Галия вернулась с работы чуть раньше меня. Принесла работу на дом. Ей надо поздравительные открытки красивым почерком подписать с завитушками. Жена наловчилась этой каллиграфии за время работы и с удовольствием выводила завитки на открытках с одинаковым текстом, но с разным обращением. Имена-отчества ей выдали на отдельном листке, судя по комментариям к ним, это всё районное городское и партийное начальство, видимо, собираются в подарки от завода эти открытки вкладывать.
Разогрел нам ужин, перекусили, жена опять занялась работой, а я с удовольствием наблюдал за ней, залипательное зрелище… Усидчивости ей не занимать, — отметил я про себя. — А главное, Галие это нравится. Понимаю Юрку Бахтина, но, на мой взгляд, всю жизнь завитушки рисовать, так себе перспективка… Как долго эта работа удовольствие будет приносить?
Из раздумий меня вывел телефонный звонок. Сатчан сказал, что будет минут через двадцать на нашем месте.
Вышел немного раньше проветриться и мысли в порядок привести. С моей стороны, однозначно, играть надо в открытую. Что-то выдумывать и сочинять нет никакого смысла. Все мои карьерные достижения, даже если считать, что я все проверки прошёл и устроился на работу в Кремль, это только самое начало очень большого пути. И на этом пути случиться может всё, что угодно. Насколько блестящим был взлет, настолько же стремительным может быть и падение. В Кремле подводные течения и подковерная борьба ещё серьёзнее, чем на местах. Уж кто-кто, а Сатчан это прекрасно понимает. Человек он уже опытный, хоть и молодой. Зависти быть не должно. Насколько я его знаю, у него ум уже работает совсем в другом направлении: а что он лично может с этого поиметь? Вот на перспективах нашего дальнейшего сотрудничества и надо строить разговор.
*
Министерство обороны.
Молодой офицер водил Ингу Леонтьевну по разным кабинетам, но всё без толку. Им так и не удалось выяснить, кто мог принять решение по делу подполковника Григория Андреевича Гончарова 1930 года рождения — это всё, что они смогли выяснить.
Возле очередного кабинета дежурный офицер усадил Ингу Леонтьевну на один из стульев в коридоре и велел подождать. Она уже думала о том, что будет говорить отцу Григория, как в коридоре появился пожилой офицер.
Это явно большой начальник, — решила Инга Леонтьевна, заметив очень большую звезду у него на погонах, и ринулась к нему. — Прошу прощения! Помогите, пожалуйста! — с мольбой заглянула она ему в глаза.
— Что случилось? — остановился генерал.
Инга Леонтьевна опять рассказала свою незатейливую историю.
— Он не виноват! — в конце сказала она. — Это я дура старая. Помогите, пожалуйста!
— Не знаю, чем вам помочь… — задумался генерал. — А вы в политуправлении на четвёртом этаже уже были?
— Нет. Спасибо вам! — обрадовалась Инга Леонтьевна и направилась штурмовать политуправление.
Дежурный по этажу спокойно пропустил её, какое ему дело, если генерал направил ее туда?
*
Прохаживаясь взад-вперёд вдоль проспекта Мира, не заметил, как подъехала машина Сатчана. Только развернувшись и идя в обратном направлении, увидел его жигулёнок.
— Ну ты хоть бибикнул бы, что ли, — сказал я ему, усаживаясь рядом. — Привет. — протянул ему руку. — Как дела?
— На фабрике ОБХСС лютует, — смеясь, поделился Сатчан.
— Уже? Ну вы молодцы! — искренне поразился я. — Показали им уже заказ Артека?
— Неа… Решили дать им немного порадоваться, — ухмыльнулся Павел. — Они пока ничего даже не запрашивали. Просто обвиняют всех яростно, работников пугают… Умора! Уже конец дня. А завтра им подвезут все документы в отдел. Это все потом, расскажу позже, как предъявим им все. Лучше ты рассказывай. — развернулся ко мне Павел, не скрывая своего любопытства. — Как ты в Кремле оказался?
— Несколько месяцев назад я с Межуевым познакомился, Владимиром Лазоревичем,– не стал юлить я. — Точнее, он со мной… Помнишь, когда проверка была «Комсомольского прожектора» на мебельной фабрике, я с Межуевым неожиданно встретился? В его черную волгу посадили?
— Помню, конечно, как такое забыть! — ответил тезка. — Такого человека из головы просто так не выбросишь! Так что, это ты по его наводке в Верховный Совет устраиваешься?
— Да. Ни с того, ни с сего, он почему-то вспомнил про меня… Я сам не знаю. И не спросишь прямо, сам понимаешь…
— Интересно, интересно… — задумчиво откинулся в кресле Павел. — Даже не стал ждать, пока ты учиться закончишь… С чего бы это? — посмотрел на меня пристально.
— Что ты имеешь ввиду?
— Эти люди ничего просто так не делают, — ответил он. — Если Межуев тебя привел, все вокруг будут считать тебя его человеком… Жаль, что я в тамошней кухне не очень разбираюсь, даже подсказать толком ничего не могу. Придётся тебе самому там выплывать…
— Надеюсь, никому не будет дела до рядового референта, — протянул я ему руку на прощанье. Он только хмыкнул в ответ.
Что он хотел мне сказать? Что там, как в балете: интриги, зависть, грязная борьба? Я как бы и сам об этом догадываюсь… К счастью, Межуев вроде человек серьезный, да и я пока не прима… Прорвемся. Я в девяностых многому научился, да и после был не сахар. Они меня после этого чем-то удивить смогут со своими партийными интригами? Очень сомневаюсь…
*
Министерство обороны.
Инга Леонтьевна уже битый час ходила по кабинетам, устала, расстроилась. В каждом кабинете ей приходилось рассказывать свою историю, она уже вызубрила ее назубок со всеми подробностями и быстро, пока не прогнали, тараторила, чтобы ей хоть подсказали, кто может решить ее проблему. А то все отнекивались, мол, мы этим не занимаемся.
Выйдя из очередного кабинета, она дошла до ближайшего стула и разрыдалась от отчаяния и бессилия.
Вскоре на этаж вбежал дежурный офицер, который провёл её через КПП. Увидев её, он бегом ринулся к ней.
— Да вы что! Я с вами, как с человеком! — зашипел он и довольно резко поднял её со стула. — Как до такого додуматься можно было! Ходите по главному политуправлению Советской армии и флота, как у себя дома! — возмущался он, подталкивая ее к выходу с этажа.
— Мне начальник сказал сюда подняться, — вяло оправдывалась Инга Леонтьевна, но офицер не слушал её и ругался до самой улицы, пока не выпроводил её совсем из Министерства.
*
Вечером гуляли втроем.
— Ездил я сегодня по поводу перевода, — доложил мне Григорий вполне спокойным тоном.
— Это куда?
— Ну, ты ж сам вчера сказал к Воробьеву съездить, — с недоумением посмотрел он на меня.
— А-аа, в часть в Лосином острове, — догадался я.
— Угу… Нормальный мужик, обещал помочь.
— Хорошо. Ты, я смотрю, не сильно по этому поводу паришься? — заметил я.
— Да, знаешь, что ни делается, всё к лучшему, — задумчиво ответил он. — Хоть побуду отцом нормальным. А то, чем ближе конец отпуска, тем Родька грустнее. Виснет на мне, не отходит… Ну что это такое? Смотреть невозможно… Сын, наследник, с кем попало плитку бьет на улице без присмотра. А дальше что? Магазины начнет взламывать и окна людям бить?..
— Ну и отлично. — с улыбкой толкнул я его кулаком в плечо. — Я тоже рад, что ты остаешься!
Ну и хорошо, что он так к этому относится. А то я уже начал серьезно подумывать, что надо к Балдину напроситься по его поводу. Одно удерживало — что просить буду отправить его обратно туда, где стреляют. Служил бы он где-нибудь в ГДР, и его туда обратно не пустили из-за этого навета, так я бы уже был у генерала с просьбой. А помогать человеку вернуться туда, где ведутся военные действия, такое себе. А вдруг его там убьют, как мне тогда Родьке в глаза после этого смотреть?
Галия утром в среду нервничала. Нам сегодня предстоял экзамен в ГАИ. Успокаивал ее тем, что ничего страшного не случится, если она не сдаст. Попробует ещё раз, потом ещё. Сколько надо, столько раз и будет сдавать, пока не сдаст.
Про то, что на её успех в Министерстве обороны ставки делают, предусмотрительно говорить не стал. И про то, что в случае её неудачи, нам придется от кого-то с правами зависеть, тоже не стал говорить. Неизвестно, как на ней груз ответственности скажется, может мобилизуется, а может, совсем наоборот, раскиснет.