Первый луч восходящего солнца скользнул по окну палаты интенсивной терапии, прыгнул внутрь, отскочил от зеркала над умывальником, а потом золотистым, чуть подрагивающим от нетерпения «зайчиком» ослепил девушку. Она зажмурилась и махнула рукой, вроде как отгоняя его.
— Дурочка, — улыбнулся Семен. — Откуда они узнают? Я потому и напросился в эту поездку с ребятами, потому что надеюсь умереть во время нее. Понимаешь? Что может быть лучше? Поехал в отпуск со старинными друзьями. С друзьями, ближе которых у меня нет. Когда-то, совсем молодыми, мы ездили по этому маршруту. Вернуться в юность — разве это не прекрасно?
— Я еще достаточно молода, — поджала губы Джессика, — чтобы оценить…
— Поехал и умер. Все будут знать, что я умер счастливым. И какая разница — от чего? Я ведь только в один конец взял билет, дочка.
— Ты еще не откинул копыта, папашка, — довольно резко заметила Джессика. — И пока я здесь, я не позволю тебе прокрутить эту смертельную комбинацию.
— Да, рано, — Семен моргнул. — Димка ранен, Ренат в тюрьме… Рано пока…
— Что у нас тут? — в палату вошла полная женщина, вся фигура которой вызывала непреодолимое желание громко шлепнуть ее ладонью по заднице.
— У нас тут больной, — гордо ответила Джессика.
— Я тебя сменяю, — сообщила плотоядная женщина. — Можешь идти отсыпаться. Только «хозяйка», — так они между собой называли старшую медсестру, — просила тебя зайти в 304-ю. Там мужик раненый лежит. В девять к нему должны прийти… как их… дознаватели? следователи? короче, менты. Она просила парня побрить. Справишься?
— Я? — возмутилась Джессика, — Я — и не справлюсь? Да я с шестнадцати лет ноги себе всегда сама брею.
Рассветный луч заглянул и в маленькое зарешеченное окошко местной тюрьмы. Заключенные в камере не спали.
— Я, бля, для тебя — просто находка, — мужик в спортивном костюме фирмы «Adidas» говорил шепотом, но убедительно. — Се ля ви, судите сами. Сам я в любой момент отсюда выйти могу. Я тут на особом положении.
— Чего ж тебя, на положении, дубинкой огрели? — удивился Ренат.
— Вертухаи о моем положении не знают, их дело охранять, незачем им знать лишнего, но стоит мне попросить кого надо, так уйду я оттуда — на ареведерчи.
— Ты чего-нибудь понял? — так же шепотом переспросил Ренат у «Робин Гуда».
— Я слышал, «подсадные утки» такие, специальные бывают. Их в камеру, вроде как тоже преступников, сажают, чтобы они все выведали, в доверие нам втерлись.
— Фреи вы зеленые, — засмеялся Адидас еще громче. — Где это видано, чтобы преступников, по одному делу проходящих в одну и ту же камеру сажали? Тем более — по «мокрому». Они, значит, мента грохнули, а может еще и директора Электролампового, а им тут курорт устроили, — и для наглядности, кого он имеет ввиду, Адидас потыкал пальцем в сторону Рената и «Робин Гуда» — Но милиции известно, что убили не мы, — возразил Ренат. — Мы внутри, в театре были. Нас даже охраняли, есть свидетели. А застрелили того, что снаружи был, случайно там оказался. Так что нас никак не могут подозревать в этом убийстве.
— Да, но одного из вас, вашего дружбана, случайно не о-ка-залось, — передразнил Адидас. — Одни случайности и совпадения, блин. Не верю!
— Что-то ты больно много болтаешь, — Ренат подозрительно посмотрел на Адидаса.
— А кто вашего инфарктника помог в больницу отправить? Я. Теперь он там на пару, с другим вашим корешом, которого подстрелили, лежит.
Ренат вздрогнул от этих слов. Адидас, довольный произведенным эффектом, достал сигарету и закурил, выпуская дым сквозь ноздри.
— Да откуда он может знать, кого там подстрелили? — попытался поспорить «Робин Гуд». — Ты, дядя, еще до нашего появления тут на нарах парился, откуда тебе знать, что на воле происходит?
— Сорока на хвосте приносит, — засмеялся Адидас.
— Какая еще сорока?
— Здоровая такая. Кулачищи — во! — и он показал, как будто обхватил руками арбуз. — К тому же — с чего ты решил, что я здесь «парюсь»? Говорю, меня здесь, как и вас, держат для собственной безопасности.
— Поясни, что-то не пойму, — нервно попросил Ренат.
— Свидетелей последнее время принято убирать, — хмыкнул он. — А мы тут — все свидетели.
— Свидетели чего? — осторожно переспросил Ренат.
— Как Пашка-мореход власть в городе берет.
— Не знаем мы никакого «морехода», — пожал плечами Ренат.
— Тогда я расскажу, — он перебросил им через проход пачку сигарет. — Закуривай, братва, разговор долгий.
— Не бери! — шепнул «Робин Гуд». — Знаю я блатные штучки. Возьмешь сигаретку, а тебя потом натурой расплачиваться заставят, в смысле, в попку.
— Господа, господа, мы же с вами интеллигентные люди! — развел руками Адидас. — К тому же я предпочитаю молодых красивых девушек, желательно с высшим образованием, чтоб хоть два слова связать могла. Так вот слушайте. У меня — пусть и небольшой, но прибыльный бизнес. Несколько модных магазинов, развлекательных учреждений, автозаправочная станция и даже модельное агентство. — заметив удивленный взгляд Рената пояснил. — Девушки из среднерусской полосы ценятся за свою красоту и непритязательность в лучших домах Европы и Америки. И жил бы я себе, да не тужил. Вот только заявились ко мне недавно странные гости… Но, все же, некоторое пояснение местной специфики, а то вы не поймете.
— Сами мы не местные, — подтвердил «Робин Гуд».
— Власть в городе состоит из трех составляющих. Ну, во-первых, государственная власть — та, что в здании бывшего горкома партии теперь заседает. Там же эта власть и властвует, в пределах одного отдельно взятого здания. Вторая власть — криминал.
— Бандиты, то есть? — уточнил Ренат.
— Во-во, бандиты. Их территория — улицы.
— То есть, весь город?
— Нет, помимо улиц есть завод, на котором работает больше половины жителей нашего благословенного Нововладимира, а также дома и другие постройки…
— Вот уж не догадывался, что помимо улиц в городах бывают дома и промышленные предприятия… — хмыкнул «Робин Гуд».
— И заметь, недвижимость эта в виде домов тоже на балансе того самого промышленного предприятия, а обитатели той недвижимости получают зарплату на предприятии, кстати, довольно регулярно. И хозяева завода — власть третья. А других нету.
— Ну, а как — правоохранители, пресса, да вот хотя бы такие как ты — бизнесмены? — Ренат подмигнул, — разве не власть?
— Увы, лишь орудие. Государственная власть может уволить милиционера, лишить лицензии газету или затрахать бизнесмена — от налоговых проверок, до придирок, мол, почему нет огнетушителя или ведра с песком. У криминала рычаги воздейстия менее разнообразны, хотя достаточно эффективны — в асфальт закатают, образно говоря, или в цементных сапогах плавать пустят. Что же касается руководства Электролампового завода, прикинь: у того, гипотетического милиционера, или даже бандита, есть жена, свояк и двоюродный дядя которые работают на предприятии. А вдруг их уволят? Редактор газеты десять лет ютился в комнате восемь метров с шестью родственниками, женой и тремя детьми. А сейчас получил отличную служебную квартиру — на одной лестничной площадке с директором местного TV и криминальным авторитетом Учканом, правда тот так новоселье и не успел справить. Заметь, все квартиры из жилищного фонда завода.
Что же касается меня, то самая прибыльная торговая точка — опять же на территории этого завода. Я там осчасливливаю заводчан — заметь, получающих зарплату и, соответственно, платежеспособных — свежайшей колбасой и другой снедью. Одним росчерком пера мне могут там кислород перекрыть…
— Лекцию на тему, как мы, блин, обустроили Россию, прослушали, — подвел итог Ренат. — Как любят говорить президенты: берегите Россию, мать вашу… Вот только при чем здесь наши скромные персоны?
— Не скромные, нет, отнюдь не скромные. Во всяком случае кто-то один из вас — далеко не скромная персона. Вернемся к странным посетителям, навестившим меня не далее как… — Адидас машинально посмотрел на часы. — Впрочем, дело не в посетителях, а в их, мягко выражаясь, просьбе. Скромность, говорят, сестра, но обойдемся без родственников, так что без скромности скажу — я не последний сук на трех ветвях власти. И посетители потребовали, чтобы я поддержал кандидатуру какого-то зеленого отморозка…
— Кандидатуру — куда?
— На место криминального лидера. А куда ж еще?
— Ну и что? Мы-то при чем?