«Идиот, — мысленно обратился он к бегущему на трамвай Зубру. — Если бы не эти козлы на "жигулях", все было бы просто. Я бы тебя из "макара" охранника шлепнул, и наган тебе в лапу. Мусора через сутки знали бы, кто с ним по кассам девять лет назад гулял. И кассира бы вологодского на тебя повесили. Вместе они нас не видели. Связи между нами найти не удалось бы. А сейчас караул получается, — увидев нужный автобус, Граф приготовил билет. — Мне валить надо. Уже завтра Москва получит результат экспертизы. Менты сразу ко мне нырнут, и привет, пишите письма, — пропустив женщину, Граф вошел на заднюю площадку. Сегодня ночью забираю бабки, дипломат и валю. Пусть ищут, суки. "Макар" у охранника я правильно прихватил. И с коттеджем классно вышло». Он довольно улыбнулся. Наскоро набросав план налета, он вчера вечером знакомился с местом. Вот и наткнулся на заброшенную стройку.
Граф улыбнулся, вспомнив, как всполошились двое бомжей. От них он и узнал, что стройка прервана на некоторое время, а начал ее один из московских тузов для своей старушки матери. Бомжи оказались на удивление информированными. Они знали даже имя и фамилию пензенского товарища московского господина. Он удивил их необычной просьбой съездить в Лунино и вечером вернуться. Граф жестко усмехнулся. Он бы убил обоих бичей, так же как и Зубра, но теперь все изменилось. У него в запасе оставалось чуть более суток. Раньше уголовка не успеет получить проверку на пули.
Увидев, что пассажиров в автобусе двадцать три и рядом с ним никто не сел, Филимон остался доволен. Завтра он будет в Саратове. Два дня на изучение распорядка майора Зимина, который наверняка эти дни будет выяснять, почему взорвалась машина с его людьми. Поудобнее устроившись в кресле, Филимон закрыл глаза. В Москву возвращаться тоже нет смысла. Задание он не выполнил, пчеловод жив. Обычно Филимон не допускал брака в своей работе, но убийством Адама он перечеркнул это дело. Сейчас главное — не дать Зимину вычислить его. Что будет делать дальше, он не знал. Да это и не беспокоило. В услугах убийц нуждались во все времена.
Феоктистов сидел на кровати и внимательно рассматривал фотографии. Отложив последнюю, покачал головой, усмехнулся.
— Что скажешь? — спросил сидящий за столом Басов.
— А что эксперты? — повернулся к нему капитан.
— И время смерти, и позы, и раны, совпадают, — недовольно ответил подполковник. — Кроме ранения в спину. Нож вошел как бы сверху. При ударе, сам знаешь, рана колотая.
— А свидетели? — спросил Феоктистов.
— Все поют в унисон, — буркнул Басов. — Поэтому я им и не верю. Они будто выучили сказку о добром молодце, погибшем от предательского удара в спину. Тем более эти трое, которых он убил, из его же команды.
— А что насчет тройки наймитов? — спросил капитан.
Подполковник взорвался:
— Ты же нам трупы подарил! Пальчики говорят, что все трое сидели и не по разу. Двое из Воронежа. Один беглый. Он семь месяцев назад из Горьковской колонии сбежал. Раньше все были в крытой, в Новочеркасске. Там и познакомились, видно, — он вздохнул. — К кому и зачем приехали и как вообще попали в Саратов, установить не удалось. А ведь где-то они жили. Побритые, выглаженные. Ни документов, ни денег. Черт их знает, где они торчали! — раздраженно сказал Басов. Покосившись на Феоктистова, недовольно сказал. — А ты пацана того, участкового, в свои игры зря затащил. Пришили бы его, и все. Тебя-то ни пуля, ни нож не берут. Я имею в виду до смерти, — вспомнив о недавнем ранении капитана, поправился он.
— Надеюсь, вас это не очень огорчает? — засмеялся Сергей, и тут же серьезно продолжил. — А что касается Васьки, так он из тех, кто не за квартирой в милицию пришел. И в детстве его не колотили, как многих из тех, кто теперь с дубинкой ходит. Ведь согласитесь, Валентин Павлович, — он рубанул воздух рукой, — многие идут в милицию только потому, что считают: наденут форму, и все, никто их пальцем не тронет. Вы же видите, кого сейчас набирают. Недомерков полно. Идет по вокзалу метр с шапкой и дубинкой помахивает. А уж насчет того, что руки греют, — сплошь и рядом. Если раньше милицию преступники хоть немного, но боялись, то сейчас чихать они на нас хотели. А работяги, — с горечью сказал капитан, — презирают и чуть ли не в след плюют. Мол, только и умеете, что с пьяными воевать. Ведь нас по тем, кто с дубинками ходит, оценивают. Если раньше кино, книгах милиции, можно сказать, оды пели, то сейчас, — шумно выдохнув, он махнул рукой. — И что обидно — во многом правы те, кто нас взяточниками пособниками преступников называет. Действительно, дерьма развелось немало. Но обидно! Сколько наших парней гибнет. постовых сколько кладут! Только за то!, что у него пистолет взять можно...
— Ты чего разошелся? — спокойно прервал его Басов. — И насчет постовых ты прав, и насчет дерьма. Но ведь делаем мы что-то! Если бы не было нас, вообще бы хана пришла. Ведь даже при этом самом недомерке с дубинкой не ограбят и даже не ударят этого же самого работягу. Конечно, хреново, что грязи сейчас в органах по самое некуда, но, согласись, — он взглянул капитану в глаза, — большинство все же дерутся с этими крутыми парнями. Они же, суки, и одеваются, и даже говорят не по-нашему. Нахватались слов с видиков... Но что-то мы с тобой, как на политзанятии. Давай лучше думать, что далее делать. Пока проигрываем мы Зяблову во всем. И знаешь, — вздохнул Басов, — лично я даже доволен, что ты эту троицу холодными оставил. Так что? Получили бы по червонцу, и в дом родной. А там сейчас и патлы отращивают, видики японские, и передачи мешками. Сказать они нам бы все одно ничего не сказали, — посмотрев на заулыбавшегося капитана, нахмурился. — Но это вовсе не значит, что задержанных нужно с ходу на вскрытие отправлять.
— Итак, против Зяблова у нас ничего, — поспешно перевел разговор Сергей.
— Он что-то Иринку побаивается, — сказал Басов. — Все печется о ней, гнида. Мне Чернов, врач, говорил. Мол, Зяблов и о психдиспансере в Москве договорился, и вроде даже хотел бы ей и дома у себя все условия создать. Что-то она знает, — сказал подполковник.
— Оно понятно, — сразу согласился Феоктистов. — Ведь просто так не стала бы Вера Николаевна в него стрелять. А с вами-то что решили?
— Мог бы и пораньше спросить, — упрекнул Басов. Сергей виновато опустил глаза. — Да скорее всего проводят с почетом на пенсию, — недовольно проговорил подполковник. — А может, оно и к лучшему. Я тогда с Зяблова не слезу, — его небольшие медвежьи глаза злобно блеснули.
— Ваську я в деревню к бабке отправил, — сообщил Феоктистов, — от греха подальше. И все-таки мы правильно рассчитали, что Зяблов наймет кого-то, чтобы его убрать. Потому что с фотографами...
— Ты просто подставил пацана с этими фотографами! — недовольно перебил его Басов. — А что нам это дало? Трупы есть. Покушение было. И причину следователь в жизни не узнает. А заикнись об этом ты или я, Зяблов с ходу на нас жалобу накатает да еще и дело возбудит. И если не посадят, — он усмехнулся, — то за моральный ущерб мы этому сукиному сыну платить будем! — посмотрев на часы, поднялся. — Пора мне. А то моя с ума сойдет. Ладно бы уж думала, что я с бабенкой молодой где-то, — гулко захохотал он, — так нет, боится, что прирежут меня уголовнички. Ты вот что: сделай вид, что уехал куда- нибудь. А сам через пару деньков вернись и понаблюдай за хоромами Константина Федоровича. Нам бы накрыть его с чем-нибудь, — мечтательно проговорил он, — с наркотой или с оружием. Вот тогда бы хана Полковнику.
— Да я и сам об этом думал, — сказал Сергей, — только расклад немного другой. Приметить бы какого-нибудь уголовничка из команды покойного Горбуна. Взять его на деле и расколоть, что он по указанию Полковника работает. И все. Организатору всегда больше дают.
— В общем, работай, пока ты в отпуске, — и Басов пожал ему на прощанье руку.
Сделав глоток, Зяблов недовольно посмотрел на молодую женщину.
— Послушай, Тося, — поставив стакан, сказал он. — По утрам я не пью сладкий кофе. Неужели так трудно запомнить?
— Но Зинаида Владимировна, — виновато проговорила женщина, — всегда...
— К черту тебя вместе с Зинаидой! — заорал он. — Она уже в могиле!
Зяблов с размаху бросил стакан на пол. Взвыв, затряс обоженной рукой. Кофе попал на кисть.
— Я сейчас, — испуганной ахнув, Тоня бросилась к отделанному серебром подвесному шкафчику, достала аптечку. Задрожавшими руками вынула пузырек со светлой мазью. В дверях появился привлеченный стонами Зяблова Рахим. Бесшумно подошел к кровати. Легким толчком в плечо отстранил Тоню.
— Ошпарил ладонь, — потрясая рукой, дуя на пальцы, промычал Константин Федорович. Осмотрев немного покрасневшую кожу, Рахим спрятал в узких глазах усмешку, достал из-за пояса пузырек и выдавил на ладонь каплю густой темно-бурой мази. Кривя рот, кусая губы, Зяблов с испугом наблюдал за ним.
Рахим осторожно растер мазь на покрасневшей коже и молча пошел к двери.
— Завязать? — спросила его женщина. Он отрицательно покачал головой. В комнату вошел Шугин. Забыв о руке, Зяблов вопросительно посмотрел на него.
— Не было его в деревне, — сказал Шугин.
— Черт бы вас побрал! — заорал Константин Федорович. — Не можете найти пчеловода! Ждете, пока он милиции номер сообщит? Знаю я, — забыв об ожоге, сложил обоженные пальцы в кулак и погрозил им. — Спите и видите, когда меня в кутузку упрячут!
На лице Шуги не отразилось ничего, Он привык к подобным выступлениям шефа. Вспомнив о руке, Зяблов страдальчески сморщился.
— Участкового тоже нет, — не услышав продолжения, проговорил Шугин.
— Послушай, Феликс, — процедил Константин Федорович, — как это нет? А где он? Куда испарился?
— К его родителям заходить опасно, — сказал Шугин, — они о нем вообще говорить не хотят ни с кем. Особенно после того, как на него...
— Найдите участкового! — перебил его Зяблов. — Из-под земли достаньте! И немедленно отыщите пчеловода! Может, он уже номер сообщил? — с внезапным испугом предположил он. — Тогда все. И Касым...
— Касым и его команда перебиты, — вежливо перебил его Феликс. — Их сделал кто-то.
— Что? — встревожился Константин Федорович. — Откуда ты это знаешь?
— Зимин просил передать.
— А Генка где? — немного помолчав, спросил Зяблов.
— Бабки повез свидетелям драки Горбуна с троими пьяными, — усмехнулся Феликс.
— Там все нормально? — спросил Зяблов. Шугин кивнул.
— Ну а с тобой что? — баюкая правую руку, спросил Константин Федорович.
— Да вроде все нормально, — засмеялся Феликс. — Прокурор, правда, сука, все на чистосердечное фалует. Я, как вы советовали, его пугаю, мол, жалобу напишу и будешь мне за моральный ущерб платить.
— Подействовало? — самодовольно улыбнулся Зяблов.
— Еще бы, — кивнул Шугин и, сразу сделавшись серьезным, нерешительно начал. — Я, собственно, это... — поморщившись, вздохнул.
— Что такое? — заволновался Константин Федорович.