Не то что смеяться - разговаривать перестал!.. На реплики не отвечал, и сам ничего не говорил, всё какую-то свою тяжкую долю думал…
Потом как-то быстренько побегал по врачам, оформил себе увольнение со службы по состоянию здоровья (кучу хворей у него врачи выискали, - как он с таким неподъёмным грузом болячек ещё и смеялся?!), и, от греха подальше, укатил куда-то не то что из города, но и из области!..
Опера лишь недоумённо пальцами у виска покрутили. Странный Санька какой-то…
Совсем шуток не понимает человек!..
2. БАРАН.
Вот ещё колоритный персонаж…
…Перешёл к нам в районную уголовку из патрульно-постовой службы. Имел тогда сержантское звание, за что «Сержантом» за глаза его все долго и величали… Но потом - окончил-отмучил школу милиции, прежнее погоняло потеряло смысл, и теперь кличут его (опять-таки заочно) - «Бараном» или «Барашком», причём не потому, что фамилия у него - Баранов или как-то схожа с этим, а из-за его любимой присказки, в ответ на постоянную ругань в его адрес и обвинения в тупоумии: «Это мы ещё посмотрим, кто из нас баран…» А чего смотреть?.. Будто и так не ясно!