25 октября 1841 года.
На улице стояла глубокая ночь. Давно наступило время, когда приличные девушки и дамы возвращались домой к семьям. Шумная же компания, еще не успела обзавестись семейными узами, поэтому культурно отдыхала в кабинете госпожи Рейнах.
— Вадим, дамы, — Анатолий встал с дивана, чтобы попрощаться, говорил он на привычном французском.
— Подожди, друг, — Вадим тоже поднялся, — давайте я всех развезу по домам?
Он оглядел веселую компанию. С верстака убрали ткани, чтобы разложить закуску и шампанское. Чего-то крепче у дам не оказалось, а будить Музыканта никто не захотел. Сначала. Потом-то вломились к нему в кабинет за кальяном.
— Вот еще, Вадим, что люди скажут, когда увидят, — Гертруда не смогла выговорить конец предложения, клюнув носом. Ее клонило в сон.
— Ага, ладно, — покачнулся Анатолий, — Дамы, всего доброго! Вадим, идем!
— Ага, по коням, — Вадим повел Анатолия под руку к выходу из дома моды.
— Стойте! Вадим Борисович, стойте, — уже у кареты их догнал Музыкант. Он бежал в накинутом поверх халата пальто и тряс золотым ключиком в руке, — Это вам, пропуск в самые лучшие ложи.
Музыкант улыбнулся, но из-за больших мешков под глазами и растрепанной прическе выглядел он жалко.
— Спасибо, — Вадим убрал ключ в карман жилетки.
— А, а мне? — из открытой двери кареты выглянул Анатолий.
— И вам что-нибудь придумаем, — хотел заверить его Музыкант, но замолк под отрицательным кивком Вадима.
— Всего доброго господа.
Солнце только-только вставало, пробивая слабыми осенними лучами темное небо Петербурга, а Вадим уже приехал в Вестникъ, чтобы работать. Только не успел он подняться к Максиму, как явился посыльный от одного полковника жандармерии. Вернее, посыльный успел побывать и в Заводском и на съемной квартире, в итоге остановившись рядом с торговым домом.
Медленно веселая ночь перешла в унылое утро пятницы. Унынье нагоняли серые стены холодной. То есть неотапливаемое место, где держали всех непонятных личностей.
— Выпускайте, — скомандовал Вадим разбуженному приставу.
— Так, вашеблогородие, неположенно, — чиновник протер заспанные глаза. Его разбудили ночью и принесли раненного и что самое неприятное — вооруженного человека, — не положено. Опознать надобно, значит.
— Вот это, посыльный от жандармерии, — Вадим мотнул головой в сторону посыльного, который и привел Вадима к раненому Михаилу.
— Пустите! Пустите, говорю! — из коридора канцелярии послышался женский голос.
— Кого еще нелегкая принесла? — удивился посыльный.
— Жена, — хором ответили Вадим с приставом.
— Городовые разбудили, а она спать не давала, просилась в камеру, ну не положено, — пояснил чиновник.
— Ясно.
Вадим зашел в камеру и осторожно поднял Михаила на руках. Майор впал в горячку и сильно побледнел, в общем, выглядел паршиво.
— Мишенька!
— Руками не трогайте, он похоже что-то сломал, — пояснил Вадим женщине с заплаканными глазами, — ну или ему сломали.
— Подождите, а куда вы его? — дрогнувшим голосом спросила жена.
— К доктору, конечно.
— Вы, наверное, Вадим! Возьмите меня с собой.
— Ну, поехали.
На счастье, всех заинтересованных и впавших в беспамятство, доктор Гааза не спал. Более того, когда Егерь постучал в дверь, им открыл мужчина лет тридцати в фартуке с шикарными бакенбардами и выбритой макушкой.
— Господа?
— А доктор Гааза дома? — к дверям подошел Вадим с Михаилом на руках, — он срочно нужен.
— Конечно, конечно, проходите!
Раненного занесли в дом доктора. Федор Петрович не спал и сразу принял гостей, сильно удивившись столь ранним визитом.
— Вадим Борисович, очень рад видеть, но все любезности потом, я сейчас разбужу учеников, — объяснился доктор.
— Они квартируют у вас? — удивилась жена Михаила.
— Много практики, последнее время, — доктор подозрительно скосился на Вадима, — пожалуйста ожидайте, выпейте чаю, кофе.
— Спасибо, — кивнул Вадим и пошел на кухню, где одна престарелая служанка уже грела чайник на новенькой чугунной буржуйке. На боку печки виднелось клеймо завода Беркутова.
Стул под Вадимом жалобно заскрипел.
— Простите, мы не были представлены лично, — Вадим обратился к супруге Михаила.
— Мария Владиславовна, — представилась она и повернулась в сторону двери кабинета доктора, где шумели мужские голоса. Служанка поставила чашки и вазу с молочным печеньем на стол.
— Очень приятно, — ответил Вадим и сдул с чая пар.
— И мне, — Мария не притронулась к чаю, просто продолжила говорить, — вы же с ним давно знакомы? Миша так мало рассказывает. С Кавказа почти не писал, я так волновалась, сердце женское оно же чует. Он же у меня смелый, вот и во дворе от какого-то бандита отбивался, весь дом разбудил. Ой, а что соседи скажут…
Вадим не верил, но у него дернулся глаз.
— Это Мишенька только с виду суровый, а внутри мягкий весь, светлый. Я сколько ему говорю, не для тебя эти сражения…
А вот сейчас Вадима потянуло стошнить, что физически было невозможно для него.
К моменту, когда доктор Гааза пришел на кухню, Вадим изрядно позеленел. Его аж трясло от раздражения.
— Вадим Борисович, с вами все хорошо? — забеспокоился доктор.
— Да. Как Михаил?
— Хорошо. Ключица вызвала осложнения, но мы с коллегой провели операцию с помощью новой методики, — с гордостью объявил Федор Петрович.
Вадим вскочил из-за стола и подошел к доктору, что прошептать:
— Подыграйте.
— Что? Я вас не понял, — Федор Петрович поправил очки.
— Что вы такое говорите?! — вскрикнул Вадим и схватил доктора за плечи, — Как ему отрезали Достоинство! Он же был ранен в плечо! Как не сможет исполнять супружеский долг?!
За Вадимом что-то глухо упало.
— Она в обмороке! Зачем вы так? — Федор Петрович подскочил к Марии, чтобы проверить ее состояние.
— Она сама виновата, вот придет в себя, поймете. О каком коллеге вы говорили?
— Здравствуйте, — на кухню зашел тот самый мужчина с бакенбардами, который встретил Вадима в дверях, — что с дамой?
— Обморок, перенервничала, — Федор Петрович подошел к шкафу на кухне, — сейчас нюхательные соли найду. И да, — он повернулся к Вадиму, — разрешите вам представить, Николай Иванович Пирогов, мой коллега и с этого года возглавляет кафедру хирургии в Императорской Медико-хирургической академии.
Пирогов поклонился.
— А это, мой добрейший меценат и изобретатель Беркутов Вадим Борисович, — Федор Петрович нашел нюхательную соль и пошел проводить Марию в чувства.
— Ваш друг, очень крепкий человек, — обратился к Вадиму Николай Иванович, — его, как о стену приложили. Синяк на всю спину. Сейчас уже лучше, но жар не спадает. А давать ему больше ладаниума мы пока не будем.
— Ладаниум, это часть новой методики? — у Вадима свело скулы. Наркоман-помощник ему был не нужен, — очень опасное средство, вызывающее острейшую зависимость. Весь Китай сейчас загибается от этой дряни.
— Вадим Борисович, позвольте докторам выбирать лечение, — мягко сказал Пирогов.
— А что, если я предоставлю альтернативу?
Пирогов и Гааза навострили уши.
— Есть и обезболивающее, газ гелий и одно средство для снятия жара, — решился открыть часть своих замыслов Вадим.
— Как только удостоверимся в эффективности средств, — хотел поставить точку в разговоре Пирогов, но в комнату вбежал студент медицинского в белом халате.
— Ваше святейшество, пациент пришел в себя.
Пока Гааза помогал Марии встать, Вадим и Николай Иванович подошли к болезненному Михаилу. Доктора забинтовали Захарченко грудь и руку, чтобы не допустить смещения сломанных костей.
— Вадим? — Захарченко узнал его.
— Михаил, кто это сделал? — с порога спросил Беркутов.
Захарченко поманил его ближе и что-то зашептал Вадиму на ухо.
— Я понял, все, отдыхай, — Вадим развернулся к выходу из дома доктора. Михаил же снова заснул.
— Вы уходите? — уточнил доктор Гааза, когда встретил Вадима в коридоре.
— Нужно спешить, я оставлю своего человека и пришлю посыльного с лекарствами, о которых говорил. Прощайте.
Он вышел и скрылся в утренних лучах солнца на улице.
— Какой активный человек, — проговорил про себя Пирогов, — Чем он занимается, что приносит к вам своих людей?
— Опасное производство, — развел руками Федор Петрович, — оружейный завод и что-то еще. Иногда и людей с огнестрельными ранами приносят, но я не спрашиваю.
— Понимаю, — кивнул Пирогов.
***
Жизнь вокруг торгового дома Вестника шла под звуки радостных криков зазывающих мальчишек. Максим в отсутствие Вадима начал скупать дома на противоположной стороне проспекта, для расширения торговых павильонов. Часть второго этажа Вестника он переоборудовал под представительство компании с офисами стряпчих, бухгалтеров и счетоводов. Под главный центр выделили огромный зал одной из бывших квартир.
— Да у тебя здесь военный штаб! — заявил Вадим, оглядывая стены зала.
Старые картины заменили на карты столицы, столичной губернии, Москвы и Российской империи.
— Не один ты, Вадим, учился в кадетском, — улыбнулся Максим, отпуская одного из служащих, — у нас здесь тоже, своего рода "война". Голландцы так и рвутся выкупить твои красочные заводы. Да и не только они.
— Пусть дальше напрягаются, найдем что им предложить, — отмахнулся Вадим и подошел к карте города.
— Я размечаю, где новые магазины строить, — Максим указал на будущее места строек.
— Позовите Кондрата, он мне здесь нужен, — потребовал Вадим у секретаря, но тот замялся, пока не дождался разрешения от Максима.
— Тебя долго не было, — пояснил Максим, — а что, случилось что-то важное?
Вадим проводил секретаря долгим взглядом. Наверное слишком долго.
— Да, объявился один неприятный человек.
— Вадим, я не лезу в твою, эм деятельность, — Максим вытер пот со лба, — может и не нужно смешивать?
— Сколько сейчас на счетах? Сколько кредитов?
Максим перешел на шёпот.
— Кредиты я выплатил, думаю взять новый. Есть сто десять, пока что свободных тысяч.
— И этого чудовищно мало, — Вадим показал на карту Российской империи, — Мы только начали.
***
Проснулся Михаил от странного ощущения в том месте, где его могла трогать только жена. Собственно именно Мария и именно там, где он подумал, его и трогала.
— Мари? — на французский манер удивился Захарченко.
— Ой, Мишель, ты проснулся! — у Марии под глазами остались синяки под глазами, которые она не смогла спрятать, даже под толстым слоем белил.
— А ты, что делаешь?
— Ну понимаешь, Вадим Борисович сказал, что во время операции, тебе пришлось удалить то самое…
Михаил простонал и здорово рукой зарыл глаза: — Беркутов…
— Такой ужасный человек! Ты просто не поверишь, я к нему со всей душой…
— Кхм, — в углу комнаты кто-то откашлялся. Михаил его сразу не заметил. А между прочим человек, похожий на шкаф, сидел в углу, закрываясь газетой.
— Ой, а вы давно здесь сидите? — покраснела Мария.
— Часа два, — ответил человек-шкаф.
— Егерь, ты что ли? — Михаил узнал боевого товарища.
— Так точно, вашблогородие.
— Мари, любовь моя ненаглядная, попроси, чтобы нам сделали чаю, — попросил жену Захарченко.
— Конечно! Ты только лежи, так доктор сказал, — и она убежала покрасневшая так сильно, что только пар из ушей не шел.
Захарченко тихонько сел, оперевшись на здоровую руку. Он лежал на крепкой двухместной кровати в гостевой комнате доктора Гаазы.
— На счет не двигаться, она серьезно, — Егерь встал со стула, чтобы положить Михаила обратно.
— Ладно, ладно, я сам, — Захарченко скривился от боли и осторожно, чтобы не заметил Егерь, проверил то самое, потому что других способов, чтобы заставить жену замолчать за пять лет брака он так и не придумал. Легче было убежать снова на Кавказ.
— Выпейте, — Егерь протянул стакан с водой и ответил на молчаливый вопрос: — Лекарство. Вадим Борисович меня специально послал забрать из одного схрона. Хитрая там, конечно, ловушка, любому, кто случайно сунется, ногу по колено бы отхватило.
— Он знает, кто на меня напал? — спросил Захарченко, выпив лекарство. Вся боль медленно уходила куда-то в туман.
— Вы сами, и сказали, после того как вас господин доктор подлатал. Не волнуйтесь, сейчас придумывают, как этого ирода поймать.
Последние слова Михаил слышал глухо, сознание снова погружалось в сон.
***
В зале для совещаний собралось трое уважаемых людей, в одинаково дорогих костюмах. Только Михаил сидел с расстегнутым воротником, изнывающий от жары, Вадим оставался в полной тройке, а Кондрат ходил вокруг карты города в жилетке.
— Ты уверен, что Михаил не ошибся? — Кондрат облизнул высохшие губы, — Седой же того…
Он показал, как пловец прыгает в воду.
— Уверен. Люди полковника рассказали, что у Михаила было три разряженных револьвера, а в переулке ни крови ни попаданий от пуль.
— Простите, я чего-то не понимаю? — скромно вмешался Максим.
— Да, — начал Кондрат и замолчал, наткнувшись на строгий взгляд Вадима.
— Когда мы воевали на Кавказе, то наткнулись на одно существо, — принялся объяснять Вадим, — похож на человека, но что-то другое. Его не брали обычные пули, только серебряные!
— Серебряные? А так бывает? — не поверил Максим.
— Бывает, — вздохнул Вадим, состроив грустное лицо.
— И что, это нечто теперь пришло в Петербург?
— Нет, что-то новое. То существо осталось гнить на Кавказе. Многие из армии видели, — Вадим пораздумав, решил закрыть тему с турком. И так слишком многое сказал.
— И что теперь делать?
— Приводить дела в порядок, — Вадим карандашом разметил зоны в бедных кварталах. Он давно готовил передел преступного и нелегального общества в столице.
Прежде всего боевое крыло бунды, которое ходило под Кондратом, занималось охраной Заводского и торговых точек Вадима, понесло потери. С возвращением Вадима с войны, да еще и с боевыми наградами, банда могла переманить или нанять больше ветеранов, покинувших службу из-за ран или по возрасту. Они займут места инструкторов для более молодых и горячих парней с улиц. В городах часто собирались беглые крестьяне, которые предпочитали теряться в портовых зонах или ночлежках. Вадим предложил организовать полноценные общежития и общественные столовые, чтобы дать возможность людям постепенно выйти из нелегального статуса, просто купив документы.
— Вадим, а где мы возьмем деньги для общежитий, кухонь? Кто там будет следить за порядком? — спросил Кондрат, который опасался, что именно его людям и предстоит разнимать драки.
— Сами будут. Организуем дружины, для сохранения порядка. Самых способных будем отправлять в боевое крыло, самых беспокойных отправлять купаться в Балтийское море.
— Но там же холодно! Они заболеют и умрут, — Максим знал, что задает максимально наивный вопрос, но кто если не он.
— Настоящих преступников, которые готовы идти, например, на убийство не так уж и много из общего числа людей. Даже в обществе бедных, они не найдут укрытия. Мы же просто наведем порядок и дадим людям надежду выбраться из порочного круга. Если они не захотят сотрудничать или работать, то это их дело. Но не в моем городе, — Вадим стукнул по столу, столешница жалобно заскрипела, — Нам добровольно помогут местные торговцы. Они просто не смогут обойти такое богоугодное дело.
— Но это война! — Максим расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.
— Она уже идет. Под Новгородом погибли наши люди. На Михаила напали. Что будет дальше? Мы же никого не трогали, пока не тронули нас.
Вадим подошел к карте России и карандашом соединил треугольник Петербург, Новгород, Москва.
— Мы возьмем под контроль все. Начиная от кулачных боев, заканчивая подработкой для бедных. Если где-то сидит несчастный самогонщик, от пойла которого люди слепнут, то мы его найдем и вздернем.
— Вадим, это слишком, — на этот раз встрял Кондрат.
— Слишком, это когда народ пухнет от голода, когда бедняки замерзают прямо на улицах, когда по городу мы находим обглоданные тела людей. Или ты забыл, что нашли Микола с Алексеем? — Вадим взял Кондрата за грудки, — шутки кончились, началась работа.
Разговор закончился поздно вечером. За время собрания они успели спланировать операцию по поиску Седого, которого предписывалось только найти, но не трогать. Максиму же Вадим задал отдельные задания по расширению Заводского и покупке земли около залива.
— Вадим, а правда, что вы убили того турка серебряными пулями? — спросил Кондрат, когда Максим оставил их наедине.
— Если бы, — тяжело вздохнул Вадим, — золотыми. Я, можно сказать, ограбил Захария, чтобы сделать десяток выстрелов для слонобойной винтовки. Михаил не даст соврать.
— Я понял, — кивнул Кондрат и пошел в ресторан, раздавать приказы.
Вадим же остался в штабе один. Он постучал пальцами по стене, где висела карта Российской империи.
— Рядом повешу карту со всем миром. Будем расширяться.