Отперев квартиру, пропустил Валентину вперед, сразу включил свет в ванной и распахнул дверь, кивнув, мол, можешь ополоснуться. Поставил рюкзак и сбросил ботинки. Прошлепал босиком в комнату, стащил на ходу пропотевшую энцефалитку. Машинально включил телевизор, пошарил по каналам, нажимая кнопки пульта. Предвыборная истерия выплеснулась с экрана, как из помойного ведра. Убавил звук, остановившись на российском канале, там скоро должны были начаться "Вести". Сменил брюки, надел просторные домашние. На кухне поставил чайник. Сунулся в холодильник, вынул банку тушенки и стратегический запас замороженного хлеба, засунул его в духовку отогреваться. Была еще бутылка водки, стояла за диваном, чтоб друзья не нашли, любители шляться в гости. Сейчас она была кстати, могла снять напряжение, не отпускавшее Вовца уже несколько часов подряд. Он знал это ощущение: невозможно заснуть, отвлечься, думать о чем-то мирном. Все время настороже, все время ждешь нападения. Вроде, дома уже, заперся на два засова, а все равно не можешь расслабиться.
Подумал, что не мешало бы охладить бутылку, а потом махнул рукой – и так сойдет. Плеснул себе грамм пятьдесят. Ничего, сошло. Тут Валентина вышла из ванной: волосы обернуты полотенцем, запах приятный распространился. На ней были чистые брюки из плащевки песочного цвета и желтая футболка на голое тело – соски так и прокалывали мягкую ткань. Осуждающе посмотрела на вываленную в миску холодную тушенку и полезла в холодильник. Только что там найдешь? Десяток картофелин в нижнем выдвижном ящике, луковицу, засохший майонез да окаменевший маргарин. Вовец ее остановил, успеется эта вся кухонная бодяга, лучше выпей, освободи голову. Себе чуть не полный стакан налил, замахнул не чокаясь, выдохнул, заработал вилкой. Ну и что, что мясо холодное, зато хлеб из духовки вон какой горячий и пахнет вкусно.
Хорошо стало, легко. Еще чуток добавил – совсем отлично себя почувствовал. Какие там еще бандиты? За хвост – да об косяк! Вообще-то он последние два года почти не пил, зарекся после одного случая. Только дома и в меру. Да и то при наличии веского повода. Сегодня повод – увесистей некуда, вот и позволил себе полбутылки заглотить. Посидел, весь окутанный блаженным теплом, умиротворенно глядя на Валентину. Та выпила совсем каплю, он уговаривал добавить, убеждал, что только на пользу пойдет, но та не соглашалась. И с опаской следила, как он пьет. Понял: боится, что закосеет, станет приставать. А ему после сегодняшнего скорей бы в ванну лечь, потом в койку…
Вовец пустил в ванну воду и тут только вспомнил, что на двери нет никакого запора. То-то Валентина за три минуты вымылась, так торопилась, – рассмеялся. А зачем задвижка, если он один живет? Улегся в теплую воду, закрыл глаза и расслабился. К нему-то она точно не вломится, а хоть бы и ввалилась… Не заметил, как задремал.
– Вова! Володя! – вломилась-таки. – С тобой все в порядке?
– А? Что? – дернулся спросонья, чуть воды не хлебнул. – Сколько времени?
– Одиннадцать, – откликнулась из-за двери. – Я уже забеспокоилась, тебя не слышно, мало ли что, выпил…
– Ты стели себе на софе, – Вовец пришел в себя, сообразил, где он и что, – только подушки боковые скинь на пол, я на них лягу. Простыни и прочее в тумбе у окна. А я сейчас.
Он мылся и думал: вот бы не послушала его, а раздвинула софу и постелила обоим вместе. В конце концов он ее сегодня спас, имеет право на взаимность и
благодарность. Когда вытирался, то был уже окончательно уверен, что так и будет. Поэтому чрезвычайно удивился, увидев, что она выполнила распоряжение: постелила на диван и на пол, на положенные в ряд прямоугольные подушки. Но сама не легла.
– Я суп сварила. – Взглянула робко. – Может, поешь?
Вовец отрицательно помотал головой. Внутренне он испытывал обиду и даже если бы хотел есть, наверное, отказался бы в знак протеста. Даже раздражение
появилось: приперлась, на кухне командует, а спать отдельно. Обычный мужской эгоизм. Но еще больше рассердился, когда она вознамерилась лечь на пол, стала по-хозяйски подушку взбивать.
– Достаточно, дальше я сам, – прервал ее работу и уселся на одеяло, принялся стаскивать рубашку.
Валентине ничего больше не оставалось, как отправиться в ванную, чтобы совершить вечерний женский ритуал ухода за кожей лица и рук. Когда вернулась, Вовец уже был под одеялом. Рядом на пол поставил телефон. Никаких звонков не ждал, так просто, на всякий случай, чтобы был под рукой. Валентина выключила свет, стараясь не шуршать, стянула брюки, забралась на софу и затихла. Странно, но ее поведение совершенно не походило на прежнее, как подменили девушку. Вовца этот факт весьма обнадежил, и хотя он не умел завязывать отношений с женщинами, но чувствуя, что следует что-то сказать, прежде чем пойти на сближение, решился:
– Да, наваляли мы глупостей, – словно обращаясь к самому себе, – чего-то ссорились, ругались, со шпаной связались…
– Это я дура такая, а вовсе не мы вдвоем, – откликнулась Валентина. – Хотела тебя проучить, а вышло… – вздохнула тяжко. – Извини, пожалуйста, что все так получилось.
– А чего меня проучивать? – удивился Вовец. – Я же к тебе, вроде, не лез и ничего худого не сделал. Мы даже познакомиться-то толком не успели, двух слов друг другу не сказали.
– Да это ребята всё, – в голосе Валентины слышалась досада, – хотят меня замуж выдать, да чтобы за своего, чтобы из их артели не ушла. В прошлом году какого-то Петю откопали двухметрового, молотобойца, напели ему всякого, мне тоже мозги давай пудрить… Придурок этот и полез со своими клешнями. А я разозлилась, да как врежу! А он почему-то упал и прямо на котелок! – Она засмеялась. – А там каша у костра прела, и – раздавил всё! Представляешь?
Вовец чуть не задохнулся от смеха, представив такую сцену.
– А рис к нему прилип, аж до колен! Горячо, он скачет, как заяц. Руками давай вытирать и тоже обжег, – как замашет! Ребята так и покатились от хохота, кто где стоял. А Петька в лес убежал, вернулся часа через два, когда уже новый ужин приготовили. Обиделся и ушел от нас. Ребята на меня до сих пор ругаются, когда надо глыбу какую-нибудь разбить. Петька-то их с двух ударов колол, как семечки. – Она перестала смеяться и грустно добавила. – Я после сегодняшнего, наверное, больше никогда с мужчиной не смогу… ничего.
– Это ты специально для меня сказала, чтобы не полез? – У Вовца весь смех сразу пропал от таких слов.
– Нет, ты бы и так не полез, я уже поняла, что не такой. Это я вначале так думала. Братец все уши прожужжал: "Ах, такой мужик, такой мужик! Вот бы тебе этакого". И остальные туда же хором: умный, образованный, руки золотые, ноги серебряные, в одном глазу алмаз, в другом – цветной телевизор! Я специально и в лес поехала, чтобы сразу тебя на место поставить. – Хмыкнула: – Поставила, как же… А что они тебе про меня наговорили?
– Вообще ничего не сказали о твоем существовании. Я когда тебя увидел, вначале ничего понять не мог, потом уже Клим разъяснил, что это и есть огранщик, про которого он упоминал. Вообще, хороши они, так подставили. – Вовец снова развеселился, вспоминая вечернее знакомство. – Выходит, что и ночевку в одной палатке они нам подстроили?
– А ты думал! Конечно. Ох я и разозлилась тогда! Думаю: сунется – сразу убью! Специально поварешку с собой взяла, чтобы в лоб бить. Да ты еще своими шуточками достал. Так что, считай, тебе крупно повезло, что не сунулся тогда.
– А сейчас? – Вовец вдруг набрался нахальства. – Сейчас-то поварешку приготовила? А то ведь смотри, могу и поднырнуть под одеяло.
– Володя, ну пожалуйста, – попросила Валентина умоляюще, – не надо, ладно? Я же сейчас не смогу так воевать с тобой. У меня и рука не поднимется. Лучше ты теперь расскажи что-нибудь, – поспешила перевести разговор в другое русло.
– А что рассказывать-то? – недовольно пробубнил Вовец.
– Про королеву красоты расскажи, Мисс Очарование. – И поторопилась предупредить возможные возражения: – Ты же обещал!
– Когда это? – изумился Вовец. Еще больше его изумила та ловкость, с какой Валентина внесла диссонанс в его мысли, напомнив о другой женщине. – Да и рассказывать особенно нечего, старая история, давно пора забыть.
– А она очень красивая? – Валентина зашла с другого фланга, приступив к добыче информации методом наводящих вопросов. – А как вы познакомились?
– Обыкновенно, почти как с тобой. – Вовец немного помолчал, вспоминая события позапрошлого лета. – Она в подвале сидела, а я выпустил. Что до красоты, так там довольно темно было, но в общем ничего.
– А как ее в подвал занесло? – продолжала выпытывать подробности Валентина. – За картошкой пошла?
– Да за нее одни ребятишки выкуп хотели получить с мужа. Он у нее, вишь, какой-то крутой банкир. А у меня квартиру собирались отобрать. – Вовец не привык говорить в пустое пространство, не видя лица собеседника, поэтому рассказ получался какой-то рваный, перемежаемый паузами. Да и вспоминать эту историю особого желания не имел. – Вот, а я убежал. По пути девушку выпустил. Пришлось, конечно, немного побегать и подраться, почти как сегодня днем. Но ничего, отбился, живой до сих пор.
– Ты ее, наверное, очень любил, – сказала Валентина таким нарочито нейтральным тоном, что совершенно невозможно было понять: это вопрос или утверждение?
Вовец насторожился. Если женщину интересует личная жизнь мужчины, значит, она к нему неравнодушна. Впрочем, это, возможно, всего лишь заурядное бабье любопытство, а он воображает себе невесть что.
– Не знаю, – ответил он, – мы, наверное, полсуток всего вместе были, а потом, как выбрались оттуда, больше не встречались. По телевизору потом видел ее пару раз на каких-то презентациях…
Он вздохнул. Следом вздохнула Валентина. Причину ее вздоха Вовец не понял.
– Получается, что ты ее спас, а она о тебе сразу забыла? Вот свинья!
– Не знаю, что тебя так возмущает? – удивился Вовец. – Она молодая, красивая, богатая, вращается в самых верхах, а я простой работяга, в летах, прямо скажем, да и внешность тоже – не Ален Делон. Чего ради ей обо мне помнить? Чтобы открытку на День Советской Армии прислать? Больно надо! Это в сказках принцы спасают красавиц, а в жизни это обычно небритый мужик с красными глазами. И никакой самый страстный поцелуй не превратит это чучело в красавца с мешком денег.
– Деньги тут вообще не при чем, – обиженно возразила Валентина, словно это лично ее упрекнули в корысти.
– Еще как при чем! Главное достоинство мужчины – что? – задал Вовец вопрос и сам тут же ответил: – Деньги! У настоящего мужчины – настоящие деньги!
– Ничего подобного, – Валентина с жаром бросилась опровергать, – главное достоинство мужчины – надежность!
– Значит, я ненадежный, – подвел итог Вовец, – и закончим на этом. Замнём для ясности, как говорил наш парторг. Скоро уже двенадцать, спать пора.
Он повернулся на другой бок, чтобы оказаться к Валентине спиной, и закрыл глаза. Но девушка, похоже, спать не собиралась.
– Ты как раз надежный, даже странно, что один живешь. Наверное, с первой женой обжегся и думаешь, что все женщины такие? – Она помолчала, ожидая ответа, не дождалась и продолжила свои размышления вслух: – Неужели тебе ни одна хорошая не встретилась?
Вовец упорно молчал. Ему весь этот разговор давно осточертел. Или она полная дура, или все-таки хочет его соблазнить, но так, чтобы выглядеть достойной, порядочной девушкой, черт бы ее побрал! Насколько бы было проще, не будь этих десяти лет разницы в возрасте. Было бы ей лет тридцать пять, сказал бы прямо: "Знаешь, ты мне нравишься, и почему бы нам не положить головы на одну подушку?" Можно, конечно, и сейчас это сказать, но прозвучит слишком пошло и грубо, и последует справедливый отказ, а потом эти слова всегда будут стоять между ними, вызывать неловкость и прочие неприятные чувства. Может, дождаться, пока она сама подведет свою речь к логическому концу? Но Валентина вдруг замолчала. И тогда Вовец сказал, даже сам не ожидал такого:
– Если пофартит, заработаем на этих изумрудах, найду по брачному объявлению какую-нибудь тихую женщину лет тридцати пяти с ребенком… – Он помолчал, выжидая, стараясь вызвать ответную реакцию. – Или сразу с двумя.
– Это чтобы самому не трудиться? – съязвила Валентина, и Вовец удовлетворенно улыбнулся в темноту, его провокация, похоже, удалась. – Решил на халяву заканать?