Как говорил один мой знакомый: «Если у человека руки золотые, то не важно, откуда они растут». То же самое можно было сказать о Прохоре. В моём времени он мог бы смело давать объявления: «Муж на час». Такой и кран починит, и лампочку поменяет, и каблук прибьёт… Причём сделает всё это, обходясь подручными средствами. Незаменимый работник в хозяйстве. Не то, что Емельян. Тёзка знаменитого разбойника с инструментом вообще не дружил. Правда, и у него имелся свой талант — скотину хорошо чувствовал. Ухаживал, лечил, принимал роды… Когда я пришёл в мастерскую, они в конюшне подковывали мерина.
— Бог в помощь, славяне! — добавляю заряд бодрости к их озабоченным лицам.
— Благодарствуем, Леонид Иванович, — чуть ли не хором ответили мужички, не отвлекаясь, однако, от своего дела. — Ловко у вас по-нашенски получается, — это уже Емельян.
— Так у сынка твоего научился, пока из Москвы до Боровска ехали, — польстил я конюху. — Молодец он! Только почему не приходит, когда барчуки наукам учатся? Негоже это! И дочка твоя пусть приходит.
— Э-э… — растерялся Емельян, и чуть не выпустил из своих рук ногу мерина. — Так барыня не велела.
— Я с ней поговорю. Детям обязательно надо учиться. Когда барчуки вырастут, кто для них станет первым помощником? Не дядя же с улицы, правильно? Рядом должны быть верные люди, которых они знают с пелёнок.
— Храни вас Христос за добрые слова, Леонид Иванович! — лицо мужичка расцвело прямо на глазах. Мне даже стало неловко.
— Ладно, не стоит благодарностей. Ты лучше скажи, где найти железно-заводчиков Меллеров? Знаешь таких?
— Знаю! Если надо, могу отвезти.
— Надо, Емельян, очень надо… Но не сегодня, а завтра. Как раз в это же время.
— Хорошо. Только барыню нужно будет предупредить.
— Обязательно предупредим. А ещё мне необходимо съездить на торг. Хочу посмотреть, чем в Боровске купцы промышляют?
— Тоже завтра?
— Совершенно верно. Все выезды со двора планирую на завтра. Сегодня здесь хватает дел. Кстати, вы ещё долго будете своего Пегаса переобувать?
— Это не Пегас, — тут же возразил Емельян. — Его зовут Сухарик.
— И какой это сухарик, ржаной или пшеничный? — поймал я кураж. Приземистая коняга была грязно-рыжей масти, причём довольно упитанная и совершенно не соответствовала своей кличке.
— Просто Сухарик, — тут же набычился Емельян. — Он жеребёнком болел сильно, высох весь, как сухарь. Еле-еле его выходил…
— М-м… Тогда понятно, — делаю сочувственное лицо.
— А кто такой — Пегас? — спросил молчавший до этого Прохор.
— Так в старину греки называли крылатого коня.
— Неужто такие бывают? — мужички изумлённо уставились на меня. Мерин тоже скосил один глаз в мою сторону. Ишь, любопытный…
— Вы про Пегаса спросите у отца Лазаря. Он лучше сможет объяснить. Не зря же в славяно-греко-латинской академии учился, — я решил съехать с темы. Пусть батюшку расспросами достают, ему за разъяснения деньги платят. — Ну, что, долго ещё?
— Заканчиваем, Леонид Иванович, — ответил Прохор. — А вы, никак, пришли по поводу вчерашней задумки?
— Да, — коротко кивнул я, не желая продолжать тему. А сказать было, что. Во время размышления о мебели мне подумалось: «А чего „пачкаться“ комодом, когда можно сразу соорудить шкаф?» В нём будут отделения и для верхней одежды, и для нижней, и для прочих вещей. Помню, дедушка делал один такой экземпляр под старину… Есть небольшие шкатулки, украшенные оригинальной резьбой, а тут ШКАФ! Короче, целое произведение искусств. Деду за него двести тысяч рублей заплатили. Правда, и делал он его всю зиму. Я тоже помогал. — Пойду пока в твою мастерскую, погляжу, что есть хорошего?
— Как хотите. Только одёжки свои не испачкайте, грязновато там…
М-да, в шубе ходить по мастерской совсем не комильфо. Только нет у меня рабочей одежды под это дело. Завтра схожу на рынок, может чего и пригляжу. А ещё нужен ватник или бушлат. На двор выходить придётся часто, всё время одевать шубу — накладно, а от плаща никакого проку. Больше путаюсь в нём, да и холодно. Ещё ноябрь не закончился, а на улице не менее десяти градусов мороза.
Измерил шагами мастерскую… Скромненько, скромненько… Примерно три на три метра. Может чуть побольше. Пол земляной. Прямо напротив входа слюдяное оконце. С правой стороны стоит горн. Возле него наковальня и две большие плетёные корзины, наполненные углём. На закопчённой стене развешан кузнечный инструмент. У левой стенки некое подобие верстака и табурет. Рядом лежат всевозможные чурочки и дощечки. Над верстаком полка со столярным инструментом…
Пока ждал Прохора, сел на табурет, взял дощечку из липы, достал карандаш, который за эти дни изрядно укоротился, и принялся рисовать шкаф. Комнатка у меня маленькая, поэтому его размеры будут примерно полтора метра на шестьдесят сантиметров…
Увлёкшись рисованием, не заметил, как со спины подошёл Прохор и стал наблюдать через моё плечо, чего я там малюю? Напугал, зараза! Почувствовав над своим ухом чужое дыхание, чуть не двинул ему с локтя.
— Блин, Прохор, напугал! Следующий раз так не подкрадывайся, а то, не разобравшись, заеду по твоей тыкве, снова в чувство приводить придётся.
— Э-э… — замялся несостоявшийся диверсант. — Простите, Леонид Иванович… Не хотел тревожить… Вы так увлечённо картинку писали… А это что будет?
— Это будет шкаф. Комод я передумал делать. Слишком мал для моих вещей. Меня другой вопрос волнует, у тебя в хозяйстве есть нужный материал в необходимых количествах?
Дальше мы обсуждали размеры шкафа, и сколько потребуется материала на его изготовление. Оказалось, что у Прохора практически ничего нет. Разные дощечки — не в счёт. Доски и столярный клей придётся покупать на рынке.
— Прохор, а зачем нам доски? Брёвна, наверное, дешевле будут.
— Всяко дешевле, — согласился лупоглазый мужичок. — Только мороки с ними много.
— А разве… — и тут я осёкся.
Трудно одномоментно перестроиться и думать мерками этого времени, а не своего. Там у меня и циркулярка имелась, и бензопила, и куча других инструментов, при помощи которых можно было столько накроить из бревна… Что же, раз я хочу со временем обзавестись своим цехом по изготовлению мебели, то начинать работать над проектом нужно уже сейчас. И в первую очередь для этого дела потребуется инструмент. Существует ли уже круглая пила, я не знаю. Но, скорее всего, нет. Поспрашивал у Прохора… Хм, оказывается в самом Боровске и вокруг него размещено множество различных мануфактур. Труд в основном ручной. Если есть механика, то за счёт мельниц. Но там он ничего похожего не наблюдал.
Мельницы, к сожалению, я строить не умею. Конечно, если меня за хорошее вознаграждение попросят составить её проект, то, думаю, моих мозгов хватит, это сделать. А вот если для себя, то даже заморачиваться не стану. Слишком неподъёмно. Может быть когда-нибудь… Зато я прекрасно помню ножную швейную машинку, которая стояла в комнате у бабушки. Вещь, хоть и старая, но, при должном уходе, безотказная. Опять же электричества никакого не требует. Сколько бабушка с её помощью всего пошила… А что мне мешает применить ту же схему для циркуляционной пилы, для лентопилочной, для столярного станка?..
Дальше я объясняю Прохору, какие станки хочу. Мужичок в сомнениях чешет свою «репу». Прежде всего, он не уверен, что сможет изготовить круглую пилу и лентопилочную. Я его заверяю, что будут помогать. А вместе мы — сила! Тогда прохиндей озадачивает меня покупкой хорошего железа. Без него эксперименты невозможны. Что же, соглашаюсь… Но предупреждаю, если он хоть кому-нибудь расскажет про наши задумки, утоплю его в отхожем месте. Мужичка пробрало. Оно и понятно, во время угроз я состряпал такое злобное лицо, что сам бы, наверное, испугался. Всё правильно, тут не только конкурентов, но и просто болтливых людей хватает. А мне очень не хочется, чтобы секреты ушли на сторону прежде, чем я смогу на них заработать. Прохор побожился, что он — могила.
— Кстати, а ты случайно не знаешь, сколько на торгу стоит кирпич? — тут я вспомнил о задумке по реконструкции дома Белкиных. Пора потихоньку расписывать проект…
— Если брать сразу много, то за восемь рублей можно купить одну тысячу штук.
Блин, дороговато выходит. На хороший дом требуется от тридцати тысяч кирпичей до шестидесяти тысяч. И цена соответственно от двухсот сорока рублей до пятисот… А ведь кроме кирпичей ещё много чего надо… Чтобы не забивать голову левыми мыслями, отбрасываю их в сторону, и снова начинаю размышлять над деревообрабатывающими станками. Получается, что кроме железа нужны и другие металлы. Из чего, например, отливать шестерёнки? Из чугуна не выйдет. У Прохоровского горна для этого мощностей не хватает. На ум приходит только бронза. Или попробовать собрать первую конструкцию из дерева?..
Короче, засиделись мы с Прохором до самого обеда. Я пытался объяснить простыми словами принцип действия станков. Мужичок, стараясь понять мои хотелки, задавал вполне грамотные вопросы. В результате скепсис на его лице сменился пониманием. Поверил, значит. Договорились, что завтра вместе съездим на торг. Потом меня нашла Белкина, которая уже стала переживать, куда я делся? Надо же, снова сама искать отправилась.
Не успели зайти в дом, как меня начал воспитывать отец Лазарь. А я-то думал, что он пацанят поучил и свалил давно. Ага, как же, пропустит батюшка халявный обед.
— Леонид Иванович, вы же сами просили, чтобы я обучил вас русской словесности… — заявил гроза бесов и раб чревоугодия.
— Дорогой, отец Лазарь, — прижимаю руки к груди, — да я всем сердцем. Только обжиться, ещё не успел. Куча мелких забот постоянно отвлекает. Дайте сроку до следующего понедельника. Я к тому времени график чёткий составлю, чтобы и самому учиться, и детей европейским наукам учить.
— А что такое, график? — услышал батюшка новое название. — Корень вроде происходит от греческого слова…
— Совершенно верно, — киваю я, заодно отдаю шубу Марфе, которая соизволила помочь мне раздеться. — График, это некий план, на котором чётко расписано, когда нужно вставать, когда принимать пищу, когда работать или учиться… Смотрите сами, в сутках двадцать четыре часа… Задумано это Господом не случайно. Как известно, он любит Троицу. Поэтому, делим двадцать четыре часа на три и получаем восемь. Восемь часов даётся человеку на сон, восемь часов на занятия делом, и ещё восемь на всё остальное. Сходить, например, в церковь, помыться в бане, принять пищу…
— Хм… — задумался батюшка. — Впервые слышу подобные рассуждения. Хотя, признаюсь, доля разумного зерна в них присутствует. Лишь тогда будет гармония, когда человек с толком рассчитывает время, отведённое на молитву, на труд и на отдых. Всему свой час… А не подскажите, Леонид Иванович, что вы делали у Прохора в мастерской?
— У Прохора-то? — спрашиваю, а сам наклоняюсь над корытом, чтобы Марфа полила мне на руки. Ишь, какой хитрый батюшка, сначала заболтал меня, а потом ненавязчиво поинтересовался моими делами. — Интересовался у него, сможет ли он изготовить мою задумку.
— Что за задумка? — следует очередной вопрос. Белкина, заняв место за столом, тоже внимательно слушает наш разговор.
— Хочу в свою комнату шкаф славянский поставить.
— А что такое, славянский шкаф?
Пришлось объяснять. Тут-то всю одежду в сундуках хранят. Заодно сочинил историю, почему шкаф называется славянским? Якобы к одному шведскому барону в плен попали два солдата из русской армии. Оба хорошо знали плотницкое дело, поэтому он оставил их при себе. К тому же барон был большой модник и содержал солидный гардероб. Для его новых нарядов постоянно требовались сундуки. Но рыться в сундуках выходило хлопотно. Тогда братья-славяне придумали шкаф…
Сразу мои объяснения не прошли. Людям захотелось наглядного примера. Мария Васильевна ради такого дела принесла лист бумаги. Блин, с такими темпами у меня карандаш скоро закончиться. Придётся осваивать производство карандашей. Гусиным пером я рисовать не умею. Писать, пока, тоже.
Сука! Дообъяснялся на свою голову. В результате шкаф захотели все: и батюшка и Мария Васильевна, и приехавший на обед Иван Данилович. Он как раз успел к началу моих пояснений.
— Господа! — обрываю восторги соседей по трапезе. — Давайте сначала определимся с моим статусом…
— А что с ним не так? — удивился Белкин.
— С ним всё не так. Вы, Иван Данилович, наняли меня в качестве кого?
— В качестве учителя по иностранным наукам для своего старшего сына.
— Вот! — поднял я указательный палец вверх. — В качестве учителя для старшего сына и назначили при этом годовой оклад в сто рублей. А вчера я узнал, что более-менее хорошая шуба стоит двести. Получается, что на шубу я смогу заработать в лучшем случае не раньше, чем через три года.
— Вы хотите, чтобы я поднял вам жалование? — с грустью поинтересовался Белкин.
— Да! Хотя бы на рублей пятьдесят. Тогда я буду обучать не только вашего старшего сына, но и младшего, а так же детей Емельяна. В будущем вашим детям понадобятся грамотные помощники. А тут свои, можно сказать, родные…
— Пятьдесят рублей — это слишком много, — стал торговаться Белкин. Жена молчала. Батюшка тоже не встревал в разговор, лишь слушал с любопытством.
— Это не много. Особенно в свете того, что я помогу вам, Иван Данилович заработать…
— Как поможете? — тут же заинтересовался хозяин дома. Наверное, вспомнил про водку высокой очистки.
— Очень просто. Вот вы все здесь сидящие захотели обзавестись славянским шкафом. Я могу наладить выпуск таких шкафов, а так же другой мебели. Но для этого нужно объединиться в товарищество. Вчера, Иван Данилович, ваши гости меня спрашивали о деле… Мои предложения их не заинтересовали. Сегодня я предлагаю лично вам и отцу Лазарю вложиться в мебельное производство. А чтобы наши изделия со временем никто не стал копировать, надо выправить патент на монопольное право.
— Что такое, монопольное право? — спросил батюшка. Пришлось объяснить популярно. Поняли быстро. Нечто похожее в России существовало. Многие желали единолично торговать тем или иным продуктом.
— И ещё, Иван Данилович, я хочу заключить с вами письменный контракт…
— Вы не верите моим словам? — несколько обиделся Белкин.
— По вопросам веры, обращайтесь, пожалуйста, к отцу Лазарю, — съехидничал я. — А у нас идёт деловой разговор. Дела же требуют порядка. Я хочу, чтобы в контракте были полностью прописаны мои права и обязанности. Так же прошу вписать туда срок, на который вы нанимаете меня на работу. Подобные контракты — это нормальная практика в любой европейской стране и в России тоже. На русскую службу нанимается много моих соотечественников. И все они заключают контракт. Вы, как государственный служащий, должны знать об этом.
Белкин знал. По лицу было видно. Но, видать, не придавал подобным «мелочам» большого значения. Вдобавок сказывался уровень образования. Плюс хитрожопость. Всё-таки бумага — это уже документ, так просто не отмахнёшься. А слова всегда можно подзабыть или переиначить. Я по своему времени помню, как из-за какой-нибудь мелкой бумажки приходилось оббегать кучу кабинетов, прежде чем её получишь. Пока набегаешься, с ума сойдёшь.
Спасибо отцу Лазарю. Он признал мою правоту. А дальше мы сочиняли контракт. Для начала заключили его на пять лет. По истечении этого срока контракт можно будет перезаключить, то есть продлить. Потом полностью расписали мои обязанности и права. За бесплатно брать на себя лишнего совершенно не хотелось. Годовой оклад мне определили в сто пятьдесят рублей. Выплаты будут производиться раз в месяц. Так же я буду иметь проценты с доходов от наших совместных предприятий. Всем сидящим за столом я намекнул, что мебельное производство — это только начало. У меня много других задумок, но для этого нужно списаться с европейскими учёными. Прежде всего, я имел в виду подсолнух. Изготовление брикетов из лекарственных трав тоже значилось в этом списке. А ещё я держал в уме карандаши, зажигалки, керосиновые лампы и другие вещи. Как говорится, война план покажет. Пока же буду в основном заниматься сбором информации.
Набросав черновой вариант контракта, и пылко обсудив разнообразные моменты, мы переписали его набело. Переписывали уже на гербовую бумагу. Нашлась такая у Белкина. Составили три копии, чтобы у каждого был свой экземпляр. А после обеда договорились отправиться к главе Боровского уезда, то есть к воеводе. Без его подписи документ не имел силы. От этой новости я чуть «уху не съел». Кроме того, нужно было внести меня в списки местных жителей… Сука, а чего вчера молчали?! Воевода-то как раз сидел рядом со мной…
Обсуждая поездку в воеводскую канцелярию, Белкин спросил, где мой дорожный паспорт? Хорошо, что мне хватило ума не задавать вопросов, а то бы прокололся. Оказывается, у меня имелся документ, разрешающий следовать до Боровска. Нашёл я его в дорожной сумке среди других бумаг. Кстати, чтобы уехать куда-нибудь из Боровска, мне нужно снова обращаться к воеводе. Дорожные паспорта выдавались только с его разрешения. Иначе меня могли схватить и посадить под арест. А вдруг я шпион, разбойник или беглый крестьянин? Кстати, богатому помещику ничего не стоило прихолопить совершенно левого человека, даже иностранца, если тот путешествовал без должных документов. Ситуацию мог усугубить низкий социальный статус путешественника. Ну, кто станет искать безродного? Короче, не новости, а полный трэш!
— Леонид Иванович, — перед тем, как ехать в воеводскую канцелярию, ко мне обратились сразу отец Лазарь и Белкин. — Вы понимаете, что при воеводе не стоит упоминать о славянском шкафе? Мы со временем сами это сделаем…
— Конечно, господа, я вас понимаю, — отвечаю, стараясь сдержать улыбку.