- В семь тридцать.
- А заканчивается?
- Если нет никаких мероприятий, примерно к полуночи.
- Я начинаю с оптимизмом смотреть в будущее России.
Он снова тоненько, как бы кудахтая, засмеялся и уселся в кресло против меня, вытянув далеко в сторону длинные журавлиные ноги в узких черных брюках и переплетя их, как жгуты каната. Во всяком случае, казалось, что при желании он мог бы их таким образом переплести.
- Будем говорить здесь. Кабинет прослушивается и просматривается видеокамерами, постоянно идет запись. А здесь можно говорить свободно.
- Прослушивается и просматривается? - удивился я. - Зачем?
- Чтобы можно было проанализировать переговоры. Из слов воспринимается не больше пятнадцати процентов информации. Все остальное - тональность, мимика, жесты. Этим и занимаются мои психологи. Вас, вероятно, удивило, почему я принял вас в такое время? Теперь вы понимаете почему.
- Это меня не удивило, - возразил я. - Меня удивило другое: что вы меня вообще приняли.
- Считайте, что таким образом я выразил уважение вам и вашим друзьям. Я уважаю профессионалов. И не хочу отрезать себе возможности при нужде еще раз обратиться к вам. Но времени у меня действительно мало. Поэтому к делу. Мне известно, с какими трудностями вам пришлось столкнуться при выполнении моего поручения. Круто, Сергей Сергеевич. Но я уверен, что другого выхода у вас не было. И вы вправе потребовать от меня увеличения вашего гонорара. На сколько?
- Ни на сколько. У нас не было никаких трудностей.
- Ну будет вам, будет, сударь! Не скромничайте!
- У нас не было никаких трудностей, - повторил я.
Сощурившись и привздернув губу, отчего его левый ус по-пиратски заторчал, он испытующе на меня посмотрел.
- Вы хотите сказать...
- Я не хочу сказать ничего, - перебил я. - Только то, что сказал. Нам не за что требовать увеличения гонорара.
- Это интересно. Это очень, очень и очень интересно. Мне сообщили, что мурманские следователи установили, что причиной смерти двух бандитов был инфаркт. Вы не могли бы разъяснить мне эту загадку?
- Нет. Мы не имеем к этому ни малейшего отношения.
- Зачем же вы просили о встрече?
- Хочу вам кое-что показать.
Я извлек из кейса старую папку. В ней были протоколы заседания военного трибунала, который состоялся 16 декабря 1984 года в Кандагаре. Буров взглянул на обложку, быстро просмотрел первые страницы.
Я посоветовал:
- Начните с конца.
Он внимательно прочитал приговор трибунала.
- Неслабо! Откуда это у вас?
- Господин Мамаев поручил нам собрать о Калмыкове всю информацию, какая только возможна. По ходу дела мы наткнулись на эти документы.
- Почему вы принесли их не ему, а мне?
- Он не заплатил за работу.
- Не заплатил за работу? - недоверчиво переспросил Буров. - Не заплатил за эти документы? Не понимаю.
- Он не знал про эти документы.
- Сколько?
- Двадцать тысяч долларов.
- Я даю вам тридцать.
- Нет, - сказал я. - Я хочу получить за них не деньги.
- Что?
- Информацию.
- Какую?
- Игорь Сергеевич, прошу извинить, - раздался голос референта. Он появился в гостиной, держа в руках черный узкий сюртук. Буров поднялся, снял куртку, позволил надеть на себя сюртук и махнул длинной худой рукой:
- Исчезните, друг мой.
- В девять ноль-ноль - господин Малышев, - напомнил референт.
- Подождет.
У референта округлились глаза:
- Господин Малышев?!
- Исчезните, сударь!
Клерк исчез.
- Ну вот, - с усмешкой, призванной скрыть раздражение, прокомментировал Буров. - Взял и заставил меня раскрыть перед вами карты. Вы поняли, Сергей Сергеевич, о чем я говорю?
- Он проявил вашу заинтересованность в этом деле.
- Верно.
- Большую.