На месте старого склада осталась воронка и выжженные куски камня. Отряды пожарных пробирались через задымленные улицы района, пока с неба падала горящая солома. Вадим бежал, расталкивая любопытных прохожих. Они вышли посмотреть на источник шума.
Пожарные разворачивали шланги от бочек с водой, чтобы затушить бушующее пламя, прохожие выносили раненых. Вадим подбежал в тот момент, когда на носилках вынесли Егеря. Он выглядел целым, только из ушей и носа у него шла кровь.
— Егерь? Что случилось? — Вадим взял его за руку, чем вызвал гневные возгласы добровольцев.
— Вадим Борисович! — Егерь кричал, его контузило, — Я видел майора! Не помню имя…
— Я понял, отдыхай, — Вадим отпустил Егеря, и его унесли в полковой лазарет.
В городе подняли тревогу и гарнизон. Казаки разошлись сетью патрулей по округе, но не смогли найти Мартынова. Пока прибежали большие люди из штаба, Вадим успел проверить то, что осталось от склада. Следы взрыва указывали на стабилизированный нитроглицерин или же в простонародье — динамит. Пока военные разбирали завалы, Вадим считал не только осколки от ящиков, в которых привезли динамит, но и мощность взрыва.
— Вадим, если ты не объяснишься, то нам головы снимут, — зашептал Захарченко, отведя друга в сторону.
— Мы должны выступать, Ахмет рассказал, что горцы хотят подорвать военную дорогу.
— Это же сколько пороха нужно! И потом, зачем было взрывать твой склад?
— Так, все легко, если понимать разницу между порохом и динамитом, — Вадим показал обгоревший уголок от ящика, — мой динамит на порядки мощнее пороха. Нескольких ящиков хватит, чтобы устроить обвал.
Захарченко снял фуражку и платком протер выступившую испарину.
— Дай угадаю, здесь взорвался не весь динамит?
Вадим оглянулся, осматривая окружающие дома.
— Если бы взорвали все, то Владикавказ решился бы нескольких кварталов.
— Вадим! — Захарченко схватил его за рукав, — на кой черт ты притащил в город столько взрывчатки?
— Ты же видел, что можно сделать одним ящиком? Взорвать стены аула, устроить засаду на горцев, обрушить дорогу или ущелье…
— Значит, что не только я один видел, Мартынов как-то узнал обо всем.
— Что значит как-то? На дороге весь караван видел, пусть и издалека, Лермонтов, он же был другом майора. Никто секрета не делал, — Вадим пожал плечами, — я же хотел показать мощь оружия. Чтобы у генералов челюсти отпали.
— Они и отпали, — в разговор вмешался Василий, незаметно подкравшийся, — только я успел показать винтовки и гранатометы. Пластуны у генералов, конечно выпрашивали новинку… Но все тяжко.
— Денег нет? — понял Вадим.
— Не-а, они, конечно пообещали написать в Петербург и все такое, — расстроился Вася и принялся теребить запонку на рукаве, — а, точно! Еще Михаил показывал казакам револьверный карабин, по тыквам стрелял на скаку и все такое.
Захарченко скривился, вспомнив, что его снова привлекли для торговли и в отместку спросил:
— А тебя как сюда пустили после взрыва?
— Склад же я покупал.
Вадим и Михаил переглянулись.
— Василий Гермонович, а вы случаем никому не говорили, что будете хранить на складе? — поинтересовался Вадим, тихим, вкрадчивым.
— Вадим ну что ты, так был один майоришка, — Василий посмотрел на погоны Захарченко и откашлялся, прежде чем продолжить, — тёмненький такой, интересовался неопасное ли я чего храню.
Захарченко сплюнул.
— Давно интересовался?
— Часа три назад, при нем еще пара казаков была, или местных, черт их знает, а потом меня вызвали в штаб, — Василий задумчиво почесал острый подбородок, а Михаил рядом жалобно завыл.
— Ты бы хоть документы спрашивал…
— Миш, подожди с документами, что сказали в штабе?
— Да ничего, ошиблись, наверное. Никто не звал.
— Вадим, и этому человеку ты доверяешь караваны с оружием? Винтовки и ружья хоть не пропали? — устало спросил Захарченко.
— Все на месте, я несколько складов купил, только что их проверил, — заверил насупившийся Василий. Он если и обиделся на замечание, то поставил дело на первый план.
К оцеплению из солдат вокруг склада подбежала пара запыхавшихся казаков. Младший Лев Львович спрыгнул на землю, весь взмокший, он тяжело дышал, вытирая пот с бровей.
— Ушли, — он сорвал бурдюк с седла, чтобы напиться.
— На север? — уточнил Вадим.
— Все так, на север, к Пятигорску.
Вадим повернулся к Михаилу.
— Собирай людей, командир. Пойдем в горы.
— Вадим, в которые?
— Вдоль военной, в сторону Грузии, — прежде чем казак и Захарченко начали задавать вопросы, он продолжил, — не просто так Шамиль прятался у Владикавказа. Он готовил удар по дороге. Сейчас горцы украли взрывчатку и убежали якобы на север, чтобы обмануть преследователей. Заметают следы.
Про наводку Ахмета Вадим решил умолчать в присутствии малознакомых лиц.
— Ты себя хорошо чувствуешь? Раны… — Михаил указал рукой на впалые щеки Вадима, — только приехал и сразу в погоню.
— Иначе никак.
***
По узкой горной тропинке поднимался отряд горцев. Они зашли в тень вершины, чтобы устроить привал.
Среди загорелых, суровых лиц горцев затесалось две аномалии: русский майор с бледной кожей на тонкой шее и широком лбу, и тихий турок в белой черкеске и белых брюках.
С приближением сумерек к стоянке потянулись банды черкесов и чеченцев. Беки первым делом шли здороваться с Шамилем, пока простые бойцы собирались группками для обсуждения последних слухов.
Николай сидел с краю и жевал горький табак. Он чувствовал себя чужим, одиноким. Прямо как сидевший напротив Анвар. Турок не спешил сближаться с горцами, сидел, сложив руки на коленях. За время, которое Мартынов провел с горцами он так, и не увидел, чтобы Анвар присоединился к намазу или прочел молитву. Тот скорее всегда оставался наготове, спокойный снаружи, но натянутый как тетива внутри.
— Урус, а расскажи, как ты взорвал дома во Владикавказе! — один из беков Шамиля подошел к Мартынову, чтобы забрать его в круг приближенных.
— Сарай, только. И может, несколько человек, — неохотно ответил Николай, скривившись от воспоминания. Мартынов уже не раз проклял себя, сначала за деревней на горе, когда на глазах погиб Лермонтов. Мишель. Старый злоязычный друг. Николай сжал кулаки до хруста в костяшках. Поэта он бы и сам придушил, было за что, а вот поручика Беркутова, солдат, артиллеристов. Что ж, здесь Вадиму не повезло попасть в прицел старому "доброму" знакомому Николая. Если бы не треклятое письмо из Петербурга, то все пошло бы по-другому.
— Урус, Шамиль зовет тебя, — напомнил о себе бек.
— Иду, — поднялся Николай.
Имам Северокавказского имамата сидел в окружении беков и ханов. Шамиль пил турецкий кофе, пока слушал доклады. Высокий, широкоплечий мужчина выделялся крепостью даже среди закаленных воинов.
— А, Николай, — Шамиль жестом остановил докладчика и подозвал к себе Мартынова, — дорогой, расскажи, что ты забрал из Владикавказа.
— Мощную взрывчатку, ее хватит, чтобы завалить дорогу. Десять ящиков и три активатора, — Николай не знал название взрывателей, поэтому использовал пришедшее на ум слово.
— Отлично! Отлично! Завтра утром, мы отправляемся. Ты отвечаешь за взрыв склона.
Николай кивнул. Говорить ему не хотелось. Побыстрее все закончить и… И спрятаться в каком-нибудь ауле.
К имаму подошел бек с перевязанной рукой, его отряд черкесов выглядел побитым и пришел на стоянку в числе последних. Если Николай не ошибается, то именно они уводили патрули казаков на север.
— Ты ранен? — Шамиль повернулся к горцу, чем показал Николаю, что тот свободен.
— Не сильно. Мы сначала обменялись выстрелами с шакалами, чтобы броситься с холодным оружием, но они стреляли, стреляли и стреляли не прекращая. Я потерял десять человек!
У бека недобро блеснули глазки, когда он посмотрел на Николая. Дальше Мартынов не стал слушать, вернувшись на лежак.
Спал он плохо, постоянно просыпался от кошмаров, шума в лагере и нестерпимого запаха конского пота.
Николая разбудили еще до рассвета. Горцы выдвинулись в темноте, ведомые опытными стариками, они шли горными тропинками, чтобы пройти незаметно для патрулей Русских. Войско, а именно так Мартынов назвал бы не меньше тысячи собравшихся, останавливалось, чтобы подтянулись замыкающие, и отдохнули кони, прежде чем двинуться дальше.
К концу недели войско подошло к поселению Ларс. Укрепленной деревни с редутом. Русские обменяли земли у владельца на деревни рядом с Владикавказом, чтобы построить новое укрепление. В тени отвесных скал виднелись старые башни, оставшиеся с древних времен, но пришедшие в негодность сейчас.
— Николай, сколько тебе нужно ящиков? — к Мартынову подошел Шамиль и показал на склон горы, которая возвышалась над дорогой и поселением.
— Думаю все, здесь сплошная порода, — пожал плечами Николай и закрыл рукой глаза от заходящего солнца.
— А ты подумай. У меня с собой есть порох, много пороха, мы на ослах тридцать пудов принесли.
— Ну, можно попробовать и четырьмя, но Шамиль, твоим людям придется капать и много, — Мартынов лучше всего оценил не саму взрывчатку, а активаторы и кабель, по которому проходил сигнал для взрыва, — если подорвем в тех расщелинах, то обрушим склон прямо на дорогу. Крупные осколки русские солдаты будут разбирать месяцы, даже со взрывчаткой.
Он указал на пласт покрытой мхом земли с открытыми прожилками серого гранита. Там порода годами вымывалась дождями и ветром, образуя естественные трещины.
— Хорошо, хорошо, — имам отошел, чтобы отправить горцев с одним из ящиков взрывчатки. Куда они пойдут Николай не знал, но догадывался, не зря же к Шамилю уже несколько раз подходил Анвар. Этот турок присоединился к Кавказским бойцам не из душевных побуждений и не по религиозному зову. Прагматизм и политика привели его на южную границу России.
Два человека и осел поднимались по склону, чтобы уйти на запад, в сторону черного моря, где их должен встретить уважаемый человек с кораблем до Османской империи.
Николай и дальше бы смотрел на склон, если бы не выстрел. Выстрел дрожащим эхом прошелся по зеленым склонам и над станицей горцев. Осел со взрывчаткой дрогнул и кубарем покатился, утаскивая за собой горца-погонщика. Они подняли облако пыли и ошарашенные взгляды, когда рухнули на камни, подняв облако серой пыли. Николай тяжело сглотнул, в горле резко пересохло.
— Атака! — завопил бек в расписной черкеске, запрыгивая на коня. Но не успел он натянуть вожжи, как дернул головой, выплюнув кусок гортани на загривок коню.
В этот раз одиночный выстрел потонул в оркестре горных орудий российской армии, которым аккомпанировали дымные щелчки линейных ружей из-за камней. Вокальную же часть ужасной композиции императорские войска отдали боевому кличу казаков, которые заходили темной тучей во фланг горцев.
Линейные казаки неслись с воплями шакалов. Они врезались в разворачивающиеся порядки горцев, чтобы рубить, колоть и резать врага сталью.
Осколок шрапнельные гранаты резанул Николаю кожу на виске. Он и сам не раз держал в руках пятикилограммовые смертельные снаряды. Они распускались огненными бутонами, чтобы тут же завянуть на холодном ветру, забрав с собой жизни.
Николай зажал рану и осмотрелся. Среди ужасного танца из тел и взрывов он увидел, как Анвар за руку тащит Шамиля. Имам упирался ногами, хватался за людей, только чтобы остаться и привести войско в порядок, спасти кого сможет. Здесь гибли самые верные.
Мартынов схватил под уздцы коня, загруженного взрывчаткой, и пошел за имамом. Если Шамилю не показать выход, то он упрется и погибнет, как гибло войско. А так, страшный и могучий Анвар защитит избранного духовного лидера, уведет, чтобы зализать раны.
Мартынов приложился к немецкому штуцеру, ружью которое привезли по морю контрабандой. На прицел попался солдат, один из многих в тонкой цепи пехоты, что сжимала горцев в огненном мешке. Выстрел ударил в плечо, и Мартынов не стал проверять, попал ли он.
— Анвар! — Николай позвал турка. Зная, что Анвар не понимает по-русски, Мартынов просто указал на единственную тропинку между скалами, которую еще не занял враг. Из-за царящего безумия схватки больше никто не смог заметить пути побега из ловушки.
— Николай, мы не можем нести взрывчатку с собой! Слишком тяжелая, — опомнился Шамиль, говоря почти без акцента, — оставим ящик, остальное взорвем!
Он повернулся и перевел Анвару. Турок молча кивнул и показал Николаю на ящики. Мартынов достал из внутреннего кармана завернутые в бархатные платки чувствительные активаторы. Из рассказа одного охотника Николай знал, как Вадим уничтожил засаду подобным ящиком. Только в этот раз не было столь хорошего стрелка, чтобы подорвать взрывчатку. Но Анвар только фыркнул, размахнувшись одной из двух снаряженных бомб. Ящик не успел приземлиться перед строем выскочивших казаков, как глаза Анвара засияли, а в руках появилась дуга из молнии.
Как летящая паутина на ветру, молния окутала ящик. Взрыв сотряс землю, заглушая дрожь от топота сотен коней и выстрелов пушек. Ведущий строй казакский командир испарился вместе с двумя десятками человек и коней, оставив после себя почерневший кратер.
Анвар кровожадно улыбнулся и протянул руку, за второй бомбой. Николай испугался. Упал на спину, отшатнувшись от турка, чем и спас себе жизнь. Бомба взорвалась еще в руках Анвара, чуть не погубив и Шамиля.
Свист в голове смешался с помутневшим миром перед глазами Николая. Из носа шла кровь, а из лица торчали острые кусочки гранита.
Мартынов пошел к единственной дороге. Он шел медленно, пошатываясь и не обращая внимание на сражение. В голове звенело так сильно, что он не заметил тела горцев, лежавших прямо на обманчиво безопасной дороге между скалами.
Из глубокого шока к сознанию Николая вернула вывернутая картина мира: Анвар без одной руки нес на плече Шамиля. Имам висел, не двигаясь, одежда у него промокла кровью, но чей именно, Николай не понял. Хуже всего, что их уже ждали.
Вадим Беркутов, который должен был сгинуть в горном ручье, стоял на склоне с ружьем.
Прежде чем Анвар успел призвать страшные силы, его с ног сбила тяжелая пуля из слонобойного ружья. Вадим сказал что-то на турецком, отчего Анвар засмеялся и снова дернулся, получив второй выстрел. На груди у турка зияла дыра в черной блестящей как панцирь коже. Николай только сейчас заметил, что с лица и тела турка кожа полностью пропала, обнажив черные кости и выгоревшее мясо.
— Собаке, собачья смерть, — сказал Вадим, перезаряжая ружье. Он спрыгнул на дорогу, чтобы подойти к Анвару.
За спиной Беркутова показалось лицо майора Захарченко. Мартынов зажал рукой рот, чтобы стоном не выдать себя. Тело не вовремя отошло от шока и припомнило все застрявшие под кожей осколки. Его не услышали. Липкий ужас вперемежку с кровью застрял в горле.
Турок лежал на спине, задрав голову к небу. Вадим стоял над ним как палач с картинок из старых книг. Только вместо топора он зарядил ружье. Анвар засмеялся и вытянул руки, выпуская белые молнии. От столь яркой вспышки у Николая пошли круги перед глазами и он пополз спиной к выходу из ущелья, но упал в небольшой овраг у дороги. Сквозь шипение разрядов молний пробилось два выстрела, а потом упала тишина. Николай открыл глаза, на краю зрения еще плавали белые пятна, но они не мешали видеть. Видеть такое, от чего у Мартынова встали волосы. Беркутов сел над телом Анвара и раздвинул грудную клетку. Из черной, обожжённой взрывом плоти Вадим достал сердце, черное со следами порезов.
— Вадим? — забеспокоился Захарченко, который пытался проморгаться после вспышки.
— Так надо, Миша, — с этими словами Вадим впился в сердце зубами. С подбородка на землю закапали тяжелые капли воды. Вадим менялся на глазах: от него пошел пар, исчезли синяки под глазами и худоба на лице. Ребра больше не торчали из-под рубашки.
— Антихрист! — Захарченко вынул револьвер и наставил на Вадима дрожащей рукой.
— Нет, Миша, ангел, — засмеялся Беркутов, — Хочешь немного? Никакой человечины, чистый дейтерий и тритий!
Над долиной повисло черное облако, казалось, что оно спускается, чтобы коснуться земли, но нет. Облако остановилось, повиснув как крыша огромного зала.
— Тоже хочешь? — Беркутов поднял сердце над головой, — кто не работает, тот не ест! Миша, пошли, там еще бой идет.
Он бросил сердце Захарченко и поднял с земли огромное ружье и Шамиля, чтобы закинуть его на плечо. Михаил на рефлексах поймал сердце, но майора чуть не вывернуло наизнанку.
Мартынов сидел в таком шоке, что засыпал себя землей, собирая ее руками вокруг. Его не заметили, никто не заглянул в овражек у дороги. Сколько он так просидел, Николай не знал. Но в какой-то момент все звуки пропали. Исчезли залпы горных единорогов, ушло эхо от криков и выстрелов. Николай поднялся, разгладим мундир и вышел из чертова ущелья.
На поле боя ходили отдельные отряды пехоты и казаков, они собирали раненых и убитых. Следы от ядер и разрывных гранат остались высечены на скалах. Когда-то зеленый склон почернел от вспаханного артиллерией и конницей слоя земли. Только серый гранит зубьями торчал, хотя сейчас как надгробья армии Шамиля.
Николай шел быстро, но не бежал. На него если и бросали взгляды, то мимолетные. Мало ли сейчас над Верхним Ларсом ходило перепачканных солдат и офицеров. Мартынов спустился к дороге, застав там одинокого казака у коня. Юный хорунжий рассматривал тонкий кинжал в украшенных камнями ножнах.
— Братец, а табаку не найдется? — обратился к нему Николай.
— Конечно, вашблогородие! Ух, как вас осколками посекло, — хорунжий засуетился, хлопая по карманам черкески.
— Симпатичный трофей, дашь посмотреть? — Николай вытер испарину со лба и показал на кинжал.
— Конечно, держите, я пока табак найду, добыл, сам! — хорунжий протянул трофей и светящийся от радости принялся проверять сумке у седла.
Николай обнажил кинжал, рассматривая лезвие.
— Нашел, вашблогородие, — казак повернулся и замер, встретив печальную улыбку.
— Спасибо, братец.
Тонкое лезвие прошло через черкеску прямо в сердце. У хорунжия дрогнули черные усики. Он упал на землю с широко раскрытыми глазами, смотря на проплывающее небо.
Николай проверил кобуру со странным револьверным карабином у седла, но предпочел старый кремневый пистолет из сумки. Его Мартынов спрятал в распахнутом мундире. Беспокойный конь не хотел оставлять казака и пришлось его пришпорить, чтобы поскорее убежать с проклятых гор Кавказа.