Сенная площадь — клоака города, получила свое название благодаря рынку, где торговали сеном, соломой, скотом и дровами. В воздухе стоял неописуемый аромат паршивости и коварства вперемешку с безнадегой и гнилью. Ходить между рядов лавочек было не просто страшно, а опасно.
Если простые беспризорники максимум что могли, это раздеть уснувшего гуляку, то в толпах орудовали настоящие профессионалы. Карманники тащили кошельки, пока игроки в наперстки или трилистники обыгрывали простаков до нитки.
С прилавков пропадали продукты, одежда, обувь в общем все, что можно было потом перепродать.
Из разноцветной толпы вынырнула Белла Школьник. Девушка в новомодной шляпке с талией, стянутой корсетом и пышной юбкой. Если бы не холодный ветер, то она бы оголила плечи, ну почти. Если бы не холодный ветер и всего лишь серая масса людей на Сенной площади.
Она фыркнула, переступая лужу грязи, и зашла в лавку. Через большие окна свет попадал на полки с тканями. Здесь портные находили крашеный шелк, шерсть и хлопок. Из них делали наряды для высшего света столицы, а средний и даже низший свет активно им подражали.
— А, дорогуша! — Беллу поприветствовала хозяйка лавки. Пышная женщина с морщинами вокруг глаз приветственно улыбнулась.
— И я рада. Уже привезли? — Белла медленно, чтобы хозяйка разглядела ее наряд, прошлась вдоль стеллажей.
— Да, вам повезло, — хозяйка достала на прилавок рулон шелка насыщенного, зеленого цвета, который только-только вошел в моду. Петербургская фабрика красок Беркутова уже больше года радовала всех модниц столицы, а кого не радовала, то заставляла шипеть в бессильной зависти. Месяц назад, когда дворянство потянулось в город после отдыха на дачах, слабый пол чуть не пошел на штурм проклятой фабрики, которая слишком медленно наращивала производство.
Некоторые инициативные особы захотели собрать денег, чтобы построить этим бездушным фабрикантам еще цеха. Белла улыбнулась, ведь наверняка тогда более удачливые дамы тайно собрали денег, чтобы замедлить строительство. Эх, Мода, какая же ты бессердечная сука.
— С такой прелестью можно показаться в доме мод Реймах, — мечтательно вздохнула Белла.
Театр мод, как называли в шутку здание, стал настоящем ареалом охоты для незамужних красавиц. Белла знала Музыканта, но даже так она не могла попасть туда без модного наряда.
Приличная девушка в одиночку не должна появляться на улице, тем более в таком месте, как Сенная площадь, поэтому Белла поспешила расплатиться и уйти. Она не принадлежала дворянству, но ничего не мешало ей очень убедительно притворяться.
Довольная собой, она порхала в сторону выхода с рынка, пока не заметила людей в сером. Молодые и старые, но все в одинаковых серых шинелях поверх новеньких английских костюмов. Балла не показала вида, что заметила серые фигуры уже у трех выходов с площади, она только свернула на улочку, чтобы уйти в сторону лавок. Серыми, или людьми из боевого крыла Призрака, в основном становились ветераны из моряков или бедные офицеры, которым не светило ничего кроме нищей пенсии. Они держали Петербург, но пока держали так, чтобы мелкие дельцы не задыхались.
Вокруг площади появлялись все новые и новые серые, а вот следы околоточников пропали совсем. Белла нырнула в старую лавку свечей, улыбнулась хозяину и скрылась между стеллажами, чтобы выйти через потайную дверь в небольшой переулок на другой стороне.
Да, стояла темень и плохо пахло, зато никто не видел.
— Уважаемая, вы потерялись? — хриплым голосом спросил мужчина в сером. Он вышел из-за угла, перекрыв дорогу. Белла незаметно потянулась к скрытому стилету в рукаве.
— Возможно, мне нужно на Невский проспект, не подскажите дорогу?
— Хех, босс, у нас здесь благородие потерялось, — громила повернулся куда-то в сторону выхода из переулка.
— Это не благородие, а Белка, — чиркнула спичка, и слабенький огонек подсветил закуривающего бандита.
— Кондрат, — она узнала капитана боевого крыла, — что обычный конокрад и мясник может знать о благородстве?
— Обычный? — удивился бандит и шагнул в переулок, выпуская дым, — где это ты, Белка, видела обычных конокрадов? Сплошь смельчаки, ведь только смельчаки попадают на вершину.
Белла закатила глаза от самовосхваления бандита и уточнила:
— Значит, это правда?
— Что именно?
— Что вы решили затянуть удавку? — Белла тихо кашлянула, — что дела с Московскими и Новгородскими не получилось решить с наскоку.
— Это уже не важно, ведь Призрак приехал, — тлеющая сигарета осветила улыбку на холодном лице.
Страшнее Мясника Кондрата был только его начальник — Призрак. Человек, о котором говорили, что он чуть ли не сожрал с десяток авторитетов, а потом уехал наводить порядок куда-то на границу империи. И учитывая последние успехи армии на Кавказе, Белле было нетрудно сложить один и один, ну она сложила и побежала, ломая каблуки на сапогах. Бежала назад к лавке, только из скрытого прохода ей навстречу вышел человек в сером.
— Аккуратней с Белкой, нежно, вдруг босс захочет пообщаться, — скомандовал Кондрат громилам. Операция по очистке трущоб началась.
***
Репортеры журналов и газет с задумчивыми лицами расходились от главного выхода Петербургского Технического Училища. Комиссия объявила о присвоении звания магистра господину Беркутову. Прямо на выходе Вадима поймал адмирал Горынин и попросил разработать проект береговых крепостей, ведь училище выпускало именно военных инженеров, пусть новоиспеченный магистр и оставил службу в звании штабс-капитана гусаров. Для большинства населения страны все чины, за исключением императора и императрицы, были боярами и благородными, но не для служивого Петербурга. Здесь встречали по мундиру и наградам на нем. Ты мог быть господином полковником, просто полковником и эй ты полковником, с огромной разницей между стадиями.
У выхода из училища нанятые Вадимом акулы пера устроили засаду, Горынин отбивался как заядлый морской охотник, но куда там, задавили числом. Вадим же рассказал о шутке с тремя уравнениями, извинился и отбыл, не забыв пригласить всех на открытие храма в Заводском.
После того как шумная толпа отступила, из Училища вышел Дмитрий Павлович, он шел опираясь на трость и что-то нашептывал. Его встретила Ханна и взяла под руку. Она видела, что Дмитрий затерялся где-то в мыслях и не хотела мешать. После встречи Вадима Борисович в ее жизни многое поменялось, и не только в ее. Дмитрий шел в хорошем костюме, занятый рабочими рассуждениями, а не как раньше самобичеванием. Ханна улыбнулась и разгладила складки на новом платье.
— О чем задумался? — спросила Ханна, когда они перешли мост.
— Уравнения, — пробурчал Дмитрий, — я сначала подумал, что шутка. Издевка…
— А сейчас? — беззаботно спросила Ханна.
— А сейчас не уверен. Две чисто физических и одно математическое.
Из-за раздумий Дмитрий не заметил, как на них из переулка вышла пара неопрятного вида человек. Расширенные зрачки, шатающаяся походка, бледная кожа, небритые лица указывали на проблемы.
— Эй, милости, а ну, гоните деньги, — горе-гопник вытащил нож с ржавым лезвием.
— М? Что? — Дмитрий поднял взгляд и машинально спрятал Ханну за собой, — вы ошиблись.
— Че, думал хорошо вырядился так все можно? А ну, гоните деньги и драгоценности, или того, — для наглядности бандит резанул ножом по воздуху.
— Хорошо, но я калека, рука больная, — Дмитрий приподнял левую скрюченную руку, а правой поудобнее перехватил трость с тяжелым набалдашником в виде металлической буквы "Г". Бандиты среагировали на уловку, проследив за его больной рукой, Дмитрий же оперся на здоровую ногу и на манер копья ударил тростью. Рукоять впилась в лицо бандита с хлюпающим звуком, от боли он взмахнул рукой. Дмитрий пошатнулся отступая, но Ханна придержала его за талию.
— А, мой нос! Ты сломал его! — бандит выронил нож на землю. Он побежал, сбив с ног товарища.
— Какие нервные, — Дмитрий дернул плечом, чтобы поправить пиджак, и цыкнул от боли. Ткань рукава пропитывалась кровью.
— Вашблогородь, вы в порядке? — к парочке подбежал околоточный, — паршивцы, ранили!
Он поймал извозчика и приказал доставить благородий к доктору.
— Подождите, они что-то уронили, — Ханна подняла с земли странного вида курительную трубку. Мусор конечно, но слишком странным он ей показался.
— Куда вашблогородь? — осведомился извозчик и поправил воротник тулупа.
— К доктору Гаазе, я покажу, — Дмитрий зубами порвал платок, чтобы перевязать рану, но ему помогла Ханна.
— Знаю доктора, — хлестнул вожжами коней извозчик.
***
Карета мерно покачивалась по дорогам Петербурга, пока Вадим думал. Еще при Александре Первом торговля приняла сильно аграрный уклон, но все начало меняться при Николае Павловиче. Экономика перешла на протекционистскую модель из-за технического отставания страны. Императору приходилось чуть ли не лично одобрять выезды и въезды из-за границы, чтобы поддержать местных торговцев и производителей.
Медленно, с пинком и какой-то матерью дворяне Петербурга шли покупать роскошные вещи не в английские и французские лавки, а к отечественным поставщикам, строились технические вузы по всей стране, росло новое поколение российских инженеров.
Максим докладывал о чудовищных очередях за продукцией заводов ткани, ткацких фабрик и производству мебели. И неготовность обеспечивать спрос вызывала проблемы. Те же голландцы обивали пороги компании Вестник, видя, что сами русские не справляются, не хватало рабочих в новые цеха. Вадим покрутил головой, чтобы хрустнуть шеей.
Пока он топтался в столице, два груженых каравана шли на восток, они отправились еще летом, пока Вадим воевал на Кавказе. Первый состоял в основном из нанятых в германии, Испании и Австрии рабочих. Они помогут генерал-губернатору Дальнего Востока Живому Александру Юрьевичу наладить приличные мастерские, ведь во втором караване шла партия станков. Не бог весть каких, но все лучше, чем те, которые они могли бы сделать сами или добыть у китайцев. Генерал-губернатор предлагал купить у американцев, но Вадим отклонил идею, уж больно не хотелось ему, чтобы американские корабли останавливались в российских портах Тихого океана. Хуже того, сами тоже не могли забрать, не хватало кораблей. После двадцатых годов Русско-американская компания потеряла монополию на товары и несла убытки. Раньше сообщения на Аляску доставлялись кругосветными путешественниками, которые перестали ходить туда регулярно. Все зашло так далеко, что официально флот Дальневосточного океана, считай Тихого, даже не рассматривался в программе судостроения государства. Несколько десятков судов на весь океан! В основном частные и захваченные у китайцев суда работали на компанию.
Карета подпрыгнула, перейдя на грунтовую дорогу поселка Заводское. Вадим забарабанил пальцами. Дальний Восток нес убытки, пока не проявил себя один шебутной генерал-губернатор и не захватил Хоккайдо, Сахалин и Курильские острова. Это быстро способствовало началу торговли с закрытой до этого Японии и сулило огромные выгоды в торговле с американцами, мексиканцами, да и вообще жителями обеих Америк и Азии. Хорошие фрегаты он гонял до Аляски и Ямайки, китайские же суденышки курсировали от материка к японским островам и Сахалину.
В переписке Александр Юрьевич выражал надежду, на увеличение российского флота и обещал прислать золото, для продвижения его просьб в столице. Простое слово — золото, а сколько головной боли оно вызывало у Вадима.
Если ему начнут привозить слитки дорогого металла, то у императора всероссийского закономерно встанет вопрос, а не обкрадывает ли государство один генерал-губернатор вкупе с затейливым промышленником. Вот Вадим и не хотел, чтобы у императора вставал, а то к вопросу подтянется еще и армия с жандармерией. А сколько бы он ни подкупал Месечкина на всех не хватало.
Карета остановилась у главной площади поселка. Вадим пришел рано, шествие к храму только началось.
— Рад вас видеть, — к Вадиму подошел митрополит Лаврентий и жестом предложил пройтись до храма.
— Ваше высокопреосвященство, — поклонился Вадим, — рад, что вы пришли.
— Как я мог не прийти, ведь я лично освещу храм.
— Неожиданно, — удивился Вадим, следуя за митрополитом.
— Почему же? Освящение храма символически уподобляется крещению человека, ведь человек — это нерукотворных храм Божий, — объяснил Лаврентий, — я слышал, что вы добились успеха на пути науки.
— Реклама, — честно признался Вадим, — меня больше волнуют наши договоренности.
— Я все подготовил. Три сотни человек для этого года, дальше по шестьсот человек в год.
— Мало, — Вадим прикинул размеры губернии, а потом империи. Церковно-приходских школ требовались тысячи, и они были. Но на совершенно ужасном уровне. Детей учили там не больше пары лет письму, закону Божьему, арифметике и чтению. Вадим же продвигал увеличения срока обучения, наем или гражданских учителей или обучение священников стезе преподавания. Синод в лице Митрополита Лаврентия одобрил обучение дьяконов дополнительным предметам.
— Мало, но я пока не видел новой учебной программы, — тонко намекнул митрополит.
— О, я вас удивлю, — пообещал Вадим.
Мероприятие началось спустя несколько часов. Все действо происходило вокруг престола в центре алтаря. Митрополит Лаврентий по традиции с помощью камня забивал гвозди в престол. Священники полили его воскомастихом — сложным клейким составом из расплавленного воска, мастики, мраморной крошки и благовоний. Престол омыли розовой водой, помазали святым миром, а затем облачили в несколько слоев «одежд», возложили антиминс и все под молитвы. Облачали и жертвенник храма. Служители прошлись с кадилом по храму и окропили его святой водой. Читаемые молитвы обращались к Господу с просьбой даровать освящаемому храму и молящимся в нем Божественную благодать.
— Интересно, а вы используете какие-то специальные камни? — тихо спросил Вадим у митрополита.
— Вадим, сын мой, не порти момент, — попросил Лаврентий и протер платком пот. После многочасовой процессии митрополита оставили отдохнуть, но он не ушел из Заводского, заглянув к Вадиму в гости.
— Чаю? — предложил Вадим и пошел к рабочему столу.
— Может, чего покрепче?
— Есть и крепче, — Вадим достал настойку на рябине и полез открывать потайной ящик стола, чтобы достать книжку и пять листов. — Здесь учебная программа, а здесь тест для учителей.
Митрополит сначала пододвинул к себе листы с тестом и прочел.
— Вадим Борисович, это же и ребенок сделает.
Вадим не ответил, дождался когда Лаврентий перевернул лист. Митрополит взял карандаш со стола и принялся чиркать ответы. Он остановился через десять минут на третьей странице. Пять листов, они же десять страниц тестов — выжимка из методик, которые придумало человечество после цифровых веков изучения психологии, проведения собеседований, наблюдения за людьми в различных условиях. Сам тест состоял из двух частей: письменной и наблюдения. И Вадим наблюдал, за всеми. В голове он постоянно держал папку с личным делом каждого, с кем встречался, где фиксировались вербальные и невербальные реакции человека в различных условиях. Он постоянно оценивал и прогнозировал мир и людей вокруг. Вестники создавались для анализа, планирования и выполнения пунктов плана для достижения конечной цели.
Вся прелесть накопления опыта у вестников раскрылась не сразу. Годы и столетия плодотворной работы служили грубым песком, который убирал шелуху с бриллиантов.
Через час в поместье заглянул дьякон из числа помощников митрополита, но получив ценное указание в матерной форме, скрылся и больше не отвлекал Лаврентия от теста. А он застрял на пятой странице и уже пятнадцать минут нервно чесал голову. Увидев следы крови на пальцах митрополита, Вадим вмешался:
— Ваше высокопреосвященство, по чаю?
— Что? Чаю? — Лаврентий оторвал взгляд от проклятых листков.
— Чаю, с пряниками, — кивнул Вадим.
— А? Да, можно и чаю, с пряниками.
Прежде чем митрополит снова ушел с головой в задачку, Вадим мягко отодвинул тест.
— Не терзайте себя, чаю выпейте — легче станет.
После короткого перерыва на чай, митрополиту действительно полегчало. Он с новыми силами принялся грызть задачку. Второго дыхания хватило ровно до конца шестой страницы. Митрополит из любопытства взглянул, что на десятой странице и как избалованный кот отодвинул его от себя подальше.
— Вадим Борисович, как ЭТО должны решать люди?
— Всем их не нужно решать полностью, — принялся пояснять Вадим, разливая холодненькую настойку, — важны два ключевых момента: как далеко вы смогли зайти и сколько времени ушло. Полностью решить десять страниц за адекватное время по статистике способен только каждый десятитысячный. Но вероятность, чтобы талант такого человека развился, равна один к ста тысячам. Вероятность же получить признание таким человеком где-то один к десяти миллионам.
Митрополит позволил себе вольность и присвистнул.
— А тест, помогает найти таких людей?
— Верно. Ведь его будут проходить не только учителя, но и ученики. Подумайте, что произойдет, если мы научимся находить этого самого десятитысячного? Воспитать и получить, скажем Пифагора.
— Сказки! — митрополит разозлился, он подумал, что Вадим над ним шутит.
— Нет, — Беркутов ответил твердо и без тени улыбки, — Я могу это гарантировать. Как пример можем разобрать вашу работу.
Он указал на тест. Митрополит кивнул. В тесте не существовало правильных ответов, с первой по десятую страницу работал целый комплекс маркеров, которые обычный человек заметить и связать вместе не мог, только если случайно. Хотя в мире Вадим, случайностей не существовало, только неучтенные переменные, как например было с турком. Составленный на основе тестов оценки интеллекта, методик Кэттелла, Йовайши, Люшера и так далее.
— Ну хорошо, как ты их назовешь?
Вадим покрутил в голове неофициальное название “десять страниц боли” и сказал:
— Давайте назовем Духовые листки? Это же именно ВЫ их придумали, — он пододвинул страницы ближе к митрополиту.
— Ну хорошо, только ты скажешь мне ответы на последние вопросы!
— Нет, — Вадим покачал головой, — когда вас спросят, то говорите, что для чистоты учебного процесса никому и никогда не скажете ответов. А для проверки результатов будете отдавать на расшифровку ответов какой-нибудь компании.
— Например, твоей? — усмехнулся Лаврентий.
— Можно и моей, ведь потребуется обрабатывать тысячи тестов, — легко согласился Вадим. Без его личной оценки тестируемого результат останется неполным, даже если кто-то получит метод расшифровки ответов. Более того, он подготовил больше сорока версий теста, чтобы вводить обновления в систему каждые пару лет. Первые же специально не показывали стороннему человеку всей глубины теста. Многие уже сейчас платили состояния, чтобы узнать наклонности, пристрастия и психологический портрет человека. Тест создавался для очень темных времен, когда каждый талантливый человек состоял на счету.
— Полагаю, что нет смысла притрагиваться к программе обучения сейчас? — митрополит положил руку на толстую книгу.
— Почитайте на досуге, — Вадим пожал плечами.
Они говорили о делах, пока в поместье не ворвались встревоженные длительным отсутствием митрополита дьяконы и не увели его. Вадим ложкой раздавил дольку лимона в чашке с чаем и улыбнулся. Полный портрет митрополита уже сложился в целую картину.
***
Дверь гостям открыла старушка-ключница доктора Гаазы.
— Шастают всякие, — впустила она чету Волович. Ханна поддерживала Дмитрия за руку, помогая ему перешагнуть порог.
— А доктор принимает?
— Доктор обедает, у вас что-то срочное?
— Да, мы от Вадима Борисовича, — сказала Ханна.
Старушка перекрестилась.
— Проходите, сейчас Федор Петрович подойдет.
Уже на пути к кабинету они услышали женский голос:
— Вот что ты так тяжело вздыхаешь, — и спустя короткую паузу, — а вы, Егерь, не хотите еще чаю?
— Спасибо, э, боярыня?
— Можно просто, Мария Александровна.
— Спасибо, Мария Александровна, но не хочу.
— Мари, сходи, пожалуйста, посмотри, когда закипит чайник.
— Это лишнее, есть слуги, — и после паузы, — ну вот, ты снова тяжело вздыхаешь.
Хана нахмурилась, ей показалось, что с той стороны донесся болезненный стон, но собралась и постучала.
— О, это чай, войдите!
В кабинете доктора помимо операционного стола, стульев для студентов и шкафов с медицинскими инструментами, стояли диванчики для посетителей или гостей доктора. В любом случае именно там сидел Захарченко с привязанной к телу рукой. Он сидел, задрав голову к потолку, и шевелил губами, пока та самая Мари гладила его плечо. В углу кабинета сидел угрюмый человек, по бледному виду которого, Ханна предположила, что он отравился и пришел к доктору за лечением.
— Ханна, Дмитрий! — первым их узнал Михаил, — как я рад вас видеть, это настоящая пытка сидеть здесь, в четырех стенах, да еще и такой… компанией.
Ханна его не поняла, поэтому просто поздоровалась:
— Здравствуйте, вашблогородие!
— Михаил Степанович, сударыня, — хрипло поприветствовал их Дмитрий и сел рядом, вытянув больную ногу.
— Мари, пожалуйста, позовите доктора. Бедный Дмитрий истекает кровью! — переполошился Захарченко и проводил жену взглядом до двери. Он молчал, пока она не скрылась в коридоре, — Дима, родненький, я сейчас на стены полезу!
— Я не понимаю, — признался Волович.
— А что непонятного? — хохотнул в углу Егерь, — еще немного и нам никакой доктор не поможет, пережить заботу мадам Захарченко.
И они одновременно с Михаилом тяжело вздохнули.