Я быстренько прилизался, наспех привел себя в относительно пристойный, после рюкзака, вид и неожиданно для самого себя заговорил хоть и по-шелдрейсовски, но до отвращения туповато-официозно:
— Здравствуйте, миссис Истлейк. Я настоящий русский Кот. Мартын Плоткин. Но вы можете называть меня просто Кыся.
Наверное, на меня подействовало еще и то, что я впервые в жизни разговаривал с Женщиной, служащей в американской полиции.
Мне жутко хотелось понравиться этой бабе, но я отчетливо понимал, что весь мой трюковой арсенал для произведения хорошего впечатления при первом знакомстве — от «задушевного» мурлыканья до идиотских прыжков вверх со всех четырех лап — способен поразить воображение только очень невзыскательных Типов. Здесь все эти штуки-дрюки не пройдут.
Наверное, еще одно обстоятельство сделало меня таким зажатым — это цвет кожи Рут Истлейк.
На расстоянии безумно легко чувствовать себя этаким широким и либеральным (Шурино выражение) интернационалистом, для которого цвет кожи или принадлежность к другой расе якобы не имеет никакого значения!
Хреновина все это. Имеет. Еще какое значение имеет.
Ты остаешься зажатым до тех пор, пока ИСТИННО не перестанешь замечать эту разницу — между собой и, предположим, той же Сиамской Кошкой. Или Длинношерстной Шильдпатт. Даже и не знаю, как это перевести на русский... Ну, у нее еще такая морда сплюснутая — блином. Как у монгола. У Шуры был приятель — монгол алкоголик, но жуткий деляга. Он нам откуда-то иногда продукты доставал по дешевке. Так вот, эта Шильдпатт — вылитый монгол! А шерсти на ней столько, что пока доберешься до нужного тебе места у нее под хвостом — пять раз вспотеешь и уже трахаться не захочешь!..
Может, оттого, что я впервые лично столкнулся, прямо скажем, с не очень белой женщиной, я и представился ей так безлико и бездарно? Может, отсюда и вся эта скованность?..
Правда, это дурацкое состояние у меня сразу же и прошло, как только Рут протянула мне руку и счастливо расхохоталась:
— Фантастика! Впервые вижу Кота, который так прекрасно знаком с работами доктора Ричарда Шелдрейса!.. Я не ошиблась?
Я так и присел на хвост! Вот это да!.. Какая грандиозная тетка... Ничего себе!.. Зажатости во мне — как не бывало!
— Точняк! — радостно подтвердил я. — Ну конечно, это все по Шелдрейсу! Мы и разговариваем сейчас по его методе.
— Да, уж я догадалась, — рассмеялась Рут и нежно погладила мои усы.
Пахло от нее обворожительно! Какая женщина! Вот встретить такую Кошку — и больше ничего в жизни не нужно...
— Но ты-то откуда про все это знаешь, Мартин-Кисья? — спросила она.
— Не так, мама! — огорчился Тимур. — Не «Мар-тин-Кисья», а Мар-ТЫН... Или — Кы-ся. Попробуй еще разок, ма...
— Окей, окей! Я денек потренируюсь и начну говорить, как Достоевский! Уж если я научилась понимать английский язык бухарских евреев, которые плодятся на моем участке как кролики, то... Но вопрос... — Рут на мгновение запнулась и с трудом, но отчетливо выговорила: — Вопрос к Мар-ТЫНУ...
— Супер, ма! — гордо крикнул Тимур. — Потряс!..
Рут взяла меня за передние лапы и, глядя мне прямо в глаза, спросила:
— Так откуда же вы, уважаемый сэр, знакомы с трудами английского ученого Ричарда Шелдрейса — автора теории о возможных Телепатических Контактах между Животными и Человеком? Тем более что он англичанин. Ты кто? Внебрачный сын Президента России или младший любимый братишка Нового Русского мафиози, который послал тебя учиться в Кембридж? Или ты кончал Оксфорд?
— Нигде я не учился, и ничего я не кончал, — честно признался я. — Я даже не знаю, что это такое. До доктора Шелдрейса мы докопались вместе с моим Человеком — Шурой Плоткиным. На русский у нас была переведена только книжка «Человек находит друга» Конрада Лоренца...
— Так ты и Лоренца знаешь?! — потрясенно воскликнула Рут.
— Естественно!.. Но так как я читать не умею, мне читал вслух Мой Шура. А доктора Шелдрейса он мне переводил с английского...
— Он говорит по-английски? — спросил Тимур.
— Говорит неважненько, а читает запросто.
— А где он сейчас? — поинтересовалась Рут.
— Не знаю, — ответил я, и меня вдруг пронзила такая печаль, что чуть слезы на глазах не выступили. — Он должен был меня встретить, но... Может быть, с ним что-нибудь случилось? Мы так ждали друг друга...
Рут достала блокнот и карандаш:
— У тебя адрес его есть?
— Нет. Но его адрес есть у одного конгрессмена из Вашингтона — приятеля моего Старшего Друга из Германии Фридриха фон Тифенбаха. Может, слышали? Он старый и очень интеллигентный миллионер. Его все знают...
— Я, к сожалению, о нем не слышала, но убеждена, что его должны все знать! — уверенно подтвердила Рут. — Потому что интеллигентных миллионеров в мире можно пересчитать по пальцам на одной руке. Фамилию конгрессмена помнишь?
— Нет.
— Наплевать! Не расстраивайся. Завтра по нашим полицейским каналам мы найдем тебе твоего... Как, ты сказал, его зовут?
— Шура... То есть полное имя — Шура Плоткин.
— Он еврей?
— Да, а что?
— Тогда надо искать «Шнеера Плоткина». Или «Шмуля», или «Шлему». Многие евреи, переехавшие в Штаты, сразу меняют свои имена на чисто еврейские. В общине бухарских евреев — это как правило.
Я подумал, что мой Шура вряд ли переменит имя только из-за перемены страны. Шура есть Шура, и он всегда останется самим собой. Даже в общине бухарских евреев...
Но я тактично промолчал. Хотя, с другой стороны, моя тактичность слегка попахивала предательством. Поэтому я решил, что когда мы поближе познакомимся с Рут, я ей обязательно об этом скажу! Или, если она сама познакомится с Шурой, она и без меня поймет про него все, что нужно.
— Тим, сынок, — молнией в ванную! Душ, пижама, и вернуться к столу. Легкая перекуска и немедленно в постель. Ясно? — распорядилась Рут.
— О’кей, ма. Мартын, ты спишь у меня! — бросил мне Тимур и поплелся в ванную комнату.
Было видно, что ребенок — совершенно без сил.
— А что ты обычно ешь на ночь, мой дорогой Кыся? — спросила меня Рут.
Спустя еще минут двадцать уже совершенно сонный Тимур, не найдя в себе сил даже допить стакан молока, чмокнул Рут, пожал мне лапу и, еле передвигая ноги, ушел к себе, повторив, что спать я обязан только у него. Мать рано утром уедет на работу, а у нас с ним еще куча совместных дел...
Когда почти спящий Тимур уполз к себе, я спросил Рут — откуда у него столько свободного времени? Вроде бы сейчас не лето. Как же школа?..
Рут сделала мне знак — погоди, дескать, и прислушалась к шорохам из Тимуровой комнаты. Убедившись, что он уже лег, она закрыла плотно дверь кухни-столовой и достала из своего громадного холодильника большую четырехугольную бутылку джина «Бифитер» с пожилым типом на этикетке. Тип был одет в красный костюмчик и дурацкую черную шляпу времен царя Гороха. Я не виноват — так говорил Шура, когда хотел подчеркнуть давность события. В руке этот тип держал длинную хреновину с острием на конце и кистями под острием. Не то копье, не то еще хрен знает что...
Затем Рут разбавила джин тоником, смешала все это в стакане и приставила стакан к углублению в двери холодильника. И слегка нажала. Откуда-то сверху в стакан высыпались аккуратненькие шарики льда. «Во, бля, техника!» — сказал бы Водила.
Рут чуть приоткрыла дверь и снова прислушалась. Я понял, что она не хотела бы, чтобы Тимур видел ее со стаканом джина.