21 октября 1841 года.
Подчиненных и друзей Вадим принимал в кабинете в кабинете усадьбы в Заводском. Прошло больше полугода с того момента, как он уехал из столицы, оставив дела на управляющих. Несмотря на постоянную переписку и с Максимом, и с Василием и с остальными, требовалось войти в курс дел, прежде чем идти на прием к императору.
Вадим еще раз пробежался по ровным строчкам и отложил лист бумаги. Напротив за рабочим столом с чашкой чая в руках сидел задумчивый Максим и долго-долго смотрел в большое окно.
— Пять, — вдруг заговорил Максим, — пять кольцевых печей для производства кирпича должно хватить.
Вадим молчал не перебивая.
— Сейчас строим четвертую здесь, вторую в Москве, даже фины попросили у них поставить. Эх, а еще ресторан…
— А что с ним? — встрепенулся Вадим.
— Ты китайского повара посылал?
— Посылал.
— Рис где?
Они встретились взглядами.
— Какой рис?
— Ну, ты же китайского повара прислал?
— Прислал, — Вадим задумался о других мастерах, которых обменял у Ли Си Цина.
— А переводчика и рис — забыл, — Максим тяжело вздохнул, — мы его на кухню привели, а он нам только два слова и талдычит: шуни и неньсяо. Свинину попробовал, говядину нашу попробовал, курицу и продолжает талдычить шуни и неньсяо. Я уже хотел звать за доктором, пока в порту не встретил одного человека, который объяснил, что это значит. Но это не важно. Нужен рис.
— Он фо-хо, что ли, делать хочет? — Вадим почесал макушку.
— Вадим, я тебя ударю. Какую к черту, фо-хо? Лапшу и рис он хочет! Без них отказывается готовить! Только по кухне ходит как индюк надутый, — Максим аж раскраснелся, за время в столице он так и остался кругленьким, но смог набрать организационного весу, некой солидности, — а выгонять жалко. Старенький же, седой, с длинной бородой.
— Ты хотел сказать — надутый как пекинская утка.
Максим подозрительно сощурился.
— Это блюдо такое, — последнее слово Вадиму пришлось выкрикивать из-под стола, уворачиваясь от пущенного в него пресс-папье, — ладно, великий питерский джигит, я знаю как тебе помочь.
Вадим осторожно выглянул из-за стола, проверяя, чтобы в него больше ничего не летело.
— Перемирие, — кивнул Максим, но со стола подозрительно пропала чернильница.
— Нужно предложить ему собу, — в руках Максима мелькнула та самая чернильница, поэтому Вадим поспешил объяснить, — Гречишная лапша. Очень популярно в Китае. Делается из гречишной муки.
— Что за дикари, — скривился Максим.
— Зря ты так, очень продвинутый народ. Спокойно живут по сто лет.
— Я, может, сто лет и не проживу, но зато не буду есть собак!
— Это, — здесь Вадим не нашел что ответить. Очень редко, но китайцы и корейцы действительно ели мясо собак, — часть культуры. А что сейчас с рестораном?
— В зале в основном сидят люди из “охраны” — здесь Максим наградил Вадима долгим-долгим взглядом, — Посетители, а это наши же работники, да служащие ближайших зданий, покупают с собой. На манер обжорных рядов на рынке, повара накошеварят блинчиков или чего-то еще. Я тоже иногда балую себя, когда в “Вестнике” работаю. Обожаю масляные с творогом.
— Блинчики с творогом? — у Вадима появилась идея.
— Ну да, начинку добавляют за дополнительную копейку.
Мода на быстрО пошла из Франции и успешно оккупировала всю европу. Помимо обжорных рядов на рынках по праздникам ходили лоточники и коробейники, считай дети с едой на подносах. Городская ребятня обожала мятные пряники, но из-за редкости и дороговизны, за сладким угощением шла настоящая охота.
— Ладно, хватит о делах. Пошли погуляем, — Вадим встал, чтобы размяться.
— Ха, как ты хочешь легко отделаться, пошли погуляем, но о делах еще поговорим, — Максим встал кряхтя.
Шли в промышленную зону. Рабочие как муравьи раскинулись в кирпичных цехах по цепочке, доводя оружие, предметы быта и одежду.
— Полторы тысячи человек, двадцать крупных паровых машин! — Максим хвастался перед Вадимом.
— И ни одного училища.
— Будет и училище. Здание строим, я в Питерский университет заходил, обещали прислать пару человек. Всех инженеров либо новые Адмиралтейские верфи забирают, либо различные оружейные заводы.
Они зашли в новый цех с большой вывеской: "Нева". У входа дежурил сторож, он же дворник, грузчик и вообще как прикажут — седобородый крестьянин с дубинкой на поясе.
— Здравствуйте, вашблогородь, сейчас начальников позову, — он поднялся по лестнице в каморку, которая возвышалась над цехом с производством карет.
К Вадиму и Максиму спустился Микола. Улыбчивый, в аккуратном пиджаке он сбежал по лестнице.
— Идемте быстрее! Мы как раз готовим новый образец! — Микола поправил бабочку и повел высокое начальство во двор цеха, где стояли собранные кареты. Среди обычных экипажей выделялось что-то необычное. Мир давно знал о “самобеглых колясках”, даже в Российской империи успел отметиться Кулибин с "Самокаткой Кулибина". Экспериментальная машина работавшая от вращения педалями. В Неве же поставили малый паровой двигатель из продукции Заводского. Ничего сверхъестественного, кроме легкой, но прочной ходовой и компактного в размерах самого котла, который поставили горизонтально.
— Это наше изобретение с Алексеем и Дмитрием Павловичем. Волович, который, — Пояснил Микола и обошел вокруг аппарата, — Приходит к нам как-то ваш сторож Вестника и видит как тяжелые тележки с углем в печи чугунные поднимаются, ну и говорит: такую бы машину нашим строителям, вмиг бы ресторан и закончили. Ну мы с Алексеем пообщались, подумали и решили попробовать. Построили пару “Мулов”, название такое. Отдали строителям, они хоб, хоб и кирпичи на храм затащили, потом еще и еще. Там вообще несложно оказалось, главное на муле верёвку для груза хорошо закрепить.
Вадим переглянулся с Максимумом и решил лучше изучить этого мула.
— Подожди, а как вы доставляете мула на стройку? — уточнил Вадим.
— Ну, как обычно, конями, — не понял Микола, потом у нас вон, — он показал на маховик, — привязываем к нему веревку, и машина поднимает грузы.
— А что вы маховик сразу с осью не соединили, тогда бы устройство без коней ехало.
Микола завис. На простом лице отображалась работа мысли. Он силился представить, как именно и с чем нужно соединить, а потом выдал:
— А как поворачивать?
— Никак пока, ты слышал про омнибусы?
— Это те, в которых сорокомученники парятся? Каждый день вижу на улицах, — хохотнул Микола, вспомнив огромные многоместные повозки на конной тяге, которые ходили по столице с начала тридцатых годов.
— Они самые, а теперь думай дальше: уже есть железная дорога от Москвы до Петербурга, а что мешает проложить железную дорогу по улицам города? — предложил подумать Вадим, — того и гляди когда я в следующий раз уеду, вы башенные краны начнете строить.
Ни Максим, ни Микола Вадима не поняли, но переспрашивать не стали, погрузившись в мысли об омнибусах на паровых машинах.
— Нет, не выйдет, — заявил Максим, — Николай Павлович скорее тебя снова на Кавказ отправит, чем разрешит уродовать наши мостовые.
— Всего год в столице, а уже “наши мостовые”, — передразнил его Вадим, — ладно, поехали.
***
Над Заводским висело одинокое, холодное облако. Оно прошло тысячи километров в поисках мести. Мести, за уничтоженный дом, разорённый дом, куда пришли “белые люди” в красных мундирах. Захватчики разорили ее людей, захватили страну. Она долго наблюдала, искала помощь по миру, пока не нашла почти бескрайнюю страну на севере. Здесь люди в зеленых мундирах гоняли по горам дикарей, так же, как люди в красных охотились за ее соплеменниками. Даже иронично, что эта Россия поможет ей отомстить.
В один день на пыльной дороге появились любопытные люди. Дальнейшие наблюдения только утвердили ее наблюдения. Смешной Захарченко и подобный ей Беркутов.
***
В зале Эльбруса стоял тяжелый воздух, пропитанный дымом табака и веселой болтовней побитых головорезов. Суровые люди сидели группами и запивали алкоголем боль от свежих ран.
За барной стойкой устроился понурый мужчина со свежим шрамом через щеку до брови. Под красными глазами у головореза наслаивалась потемневшая кожа.
— Ты знаешь, — головорез повернулся к погребщику, — я уже по горло сыт кровью.
Погребщик остановился, протирая деревянную кружку, и громко хмыкнул, бросив ироничный взгляд на сбитые костяшки головореза.
— Что? Думаешь, я какой-то мясник? Упырь, что упивается кровью? Э, не-е-ет, я люблю жизнь, — головорез покачал головой.
— Ты любишь деньги и Легкую жизнь, — заметил погребщик.
— Туфта! — головорез полез во внутренний карман пиджака с фиолетовой подкладкой за табаком и трубкой, только внутри фиолетовый смешался с застывшим коричневым пятном, — черт, кровью заляпал.
— Если бы я был не прав, то ты содрал бы со стены объявление о найме рабочих на фабрику, а не уходил в походы на московских, — погребщик указал на кусок кирпичной стены, которая осталась еще от старого ресторана, ее не стали сносить при ремонте, там висели листовки с работой для мастеров, грузчиков, конюхов, в общем, для любого.
Разговоры затихли в ресторане, и головорез громко откашлялся в кулак, прежде чем обратился к погребщику хриплым голосом:
— Да в аду я это все видел! Душно мне с вами! Напиваться нельзя, женщин лапать нельзя… В общем, Воли нет! — головорез втянул носом воздух и сплюнул на пол.
И только после этого заметил тишину. Бойцы в зале тихо сидели, смотря на фигуры в дверях ресторана. Первым стоял высокий мужчина с редеющими черными волосами с кожей бледной и как натертой воском, глаза затянуты пеленой как у мертвеца, но прикрыты пенсне с черным стеклом. На плечи, поверх костюма тройки он накинул черную шубу. Вадим Борисович Беркутов, так же известный как Призрак. За его спиной стоял стройный и загорелый Захарченко с прилизанной копной волос и широкими усами. За расстегнутым пиджаком над пряжкой ремня у него висела кобура с револьвером.
— Ну, вы здесь сами разберётесь, — сказал грузный Максим Петрович, поправил воротник и развернулся от входа.
Призрак медленно, под напряженными взглядами бойцов прошел к барной стойке, и спросил, как бы не обращаясь к кому-то конкретно:
— Я же оставлял тебе закалённых бойцов?
— Тебя долго не было, а у нас война, — из тени прохода, ведущего в подвал, вышел Кондрат.
— Вас, — поправил его Захарченко.
— Вас, долго не было.
— Этот уже получил зарплату? — Вадим Борисович остановился прямо рядом с головорезом, который забыл, как дышать.
— Еще нет, — Кондрат потер шею.
Призрак протянул открытую руку. Кондрат достал из кармана перевязанную пачку ассигнаций и отсчитал пять купюр.
— Здесь за три недели, — посчитал Кондрат, передавая деньги.
— Бери и катись, — Вадим протянул купюры, но как только головорез потянулся за деньгами, Призрак бросил ассигнации на пол, — Только сначала подними.
Погребщик тихо отошел подальше от звереющего бандита, который шмыгнул носом и нагнулся поднять деньги.
Вадим пнул барный стул, и головорез щекой уткнулся в ассигнации, упав на пол. Встать ему не позволила тяжелая нога, которая каблуком сапога прижимала его к полу.
— Я плачу честные деньги за честную работу Людям, готовым следовать правилам. Если вам надоело, то забирайте деньги и катитесь стирать вещи в бедном районе, мне здесь неблагодарные свиньи не нужны! — Вадим Борисович внимательно осмотрел каждого в зале. Тишину нарушил скрип, протираемого головорезом пола. Щека у него разорвалась в кровь об торчащую щепку, — Я не собираюсь терпеть животных, которые срут там же, где и едят!
Вадим надавил ногой и в ресторане раздался хруст сломанного позвоночника.
— И уж точно, я не собираюсь терпеть неуважение! — с этими словами он пошел на кухню.
— Уберитесь здесь, — добавил Захарченко, переступая через тело головореза.
— У тебя проблемы с моим поваром? — Уточнил Вадим, пропуская Кондрата.
— Пошлите, покажу.
На кухне кипела работа в ритме, который отбивал стук ножа о деревянную доску. Это работал новый повар из империи Цин. В ресторане китайца с белой бородой все звали Старый Чан, действительно ли повар был старым или его звали Чаном — никто не знал, а он недостаточно владел русским, чтобы поспорить.
— Старый Чан! Начальник пришел, — Кондрат отвлек шеф-повара от нарезки редиски.
Китаец медленно развернулся с острым ножом в дрожащих от раздражения руках. Старый Чан носом доходил до нагрудного креста Кондрата.
— По-русски ни черта не понимает, поэтому мы его иногда называем полупрофессионалом, — заржал Кондрат.
— А я-то начал гадать, чем так запахло на моей кухне, — оказывается, Старый Чан знал русский, пусть и говорил проглатывая гласные, — от тебя так воняет, что мне написала мать из Кореи и спросила “а чем это так воняет?”
— Я удивлен, что тебе не нравится запах мужчины, — Кондрат перестал смеяться, — большинство женщин, вроде тебя, его любят!
— Я ставлю десять рублей на китайца, — прошептал Захарченко Вадиму на ухо.
Кондрат почувствовал вдохновение и продолжил:
— Твой русский ужасен!
— Мой русский не ужаснее твоего крестьянского!
— Что? Я не понял ни слова!
— Что? Я не понял ни слова! — передразнил Кондрата Старый Чан.
Кондрат надул ноздри и повернулся к Вадиму и Захарченко:
— Простите люди нормального роста, но я пошел на перерыв, пока он не извинится!
Кондрат вышел с кухни, хлопнув на прощание дверью. Вадим перевел взгляд на китайца, или все же корейца.
— Мы будем менять ресторан, но сначала я заменю рецептуру на собу, — Вадим заговорил на корейском, проверяя догадку.
— Как скажете, господин, — ответил Старый Чан и поклонился.
Прежде чем уйти, Захарченко бросил напоследок:
— Пожалуйста не переживайте за слова Кондрата, я слышал, что женщинам не так важен размер.
Старый Чан так и остался смотреть на дверь из кухни с открытым ртом.
Тяжелая дверь в подвал осталась открытой, и Вадим спокойно спустился по плохо освещенной лестнице в укрепленный кабинет, где хранилась теневая бухгалтерия и часть выручки. Кондрат сидел за широким деревянным столом и делал вид, что разбирает бумаги, но стоило только Вадиму переступить порог, как он вскочил с места.
— Этот получеловек не уважает меня! Максима! Вообще никого! Он все лето доставал нас с продуктами, тихо хихикая на свой кухне. Зачем ты его притащил? — Кондрат ходил вокруг стола.
— Мне пожалеть тебя? Обнять? — Вадим добавил в голос притворной заботы.
— Прости, те, — Кондрат успокоился и сел за стол, пригласив Вадим и Захарченко жестом, — все на взводе. Все началось два месяца назад и свелось к столкновению в Новгороде.
***
Два месяца назад, пригород Новгорода.
У одинокой усадьбы остановилось три кареты. Солнце зашло, и вооруженные люди стали разгружаться, занося ящики с боеприпасом в здание. Ровное поле раскинулось на два километра вокруг усадьбы, дальше шел редкий лес и деревни.
Кондрат обходил устроившихся на ночь бойцов, когда дозорный спустился с чердака и зашептал:
— Идут.
Новгород не просто так стал точкой первого крупного столкновения. До этого здесь проходил товар в сторону Москвы, но несколько недель назад начались проблемы. Сначала околоточные засуетились, потом груз стали останавливать и даже штрафовать. Кондрат не стал выжидать ухудшения ситуации, а сразу отправился в город, чтобы поговорить с чиновниками и выяснить, кто решил вмешаться. До чиновника не доехал и, он умер от апокалиптического удара подсвечником. Но Кондрат не растерялся и решил выманить врага на живца, пустив слух, что нашел доказательства в спальне чиновника.
И вот как итог, к одинокой усадьбе в стороне от города, полукругом шли люди. Тридцать пять человек с мушкетами, дульно-зарядными пистолетами и войсковыми палашами.
— Дезертиры что ли? — задумался Кондрат, выслушав доклад дозорного. Бойцы в доме уже проснулись и расходились разбирать карабины. Хорошее оружие в банде любили, уважали и заботились как о родственниках.
— Бери еще троих и обходите по широкой дуге через лес, а мы здесь повеселимся, — приказал Кондрат дозорному, и полез на чердак, чтобы лучше следить за боем. Маленькие окошки выходили на каждую сторону света, ближе к стене стояла крепкая труба печки, за которой можно было бы спрятаться.
Враг шел смело, в полный рост, сминая высокую траву. Они вытянулись цепью, медленно окружая поместье.
— Смело, — Кондрат открыл окошко и прильнул к карабину. Врагов они решили пустить поближе.
Первые силуэты вышли к редкому забору и остановились, разглядывая темные окна. Кондрат улыбнулся и поймал на мушку здоровяка с причудливым короткоствольным мушкетом в руках. Первый же выстрел заполнил дымом чердак. Кондрат откашлялся, перешел к другому окну, под свист вражеских пуль. Разбилось и зазвенело стекло с первого этажа, бойцы в здании открыли огонь. Крики с улицы разлились подобно огню под окнами. Кондрат быстро выглянул, в него даже никто не стрельнул.
Крики затихли, и бойцы в усадьбе стали прислушиваться к болезненным стонам на улице.
— Проще, чем я думал, — хмыкнул Кондрат и пошел к лестнице, но не успел он спуститься, как в лесу загремела стрельба. Через маленькое окно чердака ничего кроме вспышек он разглядеть не смог. Темные силуэты деревьев медленно покачивались на ветру, пока из-за них доносились истошные вопли.
Кондрат перекрестился. Наступила тишина, и она пробирала до мурашек. Даже раненые под окнами затихли прислушиваясь.
Как по щелчку пальцев, в усадьбу ударила волна свинца. Лес засветился от выстрелов. Кондрату пришлось прятаться за трубой печки, пока над головой свистели пули. Стены не спасали от плотного огня, доски осыпалась крупными кусками. Кондрат вздрагивал каждый раз, как свинец царапал кирпич трубы, выбивая тяжелую пыль.
В какой-то момент все затихло. Снова. Кондрат стряхнул пыль с головы и плеч. В окна он заглядывать даже не стал, осторожно спустился на первый этаж с револьвером в руках, оставив карабин наверху. Внизу царил бардак. Разбитая посуда, мебель, перья от диванов, все смешалось на полу. В центре комнаты на боку лежал комод, за которым прятались его бойцы.
На улице захрустела галька. В окне появилось любопытное лицо. Кондрат выстрелил прямо с лестницы, и не рассматривая результат, упал на пол. Враг перешел на залпы, плотно расстреливая то, что осталось от усадьбы. Над Кондратом подпрыгнул глиняный горшок с засохшим цветком и гулко разлетелся от второго попадания прямо в воздухе.
Старенькая усадьба заскрипела и покосилась. Бойцы, которые выглядывали, чтобы отстреливаться, сейчас пригнулись, озираясь на потолок.
***
— А что потом? — не стерпел куривший Захарченко.
— А потом на нас упала крыша, — развел руками Кондрат и налил себе еще коньяку, — за тот вечер мы потеряли семерых. Четверых у леса и троих в доме. Там, за деревьями… Я такого не видел раньше, но по рассказам напомнило хижину, которую нашли Микола с Алексеем на окраине Петербурга.
— Это там, где людей словно ели? — неуверенно спросил Захарченко, и получил утвердительный кивок от Кондрата.