Отряд Захарченко шел по старой грунтовой дороге в сумерках. Капитан с постным лицом всматривался в каждый куст и большой камень в поисках знака. За прошедшие полтора месяца он не раз уже проклял Вадима с его задумкой о секретных метках.
— Капитан, а нам еще долго? — уточнил молодой Студент.
— Наслаждайтесь видом, — Захарченко наклонился в седле и достал свернутую карту из-за голенища. На ней подробно изображался весь Кавказ? разбитый на квадраты. Особенности местности отмечались так, если бы человек ее рисовавший облетел все горы с неба и линейкой замерил высоты. Михаил очень берег карту и в случае плена был готов ее съесть.
— Во-от за тем поворотом, должен быть сигнал, — Захарченко рукой указал на дорогу и вгляделся вдаль. В тени горы стояли силуэты людей, — братцы, к бою.
Он выхватил револьвер, на котором появились потертости и нагар после частого использования. Отряд спешился и пошел к неизвестным, прикрываясь дорогой, с лошадьми оставили пару человек, чтобы животные не шумели.
Захарченко почти на брюхе подполз к большому камню, за которым сидели неизвестные и разговаривали.
— Ну вот и говорю я Захарченко: хватит, любезнейший, так себя духами поливать, лучше сходим в баньку, там вам красавицы Петербургские спинку потрут. Так нет бы согласиться, а он что?
— Что? — спросил молодой голос.
— Позвал в одно заведеньице сомнительного…
— Врешь! Врешь, гад проклятый! — Захарченко вскочил и помчался с кулаками на Вадима, который травил байки охотника и Лермонтову.
— О, явился! Я думал, что мы здесь старость успеем встретить, — Вадим поднырнул под крепкий кулак Захарченко, уворачиваясь от удара, но скорее спасая друга от ненужного перелома.
— А ну, стой! Да за такие истории я тебе сейчас такие фонари поставлю, факела в горах не нужны будут! — Захарченко замахнулся для нового удара, но Вадим его только легонько ткнул пальцем в живот. Может, и выглядело со стороны легонько, но воздух вышел весь, и капитан как-то сжался.
— А что ты хочешь? Долго я тебя змея Кавказского буду ждать? Сколько ты еще ползать на пузе? собирался вокруг лагеря? — Вадим показал на испачканные в пыли ноги и черкеску капитана.
К лагерю расслабленно вышли ветераны с оружием в руках. Может, всего разговора они не слышали, но со змеем Вадим попал в точку.
— Вадим Борисович, а какой змей? — хохотнул Студент, — Наверное, удав, мы уже дышать не можем, сколько пыли наглотались. Душит-сь.
По отряду пошел смешок.
— А ну, цыц разговорчики, — Вадим прервал смешки, — Присоединяйтесь к позднему ужину, умывайтесь, вытираетесь и через час в дорогу.
— Какую еще дорогу? — не понял Захарченко. Он погрозил Студенту кулаком и потер живот.
— Нашли мы передовой лагерь, здесь разбойники, — обрадовал всех Вадим.
— Сколько человек? — Захарченко сел рядом с Лермонтовым, который протянул капитану флягу с водой.
— В ауле отряд из двух сотен, за стенами есть башенка с пушкой.
Захарченко перестал пить и пальцем медленно пересчитал людей.
— Вадим, а нас не маловато?
— Ну не на стены же мы полезем. Применим военную хитрость! — Вадим многозначительно поднял палец.
— Вадим Борисович, это же аул — считай маленькая крепость, — пояснил всеобщее недоумение Егерь, — а у нас ни пушек, ни пехоты.
— Это вы не слышали о троянском коне, — в свете луны улыбка Вадима показалось кроваво-красной, и по спине Лермонтова побежали мурашки.
Послышался шум, со склона горы к маленькому лагерю бежал запыхавшийся дозорный из числа охотников.
— Ваш благородия, идут. Десять! — говорил он с акцентом и сбивался от пересохшей глотки.
— Вадим, а это что? — Захарченко встал. За ним встали все в лагере.
— А это наш троянский конь. К оружию, братцы, пойдем встречать врага, — Вадим уже развернулся в сторону склона, но его за руку поймал Захарченко.
— Я понимаю, что ты себе голову не свернешь, но хоть людей побереги.
— Обижаешь.
— И еще, — Захарченко встал вплотную, и одними глазами посмотрел в небо, — оно не отстает. Привязалось после перестрелки на переправе.
Капитан говорил с долей горечи и бессилия.
— Я надеюсь, что ты в него не стрелял?
— Ты меня за кого держишь? Нет, хотелось конечно, но как бы это выглядело, — он опустил плечи.
— Разберемся, но потом, сначала встретим и порадуем жадного Ахмета.
— Вадим, да пойми ты, это какая-то нечисть, — Захарченко достал из черкески карманные часы на цепочке. По белому циферблату стрелки бешено нарезали круги против обычного своего хода. Вадим полез за своими часами, только чтобы увидеть подобное поведение и у них.
— Беда, — он почесал подбородок, — теперь не узнаем, когда обед.
— Да мать твою! Шутник, — сплюнул Захарченко и пошел возглавлять засаду.
Вадим немного отстал от отряда, наблюдая, как огибая гору, проплывает тяжелое облако вслед за капитаном.
***
По склону горы в темноте шел отряд горцев. Их вел Ахмед, который тихо матерился, пока держал коня под узду. Из-за скользких камней горцы спешились и в полутьме искали следы. Слава Алаху тяжелая телега русских оставляла за собой глубокие борозды, по которым легко читался их путь.
В тишине ночи хрустнула ветка. Ахмет повернулся к горцам, чтобы отчитать за шум, но понял, что ветка хрустнула с другой стороны.
— Господа, а что это мы по ночам не спим? — Вадим вышел из-за большого камня навстречу. В руках у него блестело дуло револьвера.
— Гуляем, — выдал Ахмет первое, что пришло в голову, и потянулся за пистолетом.
— А вдруг кто нехороший подкрадется? Ограбит, — Вадим щелкнул пальцами, и воздух пробил выстрел. Папаха на голове Ахмата подпрыгнула.
— Ахаха, глупый урус, теперь я знаю, что у тебя нет выстрела! — Ахмет дрожащей рукой направил пистолет на Вадима, глаза которого в ночи странно блестели.
— Да ну? — Вадим снова щелкнул пальцами, и папаха на голове Ахмета подпрыгнула во второй раз. Во тьме послышался лязг металла, — сложите оружие. Повторять не буду.
— Да ты шакал! — вскинул ружье горец за спиной у Ахмета. Одновременно со щелчком пальцев прозвучал выстрел, и тело чеченца покатилось вниз. Приученный к стрельбе конь только испуганно фыркнул, потеряв хозяина.
— Еще желающие? — Вадим вытянул рукой и растопырил пальцы, изобразив пистолет, — Паф!
Именно в такие моменты максимальной напряженности Вадим отдыхал душой. Или тем, что у него душой считалось. Тяжелая работа стачивала струей стресса даже таких фанатичных Вестников.
К горцам вышли охотники с винтовками. Это стало последней каплей, чтобы чеченцы сдались.
— Воин живет, чтобы завтра пойти в бой, — прокомментировал на местном Вадим, когда забирал шашку с пояса Ахмета.
Староста молча наблюдал, как его людей отводили от коней и ставили в линию. Он же стоял напротив Вадима.
— Вот он, — Вадим кивнул в сторону упавшего на склон подстреленного, — был воином, а вы, собаки. Огонь!
Ахмет обернулся на выстрелы. Ему вбок уткнулось дуло револьвера.
— Теперь твоя очередь, — Вадим взвел курок.
— Подожди, урус подожди, я полезен, — из-за волнения у Ахмета усилился акцент, — Я знаю сколько людей в ауле.
— Это и я знаю, — Вадим посильнее надавил револьвером, — думай еще.
— Я, я скажу, где остановились люди Шамиля!
— Хорошо, я тебя не убью сейчас, — Вадим снял револьвер со взвода и убрал в набедренную кобуру, — Мы отойдем пообщаться с товарищем, вы пока приберитесь здесь.
— Хорошо, — кивнул Егерь.
Оба Михаила молча наблюдали за разыгравшейся сценой с выступа над склоном.
— Вы где его нашли? — не выдержал Лермонтов.
— Он сам меня нашел, — с долей горечи вздохнул Захарченко.
— А сбежать не пробовали?
— Да куда там, — Захарченко махнул рукой и полез за трубкой, — мне же нравится, по большому счету.
— Это нравится? — Лермонтов указал на склон, куда упали расстрелянные горцы.
— Не это, конечно, вернее, не так. Мы же пока до вас добирались, разбили две шайки, — пояснил Захарченко и чиркнул спичкой, — считай, кому-то жизни спасли. Да, есть перегибы, но куда без них?
— А в плен взять?
— И кто этих пленных будет сторожить? Ты, поручик? А если кто-то сбежит и аул предупредит? Будем мы по горам от трехсот человек убегать.
Захарченко затянулся, распаляя табак в трубке. Дурманящий никотин легкой мглой окутал сознание.
— Пошли, спросим у нашего Македонского, что дальше.
Они подошли, когда Вадим с Ахметом громко спорили, стоя за высокими кустами.
— Я тебе говорю, глотай! Жить хочешь, глотай, — говорил Вадим.
— Урус, ну что ты делаешь? Ну куда? — ныл в ответ Ахмет, — ну что мне эту гадость в рот тянуть?!
— Так, либо ты глотаешь и идешь с нами, либо я тебя пристрелю. Раз, два!
— Ладно, ладно, шайтан проклятый. Беэээ, ну и гадость.
Лермонтов обменялся с Захарченко взглядами.
— Это у вас инициация принятия в отряд такая?
— Ты не поверишь, я сам в шоке, — Захарченко приложил руку к груди.
Они заглянули за куст и увидели, как горец закидывает в рот белую таблетку. Вадим протянул ему флягу, чтобы запить.
— Ух, — Захарченко рукой с трубкой вытер испарину на лбу, — мы честно, уже чего недоброе подумали.
— Меньше думать надо, брррр, — Вадим затряс головой, — то есть меньше подслушивать надо. Теперь, когда мы разобрались с преследователями, перейдем ко второй части нашего Троянского коня. Конь, а ну, подай голос.
Вадим тыкнул Ахмета пальцем вбок, на что тот попытался изобразить ржание, но получилось скорее блеяние.
— Это не конь, а осел какой-то, — заметил Лермонтов.
— Прекрасно! Зачем воровать у греков, если можем придумать сами! — Вадим пристально рассмотрел Ахмета, — Кавказский осел! Гениальный план, о котором напишут в учебниках.
— Каких учебниках? — не понял Лермонтов.
— Бумажных конечно. Все, по коням. — Вадим пошел помогать разгружать телегу от ненужного барахла. Они должны успеть до того, как взойдет солнце.
— А у вас еще воды не будет, а то в горле першит, — попросил Ахмет.
***
По грунтовой дороге под яркой луной ехала пятерка всадников, повозка и с десяток свободных лошадей.
— Эй, кто идет? — крикнули с каменных стен аула.
— Свои, Паша.
— А, это ты Ахмет. А где еще люди? Вас уезжало десятеро? — любопытствовал на местном дозорный.
— Полегли, где же еще. Урусы отбивались, но теперь все на дне оврага лежат.
— Туда им и дорога.
Повозка подъехала ближе, почти дошла до света факелов.
— Пришли людей, нужно отнести тела наших Джигитов, — скомандовал Ахмет дозорному, который вглядывался в закрытые лица всадников.
— Так нет никого. Ты уехал, Нурлан еще не приехал, я здесь с Назирскими остался.
Ахмет цокнул языком. В глубине души он, конечно, надеялся, что заведет русских в ловушку, но не вышло. В ауле сидел десяток дежурных. Основной отряд еще не вернулся.
— Где же шляется Нурлан ночью?
— Да я, откуда знаю, — дозорный спустился и открыл ворота. Ахмет стоял прямо в проходе и не дал дозорному рассмотреть всадников.
— Иди за всеми, пусть помогут. Мы пока начнем разгружать.
— Но Ахмет, подржди, я должен стоять на посту.
— Живо, или не получишь долю, — скривился Ахмет от тычка в спину, но молодой дозорный, воспринял это как раздражение.
— Хорошо, сейчас.
Ахмет закашлялся и отошел от ворот. Ветераны в черкесках спешились, делая вид, что приводят в порядок лошадей, когда из-за ворот вышли вооруженные горцы.
— Ахмет, ради чего нас разбудили? Чего не заходите? — возмутился широкоплечий чеченец в кольчуге.
— Назир, возьми да посмотри. Или хочешь всему аулу показать? — ехидно ответил Ахмет, указав рукой на повозку. Горцы заглянули в кузов, где ткань накрывала собранное оружие. Ветераны же медленно отходили подальше. Вадим дернул Ахмета,
— Где остальные?
— Еще не приехали, — прохрипел Ахмет.
— Ты сказал, что здесь триста голов.
— Ошибся, честно, — он закрылся руками, ожидая удара.
— Эй вы не отряд Ахмета! — закричал Назир с золотой шашкой в руках.
— Не стрелять! — крикнул Вадим, но было поздно.
Под трофейным оружием лежало три ящика взрывчатки. Егерь ждал и выстрелил по торчащему из ящика взрывателю, когда их раскрыли. Огонь как выпущенный джин накинулся на людей и землю. Столб иск озарил округу, пока осколки мечей, сабель, кинжалов и ружей, как горящая картечь засвистели в воздухе. Кусок лезвия пролетел между Вадимом и Ахметом. Он снес голову ветерану, начисто срезав ее с шеи.
По земле ударил толчок, который разошелся по долине громыхая далеким эхо. На дороге показался конный отряд во главе с Захарченко, который что-то яростно орал, пока размахивал шашкой. Сразу за капитаном мчался поручик Лермонтов и его охотники. Они как стадо буйволов пронеслись через полыхающие останки горцев и выбитые ворота в тесные улочки аула.
— Да я тебя сейчас задушу, — прошипел Вадим и потянулся к шее Ахмета.
— Не губи, — выдавил из себя горец и упал на колени. Он держался за горло и открывал рот, как выброшенная на берег рыба, — воды…
— Собака, — выплюнул Вадим и бросил на землю противоядие.
Таблетка упала в пыль, но Ахмет, не запивая, затолкал ее себе в горло.
— Отряд, живо внутрь, — скомандовал Вадим, но его голос почти потонул в выстреле медной пушечки из башни. И либо стрелок опытный попался, либо ему повезло, но первая же картечь сбила двух охотников с седел.
Ветераны забрались на лошадей и поскакали внутрь аула, чтобы поддержать Михаила. Вадим поймал за руку Егеря, который отправился с ним. Охотник выдержал тяжелый взгляд, ничего не сказав. Вадим только указал рукой на башню, с которой стреляла пушечка.
— Понял, — Егерь оставил коня и побежал на стену аула с ружьем в руках.
Вадим оглянулся на грунтовую дорогу и то, что осталось от его повозки. Вадим закатал рукава и потащил разбитую деревянную конструкцию, в которой из целого осталось разве что одно колесо. Руки от тлеющего дерева покрылись серой коркой, от которой шел белый пар.
Закончив баррикаду, Вадим наклонился и приложил ухо к земле, чтобы услышать топот трех сотен лошадей. Во дворе разразился одинокий выстрел и из башни выпал подстреленный горец.
— Быстро на стены! — Захарченко разбивал людей на отряды. Он опасливо посматривал на дома, где сидели местные. Пусть старики и дети, но много сил, чтобы выстрелить в спину не нужно. План с кавказским ослом шел по одному известному месту.
— Вадим, что будем делать с местными?
— Стрелять, что же еще.
Вадим нашел Егеря и отправил его на башню, чтобы он занял пушку, ну или помогать точным огнем. Раненых положили рядом, Студент проверял бинты и следил, чтобы люди выжили.
— Идут! — закричал ветеран со стены.
— Миша, неси гранаты, — Вадим проверил револьвер. Собственно в повозке оставили часть взрывчатки для подрыва, гранаты, ружья, порох и патроны везли отдельно на лошадях.
Аул находился на возвышенности с единственным входом через разбитые ворота, который сейчас закрывали остатки повозки. Укрепленные каменные стены выдерживали осады конных отрядов не один десяток лет.
Горцы шли клином. Луна скрылась за облаками и иногда подсвечивала массу переливающуюся как чешуйчатая спина змеи, ползущая по дороге. Горцы резко закричали боевой клич, похожий на плач сотен рожающих и страдающих запором шакалов. У бойцов на стене он вызывал оторопь, у Вадима же раздражение. Вадим выдернул револьверную винтовку у застывшего рядом Захарченко и пальнул в толпу. Выстрел за выстрелом он отправлял пули Уманского в несущуюся на аул стену, пока к стрельбе не присоединились хлопки ружей. Барабан закончился, Захарченко протяну Вадиму новый, чтобы перезарядиться, но к аулу подступили первые всадники. Они прыгали с коней на стены, стараясь быстро забраться к защитникам. В свете луны блестели кольчуги и обнаженные шашки. Чеченцы брали стены кинжальным боем, предпочитая теснить врага врукопашную.
Вадим с размаху заехал прикладом ружья в лицо карабкающемуся горцу, вдавив нос в череп. Приклад жалобно хрустнул, но не разлетелся. Рядом орудовал Захарченко парой револьверов. Он расстреливал тяжелыми пулями вражеские головы так, что только куски черепов сыпались на спины наступающих.
— Давят! — на другой половине ворот закричал Лермонтов. Он одной рукой рубил шашкой, другой стрелял из револьвера. Количество горцев на стенах росло слишком быстро, не помогало даже то, что Вадим бросил ружье и точными ударами кулаков ломал лица.
Вдруг в рядах горцев засветила новая звезда. Еще и еще. Взрывы под стенами создавали островки пронзенных чугунными осколками тел и залитой кровью землей. Запахло горелым мясом.
— Пушечка, Вадим! Пушечка! — обрадовался Захаренко, ногой столкнув горцы со стены.
— Гранаты, — Вадим передал ему свой револьвер. Михаил не успевал перезаряжать свои и уже орудовал ими как дубинками.
Пока на стенах шла беспощадная схватка, Ефим стоял у ящика с гранатами, который он снял с коня.
— Выдернуть кольцо, бросить, — повторял денщик, забрасывая гранаты за стены так, чтобы не ранить защитников. Результаты бросков он не видел, но слышал истошные крики, ржание лошадей и громкие хлопки.
От ближайшего дома отделилась тщедушная тень. Старик-горец подошел к Ефиму, пригнувшись к земле и с поднятыми руками. Денщик хотел огреть наглеца кулаком, но передумал, заметив, как осторожно и медленно старик достает из ящика гранату и повторяет за Ефимом. Из дворов потянулись другие жители аула. Женщины с рогатинами пошли к стенам, чтобы сталкивать чеченцев на ту сторону, пока дети поднимали с земли камни и бросали в атакующих. Один мальчуган с криками бросил гранату, не выдернув чеку, за что получил от Ефима по спине.
Егерь на башне видел, как русских давят числом и вскинул винтовку к плечу. Лизнув большой палец, он протер мушку и выстрелил. Чеченец, который тянул Лермонтова за ногу, чтобы сбросить, упал сам с дыркой на месте глаза. В гуще боя и ночной тьме приходилось долго целиться, легче стало, когда за стеной появились вспышки взрывов. Они подсвечивали силуэты атакующих, к сожалению, отличить горцев в черкесках от русских в черкесках выходило только по оружию и отборному мату.
У Захарченко закончились патроны во всех револьверах и ему пришлось перейти на шашку. Простая деревянная рукоять удобно сидела в руке. Он сам заказал оружие со смещенным центром тяжести ближе к руке, чтобы лучше фехтовать, так как не любил рубить с коня. Перед Захарченко встал скалящийся чеченец с густой бородой и демоническим огнем в глазах. Он ловко подловил выпад Михаила и наотмашь рубанул по животу. Металл ударил о металл. Под распоротой черкесской у Михаила блеснула кольчуга. Удар болью прошелся по всему тело. Захарченко не удержался и упал во внутренний двор аула. Вадим не видел, выжил ли друг, поэтому схватил горца, подняв его над головой, и закричал.
— Ааааа! — Вадим как экскаватор с ковшом в виде чеченца разгребал, утрамбовывал и валил со стены всех, кого не знал в лицо. За что получил несколько ударов, но сталь не оставляла порезов на серой, дымящейся коже.
Ржание коней смешалось с людскими криками. Очередной взрыв гранаты поставил точку на атаке. Не сразу, но горцы отступили. Измазанный чужой кровью Вадим стоял на стене и тяжело дышал. Эта самая кровь испарялась на нем, образуя красноватый пар, пахнущий железом.
По грунтовой дороге отступали выжившие, оставив под стенами аула больше ста братьев. Больше всего людей в эту ночь погибло под копытами коней, которые впали в бешенство от острых осколков гранат, которые впивались в бока и морды.
У Михаила Юрьевича Лермонтова дергался глаз. В какой-то момент его повалил на землю толстый чеченец, который уже занес кинжал над грудью поэта, но дернулся от пули в ухо, да так и упал. Теперь они были лицом к лицу. Лермонтов обессилел и не мог поднять с себя тяжелое тело, чеченец же не мог собрать мозги в кучу и додуматься встать, вот и лежали так.
— Кто живой? — Студент с забинтованной рукой ходил и проверял выживших.
— Я! Яяя! — выдавил хриплым голосом Лермонтов. Его губы слиплись и потрескались, но он продолжал кричать несмотря на боль.
— Сейчас вашблогородие, — Студент скривился от боли, навалившись на горца плечом, но бесполезно. Туша не поддавалась.
— Иди другим помогай, — пришел Вадим и одной рукой скинул тело. Целой одежды на нем не осталось. Изрезанный в лоскуты мундир просвечивал чистую кожу. Весь пепельный налет сошел и пар больше не шел. Местами остались следы от высохшей крови, но они больше впитались в когда-то белую рубашку. На носу у Вадима висело разбитое и погнутое пенсне, которое больше не прятало по рыбьему обтянутые пленкой глаза и безразличный взгляд.
— Здесь еще Михаил, живой! — обрадовался Студент, отойдя в сторону.
— Вставай, — Вадим протянул руку Лермонтову, чтобы помочь подняться. Вместе они подошли к Захарченко, который лежал на спине и неморгающим взглядом уставился в небо.
— Его по голове ударили? — спросил Вадим у Студента.
— Не похоже, может, устал, — Студент проверил ребра и живот Захарченко. Там набухал приличный синяк, — жить будет, я думаю.
За стенами послышался боевой плач шакалов. Вадим только устало вздохнул, а вот его товарищи посерели в лицах. Даже безразличный ко всему Захарченко сел и повернул голову.
— Ну, приплыли…