16 ноября 1841
— Ваше императорское Величество! — Месечкин вытянулся до треска пуговиц на мундире. Он приехал к государю на отчет в Гатчину.
— Доброго дня, Алексей Игнатьевич, что у вас?
— Два дела, — он расстегнул портфели, положил императору на стол папку.
— Проект преобразования преступных кварталов в городах, — прочел название проекта Николай Павлович.
Месечкин молчал, пока император изучал предложение.
— Мда, и что вы будете делать с этой "дружиной"?
— Мои люди выяснили, что оставленные без попечения люди чаще всего становятся бандитами, на пятой странице статистика, — подсказал Месечкин, — на добровольные средства гильдий, мы сможем дать людям правильное образование и если быть честным, просто легализовать. У нас сил не хватит возвращать всех сбежавших помещикам.
Император хохотнул.
— Добровольные пожертвования, от этих крохоборов, — Николай Павлович утер усы, — а что это за правильная программа обучения? Сами придумали?
— Нет, что вы. Это идея самого святейшества митрополита.
— И она у вас с собой?
— Все так, Ваше Величество, — Месечкин положил на стол императору книгу и пять листов.
— А это, что? — Николай Павлович пододвинул к себе тест.
— Его высокопреосвященство назвал сей труд "духовные листки".
За их изучением император подвис на час.
— Уберите их от меня, — он отодвинул четыре исписанных листа, — Это не "духовные листки", а наказание.
— Согласен, — грустно выдохнул Месечкин, вспоминая свой опыт знакомства с тестом, — но какая вещь, ваше императорское величество.
— Вещь, — согласился Николай, — садись, Алексей Игнатьевич.
Месечкин сел напротив императора, он целый час стоял в таком напряжении, что не заметил как сильно устал, пока не почувствовал мягкие подушки кресла.
— И что с этим дальше делать? — Николай указал на тест.
— О, а дальше самое интересное, — Месечкин надел очки и достал из портфеля книгу для расшифровки. Самой методики расшифровки там не было, только заранее подготовленный для императора результат, — я поражен.
Николай Павлович изобразил равнодушие и поинтересовался:
— И что там?
— Ну вот, например, из теста следует, что вы сильная и независимая личность, склонная не доверять авторитетам. Возможный великий лидер, если сможете прислушиваться к людям с противоположным мнением.
— Звучит как китайский гороскоп.
— Что вы! Только наука и богатый опыт в духовных делах наших духовников, — Месечкин изобразил возмущение, — только его высокопреосвященству не говорите.
Николай Павлович засмеялся.
— Хорошо не буду. Но это все серьезно?
— Ваше Величество, я сейчас тестирую всех служителей отделения. Для расшифровки мы думаем привлечь стороннюю фирму, чтобы избежать слухов о "подкупности".
— Надежная фирма? Не хотелось, чтобы, — император постучал по тесту пальцем, — к кому-нибудь попали.
— Конечно! В фирме не будут знать имена, только номера, да и другие мероприятия по скрытию личностей.
— Интересно, — Николай Павлович задумался, — но слишком, ново.
— Конечно, поэтому предлагаю попробовать сначала на Петербурге. Здесь работа уже налажена, моему отделу все знакомо.
Император сомневался, он пододвинул к себе проект и полистал.
— Так что на счет добровольных пожертвований?
— Рад, что вы спросили, — Месечкин встал и подошел к двери кабинета, — заносите.
— Ваше императорское величество!
Молодой хорунжий поприветствовал императора и вытянулся по стойке смирно. К руке у него наручниками был прикован портфель.
— Вольно, — Николай Павлович удивленно посмотрел на Местечкина, — удивляете Алексей Игнатьевич.
— Сейчас все покажу, — Месечкин достал ключ на верёвке, который висел у него на шее под мундиром, чтобы открыть портфель. Внутри лежали собранные Вадимом до отъезда на Кавказ сведения от Старейшин. Они сдали своих подельников из числа торговцев.
— За это нужно судить! — заявил император, ознакомившись с личными делами торговцев первой, второй и третьей гильдии. Он встал из-за стола и нервно прошелся по комнате. Хорунжий за спинами большого начальства умело притворялся тумбочкой.
— За самое плохое мы уже осудили, за остальное же, — Месечкин притворно вздохнул, — по вашей команде, конечно осудим, но Ваше Величество, мы так без торговцев останемся. Это какой урон стране будет? А так, пусть лучше они добровольно помогут побороть преступность.
— Преступность, — Николай Павлович успокоился и сел за рабочее место. Он оглядел стол и расправил рукава мундира, — вы говорили об этом с Бенкендорфом?
— Честно говоря нет. Я надеялся, провести эксперимент без отвлечения Александра Кристофоровича.
Если Месечкин отвечал за жандармов в Петербурге, то Бенкендорф руководил всем третьим отделением и юридически был шефом Месечкина.
— Он хорошо отзывался о вашей работе.
— Благодарю, — Алексей Игнатьевич даже втянул живот.
Николай еще сомневался, но посмотрел на листы с тестом и решился:
— Эта ваша дружина, не подведет?
— Помощь полицейским. Обучим, накормим, оденем, будут помогать государству, а не о гнусности думать, — заверил императора Месечкин.
— Ну хорошо, начинайте свой эксперимент.
— Слушайте сюда шваль, большие люди договорились, и теперь вы получите не только право попасть в наши ряды, но еще и справку о гражданстве, — Кондрат надрывал горло перед нестройными рядами мужиков в потрепанной одежде.
Их набирали из бедного квартала, обещая должность в организации. Тех кто согласился, собрали на перроне, выдали каши и круглые деревянные палки. А потом пришел Мясник Кондрат.
— Станете не беглыми крестьянами, а городскими с настоящими документами. Больше не нужно будет прятаться по халупам от околоточных, не надо будет попрошайничать, бегать от хозяина лавки, потому что стащил кусок хлеба! Докажите, что вы хотите лучшей жизни! Что вы достойны ее!
Люди в серых шинелях открыли двери вагонов и мужики погрузились внутрь. На улице стояли холода, но никто не жаловался. Шанс вырваться из бедного квартала выпадал редко, и мужики не собирались его упускать.
Загудел паровоз и состав тронулся. Через щели в стенах вагона задувал ветер, пока мимо проносились деревья. Мерное покачивание усыпляло, гипнотизировало. Состав остановился, и по улице прошелся свист. По вагону постучали, прежде чем Кондрат распахнул двери.
— А ну, живо! Пошли, пошли! — он выгонял дружинников на перрон.
— Что здесь происходит?! — из новенького вокзала вышел дозорный.
— Плановая проверка! — крикнул Кондрат и огрел служащего по голове рукоятью револьвера, — Проверить вокзал, вязать всех!
Дружинники оцепили станцию, хватая грузчиков и служащих, чтобы собрать их в маленькой теплой коморке.
Кондрат следил за новичками со стороны, пока они не отловили всех.
— Уважаемые, ответите на вопросы, и мы вас отпустим. Недавно здесь проходил состав, — Кондрат облизнул палец и перелистнул страницу записной книжки, — тринадцатый состав. Все бы хорошо, но после вашей станции пропало двадцать пудов красителя. Нехорошо, правда?
Начальник станции тяжело сглотнул. По голове у него стекала капля крови из разбитого лба.
Через час отряд дружинников уже пробирался к отдаленной деревеньке. Они мерно тряслись на изъятых в вокзале телегах по разбитой погодой дороге.
Десяток домов, покрытых снегом, стоял посреди ничего. Покошенные домики, за которыми, похоже, никто не ухаживал последние пару лет. И деревенька бы выглядела заброшенной, если бы не густой дым из труб.
— Разойтись по кругу, будем заходить сразу вместе, — скомандовал Кондрат.
Дружинники выпрыгнули из телег и пошли к домам, пробираясь через мелкие сугробы.
Кондрат достал из пальто револьвер и взвел курок. Он нервничал, нервничал, что оставил большинство бойцов вместе с Захарченко, а сюда пошел с салагами. На крышу дома села жирная такая ворона и громко каркнула, как бы насмехаясь.
— Тьфу, нечисть, — сплюнул Кондрат и пошел к самому большому дому. Хлипкую дверь он выбил ударом ноги. Дружинники заваливались толпой. На Кондрата поднялся здоровый бугай с слипшейся бородой.
— Сидеть! — Кондрат встретил его пинком в грудь, отправив в чулан. Поднялось облако пыли, бугай болезненно застонал.
Под ругань и звуки ударов дружинники выгоняли мужиков на улицу.
В доме на окраине прогремели выстрелы. Посыпалось стекло. Дружинники и мужики на улице пригнулись. Дверь домика открылась, оттуда вышел бандит с многоствольным ружьём Нока.
— Вы ко мне пришли?! Ко мне!
— Черт, — Кондрат прыгнул за забор, чтобы спрятаться от пальбы.
Выстрел, выстрел, выстрел прогремели подряд. Доска над головой Кондрата разлетелась на щепки.
— Это четвертый? — спросил Кондрат у дружинника, который прятался рядом.
— Пятый вродь, вашмилость.
— Посмотри, — попросил Кондрат.
Дружинник шмыгнул носом и поднял голову, глянуть.
— Вроде все, ваша… — выстрел не дал ему закончить. Пуля пробила лобную долю и расколола затылок.
Кондрат подхватил опадающее тело и прикрылся им как щитом. Свежая кровь пахла до тошноты ужасно.
— Что, портки намочили? — орал стрелок с дымящимся ружьем в руках.
— Пока, — Кондрат навел револьвер и выстрелил. Стрелок дернулся, между глаз у него потекла кровь.
После боя к Кондрату подошел дружинник, чтобы доложить:
— Вашмилость, груз нашли, но мы тут с ребятами покумекали, лежанок много, а мужиков в деревне мало.
Кондрат мысленно оценивал, какого размера отряд и как давно ушел из деревни. Здесь двадцать человек караулили украденный с поездов товар, пока больше сотни ушло в сторону столицы.
— Собираемся и уходим, этих с собой берем, — Кондрат указал на пленных, — мы же дружина, сдадим полиции.
— Хех, понял, — улыбнулся дружинник и убежал.
***
Тяжелая карета с четверкой лошадей подъехала к дому доктора Гаазы. Вадим вышел в черной шубе и подставил лицо под свежий ветер. Было что-то такое в солоноватом запахе, что будоражило его рецепторы дейтерия. Ведь на кубический метре морской воды приходилось тридцать три грамма этого фантастического изотопа.
— Пахнет домом, — прошептал Вадим и пошел к дверям дома, в которых его ждала старая ключница.
— А что будет, ваш милость, если я не разрешу вам зайти? — хитро прищурилась она.
— Ничего такого, — Вадим пожал плечами, — я крикну погромче, придет доктор и поругает вас, что вы меня на улице морозите.
— Тьфу, нечисть, — сплюнула старушка и уступила дорогу.
— Все мы не без недостатков, — улыбнулся Вадим, заходя в прихожую.
Доктор работал в кабинете, зарывшись по голову в бумаги. Вадиму пришлось несколько раз постучать по дверной раме, чтобы отвлечь Федора Петровича.
— Кто там?
— Свои, — отозвался Вадим, проходя в кабинет. — Вас можно поздравить, профессор?
— А-а-а, Вадим! Проходи проходи, сейчас прикажу подать чаю, — доктор уже встал, чтобы крикнуть слугу, но Вадим остановил его жестом, и Гааза поправил очки, продолжая разговор, — Доктор Пирогов, сказал, что если я не пойду к нему на кафедру, то он станет приводить сюда студентов. Как же я тогда буду работать?
— А работы много? — Вадим подошел к столу и взял почитать один из листов доктора.
— Полно! Мы сейчас пробуем ваши лекарства и какой эффект! Я уже четырех человек вылечил от зубной боли! Да что там, у меня самого голова прошла.
— Рад слышать, — честно признался Вадим, — как себя чувствует Дмитрий?
— О, богатырь, а не человек. Еще месяц и бегать будет! Ну почти. Ваши лекарства хороши, но не настолько. У него сильно атрофировались мышцы за время бездействия, я пока не представляю, как их возвращать в рабочее состояние. Но доктор Пирогов обещал подумать, и даже что-то говорил про массаж.
Вадим улыбнулся. Для действительно мощных лекарств, а не на основе анилина, из которого он еще делал краски, просто не хватало мощностей его завода. Даже чтобы запустить серийное производство зеленки и ацетанилида, нужно будет целый комплекс. Пока же он мог поставлять доктору небольшие дозы, которые, впрочем, на полках не залеживались. Очереди не стояли к Гаазе только из-за узкого круга посвященных.
— Если Дмитрий идет на поправку, то у меня будет к вам просьба посмотреть одного очень уважаемого человека.
— Это конечно, но мне нужно закончить исследование, — Федор Петрович показал на бумаги.
— Я понимаю, но там случай не простой. Застарелая рана, я думаю, что осколочное ранение еще со времен Отечественной.
— Вадим Борисович, я даже не знаю, — Федор Петрович с сомнением погладил перьевую ручку.
— Не хотите рисковать?
— Да нет, риска я не боюсь.
— А что тогда? — Вадим подошел ближе, взял свободный стул и сел рядом с доктором, сравнявшись с ним взглядом, — доктор, мы оба понимаем, что с началом полноценной учебной практики, у вас не останется времени на врачевания. А доверить своего друга, я могу только самому опытному специалисту вроде вас.
— Думаете? — в глазах профессора загорелись огоньки тщеславия.
— Конечно, только в ваших руках сделать скачок, превратить хирургию в новое искусство и передать мастерство следующему поколению докторов. Один ваш студент передает привет с Кавказа и благодарит, за полученную от вас науку.
Федор Петрович даже покраснел, как засмущался.
— Хорошо, вы правы! Использую накопленный опыт.
— Другое дело, — улыбнулся Вадим, — теперь можно и по чаю.
— Какому чаю? — доктор встал из-за стола и принялся одеваться, — поедем сейчас же!
***
Они выехали за город, в сторону усадьбы Есислава. Ухоженный парк занесло тонким слоем снега, но дорога к дому была расчищена. Дорогих гостей встретила Жанна — гувернантка Есислава. Сам же Есислав Павлович лежал в кровати под большим пуховым одеялом и изображал мученика.
— Господа, простите, что не встречаю лично. Спина ноет, — пожаловался хозяин и как-то притворно поморщился, — Жанночка, приготовь гостям чаю.
Есислав Павлович отослал гувернантку и проследил за ней взглядом, чтобы дождаться, когда она уйдет, а потом резко отбросил одеяло и закряхтел.
— Есислав Павлович, позвольте вам представить доктор Гааза Федор Петрович. Очень, очень опытный врачеватель. А это, Есислав Павлович или же как я в шутку говорю — первый российский деревянный мультимиллионер!
— Вадим, ну ты скажешь тоже. А так приятно, приятно, — Есислав Палович пожал доктору руку после того, как отсмеялся.
— Я привел Федора Петровича, чтобы он посмотрел вашу спину, — объяснил Вадим.
— Ха, я наслышан о вас, Федор Петрович, вас очень хвалили.
— Спасибо, — доктор поправил очки и поставил на пол сумку с инструментами, — а теперь давайте я вас посмотрю.
Есислав повернулся к доктору спиной и поднял нательную рубаху.
— Господа, я не буду мешать, — Вадим пошел на выход из спальни.
— Вадим, мы еще поговорим! — пообещал Есислав, прежде чем двери закрылись.
Доктор закончил осмотр раньше чем вернулась Жанна с чаем и сладостями. Беседу они продолжили уже за столом.
— Ну что я хочу вам сказать, — начал доктор, подув на блюдце с чаем, — шанс есть.
И старый интриган замолчал, стреляя глазками то в Вадима то в Есислава.
— Вы Вадим, оказались чудовищно наблюдательны. Ранения Есислава Павловича и Дмитрия очень похожи по своей сути. С новыми лекарствами мы проведем операцию и извлечем осколок.
Есислав Павлович не сразу поверил словам доктора, он много лет наблюдался у отечественных докторов и все оставались бессильны перед ранением.
— Не только лекарства, — вставил Вадим, — я подготовил новый набор хирургических инструментов, хотел сделать вам подарок в честь назначения.
— Что же в них такого особенного? Я своими инструментами пользуюсь много лет, — удивился доктор. Вадима же передернуло. Еще не существовало развитой теории микробных болезней, но доктор подбирался все ближе и ближе.
— Новая сталь. Я не совру, если скажу, что за ней будущее, ведь она не ржавеет!
Вот здесь даже Есислав подобрался. Пусть он в основном и занимался деревообработкой.
— В любом случае, будет интересно посмотреть. Ваши лекарства на основе красок уже помогли совершенно, — согласился доктор.
Федор Петрович, отправился домой, чтобы готовиться к операции, а Вадим пока остался погостить у Есислава. Двое давно не виделись и допоздна обсуждали поездку Вадим на Кавказ. Беседа закончилась, когда Жанна отправила всех по кроватям. Сразу чувствовалось, чья рука в доме самая тяжелая.
Вадим уехал утром в хорошем настроении. Он не поднимал деловых вопросов, но заметил нешуточный интерес со стороны Есислава.
Сейчас же он поехал в укромное место на краю города. Там Кондрат собрал интересных и прославленных личностей из среды бандитского Петербурга.
На охране вытянутого барака стояла тройка вооруженных людей в серых шинелях. Правда, оружие они прятали и не показывали, до тех пор, пока к бараку не подходили посторонние. Вадим порадовался поставленному караулу и пошел смотреть авторитетов, которых держали в Гостевых “комнатах”.
— Так, начнём по списку, — Вадим остановился у третьей комнаты, — Белка, она же Белла Школьник.