- Из вас кто-нибудь решится идти первым? Они молчали. Никто из них не шевельнулся.
Тогда Доротея сделала шаг вперед. Робко протянула дрожащую руку. Схватила край занавеси и медленно приподняла. Молодые люди подошли ближе и направили свет своих фонарей.
За занавесью была кровать. На ней лежал человек.
* * *
Эта картина была так удивительна, что Доротея едва удержалась на ногах и выпустила занавесь из рук.
Тогда Арчибальд Вебстер выступил вперед, подхватил падавшие края занавеси.
Человеку, лежавшему в кровати, можно было бы дать лет шестьдесят, но странная бледность и совершенная бесцветность кожи без единой кровинки создавали впечатление, не вяжущееся ни с каким возрастом. Череп совершенно голый. Заострившийся нос. Глубоко ввалившиеся глазные впадины. На огромном лбу, на скулах и на подбородке кости, обтянутые кожей.
На левой руке только четыре пальца, вместо пятого глубокая борозда до середины ладони.
Обветшавший от времени, наполовину съеденный молью костюм - черный суконный кафтан, зеленый шелковый жилет и короткие брюки. На ногах ни чулок, ни башмаков.
- Он мертв,- тихо произнес кто-то из мужчин. Чтобы удостовериться в этом, надо было нагнуться и приложить ухо к груди, где должно биться сердце. Но лежавшее подобие человека производило такое впечатление, что можно было опасаться, как бы оно не рассыпалось от самого легкого прикосновения.
Кроме того, разве можно сомневаться в смерти мертвеца?
Деларю шепотом умолял Доротею:
- Уйдем отсюда... уйдем. Это нас не касается. Джорджу Эррингтону пришла удачная мысль. Он вынул из кармана маленькое зеркальце и поднес его к губам лежавшего на кровати. Прошла целая минута, долгая, томительная и страшная. И вдруг... Зеркальце чуть-чуть помутнело.
- Он жив!.. Он жив!
Нотариус не мог больше держаться на ногах, присел на край постели и бормотал:
- Сатанинское дело... Уйдем...
Все переглянулись. Этот мертвец жив! Но ведь он же мертвец! Конечно, мертвец. Однако, ведь мертвые не дышат, а он дышит.
- Смотрите, смотрите,- сказала Доротея.- Его грудь поднимается и опускается... да, едва-едва заметно...
Кто-то возразил:
- Невероятно... Как же объяснить подобное явление?
- Я не знаю... не знаю. Может быть, это вид летаргии... Гипнотический сон... Значит, надо действовать.
- Как действовать?
- Как указано в завещании. Наш долг исполнить указания слепо и не рассуждая.
- Что же делать?
- Постараемся разбудить его с помощью эликсира, о котором говорится в завещании.
- Вот он,- сказал Марко Дарио, взял со стула сверток, развернул его и вынул маленький флакончик старинной формы с длинным горлышком.
- У кого есть нож? - спросила Доротея.- Спасибо, Вебстер. Откройте лезвие и всуньте кончик ему между зубами, как сказано в завещании.
У постели спящего началось то движение, которое бывает у постели больного с той только разницей, что никто толком не отдавал себе отчета в своих действиях.
О край скамейки Доротея отбила горлышко флакончика. Вебстер с большим трудом исполнил данное ему поручение. Губы были крепко сжаты, а зубы, черные и в большинстве испорченные, так плотно сомкнуты, что кончик ножа не мог пробить себе дороги. Наконец удалось: зубы разомкнулись.
- Довольно! - скомандовала Доротея.
Она склонилась над спящим, держа в правой руке флакон с эликсиром. Приставила флакон к губам и медленно опрокинула. Сначала упало несколько капель жидкости, по цвету и запаху напоминающей зеленый шартрез, а потом в рот потекла тонкая струйка. Так до тех пор, пока флакон не был опорожнен.
- Конец,- сказала Доротея, поднимаясь.
Она пробовала улыбнуться, но, увидев, что компаньоны, не обращая внимания на нее, во все глаза смотрят на спящего, пробормотала:
- Подождем... Подействует не сразу.
А про себя думала: "Неужели я серьезно думаю, что эликсир может подействовать? Неужели может прекратиться сон... или, вернее, смерть, потому что такой сон все равно что смерть?.. Нет, мы просто-напросто жертвы галлюцинации. Нет, нет, тысячу раз нет! Люди не воскресают.
Прошло пять минут. И еще пять минут.
Тяжелое ожидание. И бессмысленное? Да, вообще говоря, совершенно бессмысленное и даже непозволительное для шести взрослых интеллигентных людей. Но в данном случае были и основания и оправдания в той почти математической точности, с которой исполнились все другие предсказания маркиза Богреваль.
- Пятнадцать минут,- произнес итальянец. Прошло еще несколько секунд... и все задрожали от ужаса. Веки мертвеца дрогнули.
Раз, еще раз... Так отчетливо и ясно, что сомневаться было невозможно.
- О-ох,- простонал нотариус,- он жив...
Глава тринадцатая
ВОСКРЕШЕНИЕ ЛАЗАРЯ
Доротея глядела на просыпающегося, стараясь не пропустить ни малейшего его движения.
- Он жив,- бормотал нотариус,- жив... смотрит на нас.
В самом деле, глаза оживавшего человека были открыты. Странный, неподвижный и невидящий взгляд. Взгляд новорожденного, не оживленный мыслью, готовый вот-вот погрузиться в новый сон.
В глазах еще не было жизни, но зато она прошла по всему телу. Получалось впечатление, что под влиянием толчков оживающего сердца кровь возобновила свое течение по жилам. Руки сделали несколько движений. Вдруг ноги соскользнули с края постели. Напряглись мускулы, и человек 'сел.
Так как теперь его голова находилась выше, то один из молодых людей поднял свой фонарь, чтобы осветить его лицо. Свет упал, между прочим, и на стену. Над кроватью, там, где лежали подушки, стал виден портрет, о котором упоминал в своем послании маркиз.
Можно было без ошибки сказать, что портрет был нарисован с человека, сидевшего на кровати. Тот же огромный лоб, те же глубоко спрятанные глаза, такие же выдающиеся скулы, такой же костлявый подбородок.
Он попробовал встать на ноги, но это не удалось, ноги были слишком слабы и отказывались служить. Он тяжело дышал, и ему, казалось, не хватало воздуха. Доротея, увидев две доски, прибитые на стене, показала на них пальцем Вебстеру и Дарио и знаком велела их оторвать. Это было нетрудно, так как они держались на паре неглубоко вбитых гвоздей. Под досками оказалось небольшое круглое окно высотой и шириной не больше 30-35 сантиметров.