— Элен ненавидела ложь…
Внезапно в его голосе прозвучала ирония.
— Итак, она решила скрыть от сына, что вы его отец.
— Позднее, когда он станет совершеннолетним, она бы ему сказала. — И хриплым голосом добавил: — Теперь ему пятнадцать лет.
Лекер и Мегрэ хранили тяжелое молчание.
— Когда я ее встретил в Виши, я решил…
— Продолжайте…
— Увидеть его, узнать, где он.
— Узнали?
Он покачал головой, и в глазах его показались слезы:
— Нет!
— Где, по словам Элен, она родила?
— В маленькой деревушке, место она не уточняла. Лишь два месяца спустя она отослала мне выписку из метрического свидетельства о рождении. Письмо пришло из Марселя.
— Сколько денег дали вы ей при отъезде?
— Это важно?
— Очень. Увидите.
— Двадцать тысяч франков. И послал тридцать тысяч в Марсель. Затем обязался выдавать регулярную пенсию, чтобы наш сын получил хорошее воспитание.
— Пять тысяч ежемесячно?
— Да.
— Под каким предлогом она заставляла вас адресовать деньги в разные города?
— Она не была уверена в силе моего характера.
— Это ее слова, она сама их употребляла?
— Да. В конце концов я согласился не видеть ребенка до его совершеннолетия, до 21 года.
Лекер, казалось, молча спрашивал Мегрэ: что делать?
Лекер, наконец, медленно уселся и произнес с сожалением:
— Мне придется вновь причинить вам боль.
Горькая улыбка Пеллардо словно говорила: вы думаете, можно причинить мне еще большую боль?
— Я вам сочувствую и даже уважаю вас. Не думайте, что я разыгрываю комедию для получения признаний, в которых, кстати, совсем не нуждаюсь. Все, что я вам говорю, чистая правда, и я крайне сожалею, что она так груба и жестока.
Помедлив немного, чтобы дать время собеседнику подготовиться, он отчеканил:
— Никогда не было у вас сына от Элен Ланж.
Лекер ожидал бурного протеста, тяжелой сцены, но вместо этого увидел убитого, раздавленного человека, безмолвного в неподвижного.
— Вы и не подозревали?
Пеллардо молча покачал головой, указав на горло. Он едва успел выхватить платок, как его потряс новый приступ кашля, еще более сильный, чем предыдущий.
В наступившем молчании Мегрэ ощутил, что снаружи тоже воцарилась тишина. Гром затих, и дождь перестал стучать по мостовой.
— Порой у вас возникало подозрение, не так ли?
— Только раз, один только раз.
— Здесь, в Виши, когда увидели ее в первый раз?
— За два дня до…
— Вы последовали за ней?
— Издалека, чтобы узнать, где она живет. Я рассчитывал увидеть ее с сыном или подстеречь, когда он выходит из дома.
— В понедельник вечером.
— Нет, я видел, как ушли жильцы. Я знал, что она в парке слушает музыку — она всегда любила музыку. Без всякого труда я открыл дверь — подошел ключ от моей комнаты. Первое, что меня поразило, — я обнаружил только одну кровать.
— Фотографии?
— Только она одна. Чего бы я ни дал, чтобы найти детскую фотографию. Я обыскал ящики — ничего не было. Я столкнулся с совершенно непостижимой, пугающей пустотой. Даже если Филипп в пансионе, ведь должны были быть письма…
— Она застала вас, когда вернулась?
— Да. Я умолял ее сказать, где наш сын, спрашивал, жив ли он, не было ли несчастного случая?
— Она отказалась отвечать?
— Да, она была спокойна и напомнила о нашем уговоре.
— Об обещании вернуть вам сына по достижении совершеннолетия?