-- И как мне это записать?
-- Простым доступным языком: своевременная профилактика, предупреждающая преждевременный износ дореволюционных машин, образцовая дисциплина и высокая производительность труда за счет этого, строгий спрос с заказчиков... еще десяток штампов... создают условия для выполнения и перевыполнения... Ну, что я вас учу? Вы же газетчик.
-- Вопрос насчет заказчиков То, что я сейчас видел, и есть строгий спрос?
-- Не только. Например, к нам часто обращается Каракумский заповедник. Сегодня мы отослали в его адрес пятьдесят тысяч плакатов "Береги лес и не загрязняй воду".
-- Первоапрельская шутка?
-- Эти плакаты лет десять назад заказало какое-то лесничество и не выкупило. Но работа сделана, на помойку плакаты не выкинешь. А завтра приедет комиссия. Чтобы она эти и плакаты не увидела, мы их и отправили в Каракумы. Если там они не нужны, их вернут, и мы подумаем, кому послать их в следующий раз. Но ревизору придраться будет не к чему -- продукция реализована. Точно так же я поступил с полсотней ролей бумаги, которые прибыли вчера и которыми вы так любите спекулировать. Они уже едут во Владивосток. Разгружать сейчас нам некуда, а за простой вагонов надо платить бешеный штраф. Гораздо дешевле оплатить переезд в другой конец Советского Союза. А когда бумага вернется, мы уже построим склад, который сгорел в прошлом году.
-- Если я напишу о том, что слышал, вас уволят.
-- Не уволят -- вашу статью не напечатают,-- отвечает Сусанин.-- Я запрещу ее набирать.
-- Так расскажите мне что-нибудь, о чем можно писать.
-- Ну напишите, что вчера ко мне приходила посетительница, и, пока мы беседовали, из приемной украли ее ондатровую шапку, и я, добрая душа, дал ей двести рублей из собственного кармана.
-- Это, действительно, так?
-- Нет, конечно. Жена выгнала бы меня из дома, если бы я так сделал. Я составил липовый трудовой договор через подставных лиц.
-- Вопрос в лоб: "За что вас любят подчиненные?"
-- Ответ по лбу: "За то, что я директор. Вот вас, Саша, любить некому. Завидуйте мне, но хорошей советской завистью..."
-- А на химическом заводе рабочие готовы сожрать директора с потрохами.
-- Потому что он не разрешает воровать спирт.
-- А вы сталкиваетесь с проблемой производственного алкоголизма?
-- Но вы же работали здесь, Саша, и сами прекрасно знаете ситуацию. В рабочее время я не запрещаю пить только грузчикам и главному бухгалтеру. Грузчики разбегутся в противном случае, а главбуха выгодно держать пьяным мне: трезвый он кричит, что своими аферами я доведу его до тюрьмы. Но это ложь. Я -- не аферист, я -- романтик.
-- А остальные на рабочих местах не употребляют?
-- Кому совсем невтерпеж, я разрешаю на полчаса раньше кончать работу и идти в "Незабудку". Начальники цехов составляют мне списки таких рабочих, и потом они платят за всю типографию поборы Красного Креста, ДОСААФа, ВДПО и Фонда мира.
Сусанин говорит и без устали ерошит волосы на голове, как будто массажирует мозги.
-- А какие еще инициативы провели в жизнь именно вы? Какие -собираетесь?
-- При нынешнем положении вещей, Александр, провести что-то в жизнь почти невозможно, зато облегчены проводы в последний путь. Так что, задумай я серьезную перестройку, мне пришлось бы биться головой о стену. Голову жаль. Поэтому я расковырял в стене дырочку шилом и успокоился, и надеюсь, что меня минует повсеместная участь умных людей, которые берутся руководить и через два года становятся круглыми дураками и подлецами. Я сразу решил: делать -- это не моя профессия, я лучше что-нибудь посоветую. Хотя сейчас даже советовать опасно, а уж о переменах и не заикайся. Вон Югин до чего дошел! Сумасшедшим притворился, лишь бы всем я лицо правду говорить, и теперь работает в подполье. А ведь Югин неглуп. Знаете, пока вы оккупировали его квартиру, он открыл секрет НJIO. Оказывается, так называемые гуманоиды -- это наши далекие потомки, путешествующие в прошлое на тарелках времени. Логично, правда? Но неправильно. Сейчас все мы заняты борьбой за мир, а существование далеких потомков обессмысливает это занятие.
-- Относительно дырочки в стене. Что вы изменили конкретно?
-- Ну, например, я ввел выборность должностей. Всех, кроме директорской. За неделю вывешиваем ящик, в который рабочие и служащие кидают предложения, кого они хотят видеть начальником цеха, участка, или мастером, или заведующим отделом. Потом кандидатуры проходят через тайное голосование -- его каким-то образом забыли отменить. Иногда я сам прошу собрание назначить такого-то начальником смены или его заместителем...
-- Значит, вы все-таки оказываете давление на рабочую массу?
-- А как же! Зачем создавать охлократию? Чтобы грузчики выбрали в бригадиры самого пьяного?.. Я отдаю предпочтение людям с вечерним или заочным высшим образованием. Правда, бывает, что необразованный больше заслужил должность, потому что дольше проработал и лучше, может быть, но необразованный по вечерам пил пиво и смотрел телевизор, а образованный учился. Кроме того, я ввел ежегодный остракизм. Ему подвергается человек в том случае, если этого захочет не менее двадцати пяти процентов работников типографии.
-- Вы -- не директор, а прямо царь-батюшка,-- говорю я.-- Неужели на вас не жалуются?
-- Почему же! Наш народ очень любит пожаловаться.
Я знаю, кто стоит за Сусаниным в райкоме, поэтому пропускаю его ответ мимо ушей.
-- Можно написать, что в типографии высокие заработки?
-- Самые высокие по району на сегодняшний день,-- поправляет меня Сусанин.-- Жаль, если будущий историк займется архивом типографии и опровергнет мою ложь.-- Тут он достает из стола бумажную стопу.-- В типографии работает двести человек. Вот двести заявлений, в которых умоляют выдать субсидию "в связи с тяжелым материальным положением".
-- Вы ставите меня в неловкое положение. Из такого материала не выжмешь и сотни строк, а мне заказали статью.
-- Да напишете что-нибудь! Демократический централист, прислушивается к слову рабочих, идет в ногу со временем, хороший семьянин... Пишите! Все равно никто читать не будет.
-- И еще вопрос: "Любите ли вы Сворск? И за что?"
-- Я люблю этот город за его пустоту. По-моему, именно здесь у человекоподобных существ есть шанс превратиться в людей. Сейчас я как раз собираюсь изобрести для своричей палку-копалку.
Мне не нравится, как Сусанин говорит о Сворске. Я -- невесть какой патриот, но зачем возводить напраслину? Обычный город и вовсе не пустой. Все в нем есть. Есть памятник, центральная площадь, два кинотеатра, секции по интересам, тряпки у спекулянтов -- какие угодно, особо не голодаем. Есть даже две проститутки, а у них есть сутенер. Он торгует семечками на привокзальной площади...
-- Я возвращаюсь в редакцию. Сплю уже убежал: он сидит до обеда. Не успеваю снять дубленку, как вбегает Илья Федорович.
-- Только что звонил товарищу Примерову, просил икры. Он перевернул все закрома, но не нашел и ста граммов.
"Еще бы!" -- усмехаюсь я.
-- Ты не мог бы по своим каналам пошустрить?
-- Надо в областной центр ехать. У меня шеф-повар...
-- Завтра езжай с утра! Прямо из дома!
-- Там ресторанная наценка. Шестьдесят рубликов килограмм.
-- Возьми килограмм, в зарплату рассчитаемся... Эх! -- говорит он, сжимая ладони в кулаки,-- позову Примерова и утру ему нос икрой!
Я сажусь писать статью о Сусанине:
"Он не любит больших помещений: в них трудно сосредоточиться, поэтому на планерках подчиненным приходится сидеть на коленях друг у друга. Позади стола на стене висит девиз директора -- строка из греческого поэта Гесиода: "Вечным законом бессмертных положено смертным работать!" Кабинет как бы представляет самого хозяина: можно зайти с любым вопросом и, глядя на одну обстановку, получить ответ..."
Дальше я не пишу, а что уже написал -- выкидываю в корзину. Потом беру подшивку "Правды" за прошлый год и надергиваю, как нитки, всяких фраз из статей о передовых руководителях. На то, чтобы вогнать эти куски в одно русло, уходит два часа. Когда я прочитываю статью, меня чуть не тошнит от своей работы, а Сусанина я ненавижу. Но пусть лучше стошнит меня, чем я напишу отсебятину и вырвет редактора. Да и не собираюсь я представлять Сусанина непонятым героем. Чудак на букву "м" этот Адам. Он ни во что не верит, всех презирает и готов высмеять любого. А я верю! И мне не до смеха! Я несокрушимо верю в порядок и даже не смотрю по сторонам, когда перехожу улицу на зеленый свет. Шальных автомобилей для меня не существует!..
Дома я переодеваюсь в тренировочное и иду к Чертоватой.