-- Еще бы! -- сказал реставратор.-- Вылакал ведро отравы и хочет, чтобы ему было хорошо.
-- И мне плохо, не пойму отчего, -- пожаловался Сусанин.
-- Тебе жалко старую притершуюся жизнь, -- объяснил Семенов.
-- Правильно! -- сказал Сусанин.-- Вроде, не рвался я к директорской должности -- она мне случайно досталась,-- а все равно жалко. Привык я, привык и-- сломался. Что ж поделать! Видно, планида моя такая. А с ней не поспоришь, и если вышло так, что все, кто пытается повернуть мир с проторенного пути, должны погибнуть, значит, и я обречен.
-- Тоже мне, Данко! -- сказал оракул.
-- Тогда я домой пойду, сказала Любка.
-- Иди,-- сказал Сусанин.
-- А ты? -- спросила Любка.
-- Я тоже пойду, -- сказал Адам,-- только на месте,-- он обнял Бутылки и заснул с ним на книгах...
Но проснулся Сусанин один и не сразу понял: вечер на дворе или утро. Оказалось, глубокая ночь, а на месте слесаря оказалась вобла.
-- Где Бутылки? -- спросил Адам.
-- Усох вместе с одеждой,-- сказал Семенов.
-- Вдруг полился с него пот в три ручья,-- сказал реставратор.
-- На полу соблалась селая луза, -- сказал ван дер Югин.
-- Крысы пили из нее, -- сказал Семенов.
-- А Бутылки уменьшался на глазах, дубел и покрывался соленой коркой, как саваном,-- сказал реставратор.
-- Он молсился и усыхал,-- сказал ван дер Югин.
-- Пока не превратился и маленькую сушеную рыбку, -- досказал Семенов.
Сусанин взял воблу в руки, рассмотрел со всех сторон и спросил ван дер Югина, разучившегося врать:
-- Неужели это Бутылки?
-- Слесаль-сантехник,-- подтвердил И.
-- Как же его угораздило? -- спросил Сусанин.
-- Мы тут думали, пока вы спали, почему он усох в воблу, а не в пустую бутылку, и решили, что он тайно исповедовал восточную религию, обожествляющую пиво как влагу, -- сказал реставратор. -- Мы видели на его усыхающем теле непонятные магические знаки.
-- Нет-нет,-- сказал ван дер Югин, словно возрождая спор, который проспал Сусанин,-- это все от алкоголисма.
-- Я ведь любил слесаря как родную дочь,-- сказал Адам.
-- Он звал тебя перед смертью в бреду,-- сказал оракул.
-- Бутылки, ты меня слышишь? -- спросил Сусанин воблу.
-- Он умел, -- сказал ван дер Югин,-- он не слысит.
-- Ужасная смерть,-- сказал Сусанин.-- И жизнь его была сплошным кошмаром. Когда-то он имел светлую цель, но был остановлен на полпути безжалостной директивой и свернул в беспробудное пьянство.
-- Какую цель? -- спросил реставратор.
И Сусанин рассказал как надгробное слово: -- Решил однажды юный Бутылки отметить пятидесятилетие комсомола велопробегом "Калининград -Владивосток". Поддержали его инициативу в спортивных и правящих организациях. Тогда подготовился Бутылки к мероприятию, смазал задники своих штиблет фосфорной краской, чтобы его ненароком не сшибли в темноте; оседлал велосипед и поехал от города к городу, накручивая педали и не зная горюшка. Ждала его на каждом промежуточном финише делегация общественности и вручала энтузиасту значки, вымпелы и статуэтки. Кормили его бесплатным ужином, отводили в гостиничный номер и убаюкивали сказками о том, как идет подготовка к юбилею, а с утра уже махали вслед ладошками и желали всего наилучшего.
Но явился кошмар спортсмену на перегоне "Калинин -- Москва" в образе постового ГАИ. Никто не предупредил милиционера, что едет энтузиаст, поэтому он показал Бутылки дорожный знак, на котором был нарисован велосипед в красном круге, и потребовал очистить от велосипеда трассу. Напрасно рассказывал Бутылки, какой он герой и подвижник, напрасно совал под нос милиционеру значки, вымпелы и даже статуэтки. Постовой, как бык, не видел вокруг ничего, кроме красного дорожного знака... И делегация, собравшаяся на кольцевой дороге встречать хлебом-солью велосипедного героя, ближе к ночи съела хлеб, выбросила соль и разбрелась по домам...
-- Что же было дальше? -- спросил реставратор, собираясь оторвать рыбе голову и съесть.
Сусанин отнял воблу:
-- Бутылки свернул на проселочную дорогу и, доехав до ближайшей деревни, горько разрыдался на ступеньках сельмага. Кто-то поднес ему стаканчик самогона, кто-то огурчик, кто-то утешил и предложил на троих. Падший герой весь вечер ходил по деревне и менял сувениры на стаканчики. Велосипед и обмазанные фосфором штиблеты он тоже пропил и стал путешествовать по вытрезвителям из одного района -- в другой. Так он добрался до Сворска и до самой смерти дергал пробки из бутылок телефонным шнуром...
-- Сусанин из любого алкаша сделает жертву культа и из любой шлюхи -Жанну д'Арк, -- сказал оракул.
-- Если бы еще и не на словах,-- сказал реставратор...
К утру Семенов и Адам выползли на улицу и встретили там Марину и Ивана. Те шли обнявшись и ничего не видели вокруг. Марина даже стукнулась лбом о столб.
-- Что же ты не взял с собой сухой паек? -- спросил Сусанин.
-- Забыл,-- сказал Иван.
Адам забежал в дежурную аптеку и купил Ивану зубную щетку, пасту и мыло.
-- Все-таки, что ты будешь есть три дня? -- спросил Сусанин.
-- Ничего не буду,-- ответил Иван.
-- Может, отдадим ему Бутылки? -- предложил Семенов.
Но Сусанин наотрез отказался. Тогда Семенов отдал Ивану деньги, какие получил под расчет, и Адам отдал, а Иван сунул их в карман Марины.
-- Прощайте,-- сказал Иван, и они разошлись в разные стороны: Иван с Мариной -- к военкомату, а Сусанин с Семеновым -- на кладбище.
...Кладбище находилось за городом на холмах, поросших лесом. Там Сусанин разрыл палкой яму, положил на дно воблу, завернутую в газету, а газету полил спиртом. Потом забросал яму землей и обставил со всех сторон прутиками.
-- Спи спокойно, друг Бутылки. Мы отомстим за твой алкоголизм и за твою засушенную жизнь,-- и Адам, вспомнив детство, сказал три раза, салютуя: "Бджжж!".
Сворск лежал у их ног, как верная собака.