- От нее слышали?
- И от нее тоже. И от соседей. Я же до сих пор по участку хожу.
- А что это вы по службе не продвинулись? - спросил Иван. - Я вас лет двенадцать знаю, а вы все на том же стуле сидите.
- Каждому свое. - Отмахнулся тот. - Зарабатываешь ты неплохо, значит. Что ж квартиру не купишь? Или не удается потребности урезать?
Если деньги на ветер швырять, то всю жизнь будешь по съемным хатам шататься. А нужен свой дом, свой!
- А не хочется мне иметь свой дом. Лучше снимать. Ответственности меньше. А купишь, начнешь думать - какой ремонт сделать, какую там мебель купить, унитаз чтоб лучше, чем у соседа, и прочее, прочее... - с вызовом сказал Иван. - Мне это не нужно. Я не ради мебели существую.
- Существуешь... Хорошо сказал.
- Ой, да ладно вам мораль читать! - разозлился парень. - Надоело!
- А ты не злись. И спросить тебя нельзя?
Участковый говорил с ним точно так же, как и много лет назад, и это раздражало Ивана. Неужели совсем ничего не изменилось в расположении сил?
И он - все тот же бесправный пацан, которого все учат жизни? Он постарался взять себя в руки и смолчал. А Дмитрий Александрович продолжал спокойно расспрашивать:
- Не женился?
- Нет. И не собираюсь.
- Почему же так?
- А опять же - меньше проблем.
- То есть тоже кого-то снимаешь? На время? - спросил тот. - Невесело получается... Что-то не то ты делаешь, Иван.
- Ну а это уже мое личное дело, - отрезал Иван. - Мне все-таки не шестнадцать лет, и поздно мне указывать.
- Ну прости, если я по старой привычке что не так сказал. С женитьбой, конечно, дело твое. Это у меня, наверное, уже старческое, люблю давать ненужные советы. - Участковый протянул ему руку. - Иди. Не думал я, что ты придешь.
- Подозревали, значит?
- Не в этом дело. Раньше бы ты точно сам не явился. А ты вон какой стал. Смотреть приятно - серьезный, деловой, при деньгах.
Иван слушал молча, не перебивал. Ему не нравился тон, каким хвалил его участковый, хотелось заорать, грохнуть кулаком, и может, даже не по столу. Чувствовал, что тот издевается, но терпел. И участковый выдохся. Он закончил беседу:
- Молодец, что пришел, мне теперь спокойней будет. Так ты теперь у матери?
- Да. - Иван встал. - Вы бы ее успокоили, что ли. Она прямо из себя выходит. Скажите, что все нормально, меня не подозревают.
- Лучше бы ты ее сам успокоил, - нахмурился участковый, - Если за мать переживаешь.
Иван молча вышел. Постоял на улице, покурил возле крыльца. Вокруг мелькали люди в форме, слышались переговоры по рации. Но его подобная обстановка не раздражала. Он их не боялся. Ему было все равно. К матери идти не хотелось. Дел никаких не было. Ему подумалось, что ближе к вечеру, когда стемнеет, стоит наведаться в последнюю квартиру, на "Соколе". Прибраться, бросить ключи в почтовый ящик. Все равно им с Серегой там уже не жить.
Он плохо выспался - в самолете все не удавалось устроиться поудобнее. От резкой смены температур ломило в затылке - сказывалось полученное сотрясение. И самое плохое - Алия не выходила из головы. "Найти ее надо, думал он. - Что это за притча с телевизионщиком?" Он поискал киоск Роспечати, накупил газет. Киоскерша даже нашла ему номер "МК" двухдневной давности. Иван шел по знакомой с детства улице, выискивая подходящее место, чтобы посидеть, выпить, просмотреть прессу. Он ничего тут не узнавал.
Наконец ему удалось найти что-то подходящее.
Раньше в этом доме была кулинария. В детстве он любил тут покупать пирожки с печенкой. Теперь бы он к ним и не притронулся. Иван рассмотрел через витринные стекла что-то похожее на барную стойку и зашел. Он увидел белые пластиковые столики, такие же стулья, прилавок, над которым высились пирамиды из пивных банок. Взял пива, вареных креветок и расположился подальше от входа, чтобы не так дуло в спину. Как он и ожидал, в газетах почти ничего о телевизионщике не оказалось. Да и что там могло быть через целых три дня? Только в номере "МК" удалось прочитать небольшую заметку о том, что выпускающий редактор какого-то ток-шоу был убит вечером шестнадцатого ноября, на улице, во время вечерней прогулки со своей собакой. Иван никогда не слышал о таком шоу, имя редактора ему ничего не говорило. Больше в газете подробностей не было.
- Вань, ты, что ли?
Перед его столиком маячила какая-то женщина, он давно уже обратил на нее внимание. И она, в свою очередь, приглядывалась к нему, просто глаз не сводила. Лет тридцати с хвостиком, насквозь обесцвеченная блондинка, розовое, чуть поросячьего вида личико, густо подрисованные черным карандашом глаза. Не так густо, как у Алии, но все же... Тьфу!
Опять на ум лезет эта Алия!
- Вань, ты меня не узнал? - Женщина радостно придвинула к себе свободный стул. - Ну надо же! Я Галка. Галку, что ли, забыл?
- Галку? - Иван все еще не мог ее признать, но уже что-то замаячило.
- А картошку на пустыре пекли - помнишь? - приставала она. - А у кого картошку брали? Забыл?
Я же из овощного вам носила!
- О Господи Боже... - выдохнул он. - Ты, что ли. Галка?!
- Ну!
Баба полезла к нему целоваться, и он в ту же секунду понял, что она пьяна. Вдрызг, в стельку. Ее повело, и, чтобы не упасть, она принялась обнимать Ивана за шею. При этом она дышала ему в лицо какой-то дрянью и приговаривала:
- Золотые же вы мои мальчики, сколько воды утекло...
- Водки, сказала бы лучше. - Он довольно резко снял с себя ее цепкие руки и заставил ее сесть прямо. - Ты что - тут работаешь?
- Ну. - Она смущенно оправила свой белый, в крупных пятнах халат. Этой, ну, посудомойкой.
А что? Тебе низко теперь со мной посидеть?
- Почему же?
- Тогда постой, я живенько принесу... У меня там есть...
Она с трудом встала и удалилась куда-то за стойку. Хлопнула дверь, вздрогнули пивные пирамиды.
Иван подумал, что пора уходить. Но не мог заставить себя встать. Свидание с прошлым, которое началось ранним утром, явно затягивалось. А он-то думал, что его теперь здесь никто не узнает...
Галка появилась перед ним очень довольная, вооруженная бутылкой "Столичной" и двумя пирожками на тарелке.
- Угощаю. - Она поставила все это перед ним. - Вылей ты это пиво! "Хольстен", тоже мне. Знаешь, как мы его разбавляем?
Иван отодвинул кружку, оторвал креветке голову, высосал сладкое мясо. Разговаривать с Галкой не хотелось, да и о чем было говорить? Да, был в их жизни когда-то пустырь, а на пустыре каждый вечер загорались костры. Мальчишки сидели там, пекли на прутиках картошку, поджаривали унесенный из дому хлеб. Тут же грелись у огня своры бродячих собак. Все взрослые в районе этих собак боялись, а вот мальчишки - нет. Их псы не трогали, словно чувствовали - это существа той же породы.