- Сколько ты там прожила?
- Недолго. Всего-то пару дней. Я давно оттуда ушла, мне нельзя было там оставаться после того, как ты перекопал всю квартиру... А соседи эти круглые дураки. Как таких олухов принимают в высшие учебные заведения?! Они даже не знали, что я там живу.
Дверь всегда была заперта. Днем я обычно спала, а ночью Дана приносила мне еду и чай прямо в комнату. Туалет был рядом - следующая дверь. Света я не зажигала. Ванну принимала, когда эти придурки уходили в институт или на работу.
- Знаешь, что бы я с тобой сделал, если бы там застал? - спросил Иван.
- Откуда мне знать? - довольно кокетливо ответила Муха.
- Голову бы оторвал.
- А вместо этого рубашку украл. - Муха скинула одеяло и продемонстрировала свою шелковую рубашку. - Вот спасибо тебе! Хотя бы есть во что на ночь переодеться.
- Зря я ее украл. Тебе лучше всего вообще без ничего; - признался Иван.
- Снять? - Она взялась за подол рубашки, лукаво улыбнулась.
- Ну давай. - Иван вдруг охрип. Он стоял у постели, заложив руки за пояс брюк, как будто ему дела не было до Мухи. И рассматривал ее, даже не пытаясь прикоснуться. А она быстро скинула рубашку, скомкала ее и улыбнулась:
- Ну, иди скорей сюда... Что же ты стоишь как неродной? - И вдруг кинула рубашку ему в лицо.
Он перехватил комок и отбил его на пол. Встал коленом на постель, чтобы дотянуться до девушки, но она сама прижалась к нему:
- Еще так рано, куда ты собрался?.. Лучше оставайся со мной.
Тело у нее было нежное, горячее. Жесткие волосы попадали под его губы, и он сдувал пряди в сторону, чтобы не мешали. Она пожималась от его ласк, хихикала и шептала ему на ухо что-то непонятное, хотя и по-русски. Он не вникал в смысл ее слов. Он ничего не помнил, даже имя ее забыл. Пусть даже ее страсть была поддельной, ведь она - прирожденная фальшивомонетчика:
Давно уже рассвело, и свет люстры раздражал глаза. Они дремали, вытянувшись рядом, под одним одеялом, им было лень встать и погасить свет. Муха зашевелилась первая. Она медленно перелезла через Ивана, прошлепала босиком на кухню, набрала воды в чайник, зажгла газ:
- Ванечка, - нежно позвала она. - Нам с тобой есть нечего.
Он приподнял голову, Потом сел. Встал с трудом, одевался нехотя. Даже штаны застегнуть было лень.
Во всем теле была какая-то странная расслабленность, но голова работала четко. Он понял ее маленькую хитрость и усмехнулся: "Я ей два часа назад сказал, чтобы она в магазин шла сама, если ей жрать нечего. А она теперь перевела стрелки - уже нам с ней есть нечего... А с другой стороны что ей остается делать? Попала в серьезную переделку, а характер у меня нелегкий... Правильно себя ведет.
Что с женщины взять?"
Он наскоро умылся. Побриться здесь было невозможно - у него ничего с собой не было. Мыла в доме тоже не оказалось, даже в виде обмылка. Не было ни зубных щеток, ни пасты. Ничего, кроме полотенец и горячей воды. У Мухи не было даже расчески, о чем она немедленно ему сообщила:
- Вань, у тебя нет хотя бы гребешка? Мне расчесаться нечем.
Он озадаченно провел ладонью по своим коротко остриженным русым волосам, задумался и удивленно признался:
- Да знаешь, я как-то вообще не расчесываюсь.
Помою голову, вытру полотенцем, и все.
Она засмеялась:
- А если я не расчешусь, то волосы придется наголо сбривать. Они просто в узлы завяжутся. Ванечка, купи мне еще и шампунь, ага?
- Ладно, схожу, самому есть хочется, - ответил он и взглянул на часы:
- Твое счастье, что магазины уже открываются.
Он проходил по окрестным магазинам часа полтора. Закупил мыло в больших количествах, пасту, зубные щетки, шампунь. Для Мухи купил массажную расческу и здоровенный гребень из карельской березы, их продавали у метро. Для себя приобрел бритву "Жиллет", помазок, крем для бритья, потом лосьон после бритья, которым вообще-то никогда не пользовался... Остановился только тогда, когда его рука сама потянулась к недешевой мужской туалетной воде. "Жениться, что ли, собираешься?" - спросил он себя и на этом успокоился. Два больших пакета Иван набил продуктами и потащил все это богатство на конспиративную квартиру. Муха живо приготовила завтрак, и они мирно поели, сидя друг против друга за крохотным кухонным столиком. Наконец Иван отодвинул тарелку, допил кофе и закурил. Муха сидела, играя вилкой, и не поднимала на него глаза.
- Что ты приуныла? - спросил он.
- Ничего. Жить хочется.
- Ты и живешь.
- Нет, - вздохнула девушка и положила вилку. - Это не жизнь.
- Тебе чего-то не хватает?
Она промолчала, только слегка пожала плечами, как бы говоря: "Глупый вопрос..." Иван не хотел продолжать этот разговор. Это ни к чему бы не привело.
Он встал, сунул свою грязную тарелку в раковину, натянул куртку:
- Мне надо идти.
- Ваня. - Она робко поднялась из-за стола. - Ты вернешься?
- Вернусь.
- Я тебе доставила столько неприятностей... - пробормотала она.
- Если смерть друга - это простая неприятность... - начал он, но она вдруг зажала ему рот сухой горячей ладонью:
- Не надо!
Он отвел ее руку, застегнул куртку:
- Муха, у нас с тобой могут быть какие угодно отношения. Но Серегу я тебе никогда не прощу. Ты это запомни.
- Я знаю - ты все равно меня не сдашь... - прошептала она.
Его рука сама поднялась. Он и не понял, как дал ей звонкую пощечину. Муха отшатнулась, прижалась к стене. Она даже не пыталась защищаться, и глаза у нее были не злые. Скорее растерянные или виноватые. Выглядела она жалко и напоминала какого-то редкостного зверька, загнанного в угол большой злой овчаркой.
- Я ухожу, - сказал он. - Когда вернусь, не знаю.
Запомни - я ненавижу, когда меня начинают допрашивать, куда я пошел и что буду делать. Ты меня хорошо поняла?
- Я поняла.