Фрау Розенмайер, тетка лет сорока пяти, совершенно серьезно сделала передо мной книксен и поклонилась мне. Я чуть не поклонился ей в ответ, да вовремя спохватился. А про книксен я от Шуры слышал. Он одной нашей девке показывал, а я был рядом...
— Фрау Барбара Ковальска, — слегка иронично представил мне Фридрих молоденькую и жутко фигуристую польку. — Надеюсь, она не очень огорчится, когда узнает, что за тобой ничего не надо будет убирать! Как у меня записано... — Фон Тифенбах вынул из кармана куртки блокнот и заглянул в него: — Кыся все свои дела совершает только на свежем воздухе. Даже в петербургские морозы! Фрау Ковальска сегодня же сочинит для Кыси хорошую временную постель, а завтра мы поедем в одну из лучших фирм Кошачье-Собачьей атрибутики и закажем там все, что нужно. Самого высшего качества.
Посмотрел я на эту гиперсексапильную (по Человеческим параметрам) польку и вдруг увидел, как она мне нахально, по-блядски подмигнула. А вслух сказала:
— Ничего!.. Мы с ним оба славяне — договоримся. Да, Кыся?..
Надо отдать этой Баське должное: «Кыся» она произнесла безошибочно. Очень симпатичная девка! Была бы она Кошкой, я бы ее... Тьфу, черт!.. Что за бредятина в голову лезет?!
Фон Тифенбах вдруг удивленно посмотрел на меня и даже головой помотал, будто хотел стряхнуть с себя какое-то наваждение.
Неужели он понял, что я подумал о Баське?! Вот это да... Мамочки родные! Тут надо держать ушки на макушке. Такой восприимчивости я еще никогда не встречал. Это доступно только Коту, и только с очень высокоразвитой нервной организацией!
А может быть, Фридрих фон Тифенбах в ПРОШЛОЙ ЖИЗНИ был Котом? Шура же говорил, что существует такая теория — любое Живое Существо когда-то, до своего рождения, уже имело ПРОШЛУЮ ЖИЗНЬ, в которой оно было совсем другим Живым Существом. Но время от времени во ВТОРОЙ ЖИЗНИ этого Существа проявляются признаки его ПЕРВОЙ ЖИЗНИ..
К счастью, Фридрих не поверил в то, что ему померещилось, и продолжил представление:
— Герр Эгон Лемке — человек с золотыми руками, Кыся! Именно он сделает для тебя маленькие окошечки внизу всех выходных дверей, включая гаражные ворота, чтобы ты мог входить в дом и выходить из дому тогда, когда это будет тебе необходимо.
— Сегодня же и займусь, — улыбнулся мне этот Лемке, и я, не скрою, сразу же почувствовал к нему тепло и расположение. На что Фридрих, черт его побери, мгновенно отреагировал.
— Убежден, что вы подружитесь, — сказал он слегка тревожно, будто чувствовал, что насильно вторгается в чье-то сознание.
Но взял себя в руки и широким жестом указал на хорошо одетого человека лет пятидесяти:
— Ну и repp Франц Мозер — мой секретарь, шофер, мой добрый поверенный и спутник во всех поездках. За редким исключением, вроде моего сегодняшнего выезда. Герр Мозер очень не любит, когда я сам сажусь за руль. Он служит в этом доме уже двадцать лет...
— Двадцать один год, — уточнил негромко герр Мозер.
— Прошу прощения! — улыбнулся Фридрих. — Двадцать один год, и считает себя целиком ответственным за мою жизнь и мое благополучие.
А вот тут...
Тут я был вынужден изо всех сил сдержать себя, чтобы не напугать Фридриха!..
Ибо, глядя на Франца Мозера, я всей своей Котовой сущностью, всем Богом данным мне ощущением ПРЕДВИДЕНИЯ и четким восприятием БУДУЩЕГО увидел перед собой улыбающегося, с мягкими и добрыми, слегка стертыми округлыми чертами лица, страшного Человека — неукротимо жаждущего смерти Фридриха фон Тифенбаха!..
Но Фридрих все-таки что-то почувствовал, вдруг занервничал и МЫСЛЕННО спросил меня:
«Что с тобой, Кыся? Тебе плохо?..»
«Неважненько, — ответил я как можно спокойнее. — Наверное, не нужно мне было есть то пирожное с кремом...»
«Ах, только-то? — успокоился Фридрих. — А мне уже черт знает что померещилось».
И сказал всем вслух:
— Итак, дипломатические церемонии закончены. Все остальное — в ходе совместного существования. А сейчас — Бася делает Кысе славянскую постель, герр Лемке — маленькие окошечки в дверях для свободного перемещения Кыси в пространстве...
— Маленькими не обойдешься, — рассмеялся Лемке. — Вон какой здоровый Котяра! Я таких не встречал.
— Я тоже, — сказал Фридрих. — Фрау Розенмайер занимается обедом, а вы, Франц, идете за мной и Кысей в кабинет. Машину в гараж поставите позже.
И мы все пошли в дом. Каждый, куда ему было велено.
В кабинете, от величины которого у меня просто крыша поехала, Фридрих негромко приказал Мозеру:
— Свяжитесь с представителем фирмы Терезы Орловских и перенесите приезд тех двух филиппинок на следующую неделю. Это раз. Затем созвонитесь с администрацией «Тантриса» и от моего имени закажите на сегодняшний вечер стол для шести персон.
— На который час? — спросил Мозер.
— Часов на восемь, — ответил Фридрих.
Фридрих еще отдавал какие-то распоряжения по дому, но я уже ни во что не врубался, а только смотрел на доброе, расплывчатое лицо Франца Мозера и видел перед собой убийцу Фридриха фон Тифенбаха!..
А за Францем Мозером... Но мне это уже наверняка причудилось на нервной почве!.. Стояла чья-то неразличимая тень — то ли Человека, то ли Явления, то ли — сгустка еще не произошедших событий...
О, черт подери!.. Да что же это?! Ну как же Фридрих — такой умный, с такой потрясающей Контактной способностью — ничего не чувствует? Неужели двадцать один год ежедневного общения с Мозером напрочь притупили в нем все инстинкты самосохранения?.. И он по привычке скользит по поверхности сознания своего «шоферского секретаря», не давая себе труда заглянуть туда хотя бы немного поглубже...
Ведь почувствовал же Фридрих, когда я на мгновение нечаянно представил себе эту польскую Баську Кошкой, которую я мог бы... А это куда более тонкий и сложный процесс, чем проникновение в сознание Человека, с которым общаешься двадцать один год. Вот ведь поразительное несоответствие — чем дольше общаешься, тем меньше чувствуешь! Я всегда считал наоборот...
Но что это за тень позади Мозера?..
Нет, братцы, пока я таким путем попаду в Петербург, я определенно свихнусь в этом чудесном доме.
По старой домашней привычке я впрыгнул в кресло, покрутился там, перепрыгнул на подоконник, а затем снова вернулся в кресло.
— Ты что, нервничаешь? — спросил меня Фридрих, когда Мозер, записав все поручения, вышел из кабинета.
Я промолчал. Улегся в кресле и даже слегка прикрыл глаза, — дескать, «ни хрена я не нервничаю, думаю, как бы подремать...»
— Кстати! — тут же откликнулся на мое вранье Фридрих. — Где бы ты хотел спать?
Я моментально насторожился:
— А где обычно спишь ты?
— В своей спальне, на втором этаже. Рядом с ванной. Ты там еще не был?
— Нет.
— Пойдем покажу.
— Не нужно. Потом. Просто скажи Басе, чтобы она постелила мне там же, — сказал я и подумал: «На всякий случай...»
— У меня в спальне? — удивился Фридрих.