Перевод с английского : Дмитрий Павленко
Рисунок: Игорь Гончарук
– Невиновен! – упрямо повторил Генри Уотсон.
Недоуменно пожав плечами, Стэнли Веттер продолжил опрос:
– Ротуэлл?
– Виновен.
– Дженкинс?
– Виновен.
– Коулмен?
– Виновен, – ответил я.
В комнате наступила тишина, и суд присяжных в полном составе с негодованием воззрился на Уотсона.
– Ну вот, приехали! – разочарованно подытожил Веттер. – То же самое, что и в прошлый раз. Одиннадцать голосов – за обвинительный приговор, один – за оправдательный.
Я тяжело вздохнул.
– У меня такое впечатление, что мы имеем дело с форменным кретином.
Уотсон вскочил.
– Послушайте, вы!
Веттер поднял руку.
– Спокойно, старина! Я уверен, что Коулмен имел в виду совсем другое.
– Отнюдь! – жестко бросил я. – За всю свою практику еще ни разу не сталкивался со столь невежественным упрямцем!
– Если мы настроим его против нас, то ничего не добьемся, – слегка подавшись ко мне, вполголоса произнес Веттер.
– Да сколько можно с ним церемониться?! – фыркнул я и сердито посмотрел на Уотсона. – Неужели вы и в самом деле верите, что Дьюк О’Брайен невиновен?
Тот смущенно мотнул головой.
– Наоборот, я думаю, что он виновен на все сто. Но суд, на мой взгляд, так и не сумел доказать, что именно он убил Мэтта Тайсона.
– Может, и так, сынок, – кивнул Веттер, – только имей в виду: с такими взглядами ты рискуешь прослыть большим оригиналом.
– На месте преступления не было никого, кроме О’Брайена и Тайсона, – заговорил я, в упор глядя на Уотсона. – Это была задняя комната табачной лавки. Свободный от дежурства полицейский зашел купить трубку и услышал выстрел. Он бросился туда и увидел, что Мэтт Тайсон лежит на полу мертвый, в комнате полно порохового дыма, а Дьюк О’Брайен вылезает в окно. Полицейский погнался за О’Брайеном, и тот сдался, после того как в воздух было произведено несколько предупредительных выстрелов. А может, просто выбился из сил.
– Но ведь полиция так и не нашла орудия убийства! – упорствовал Уотсон.
Тут мне на помощь пришел Ротуэлл – тощий аптекарь, выглядевший так, словно родился на свет уже с приступом мигрени.
– О’Брайен пробежал несколько кварталов, в сумерках, и ему ничего не стоило избавиться от пистолета. А полиция начала искать орудие убийства только утром! – Судя по тону, Ротуэлл был до предела возмущен подобным непрофессионализмом. – Что сделал О’Брайен сразу после того, как его доставили в участок? Потребовал встречи со своим адвокатом. Какие, по-вашему, он ему дал указания? Наверняка объяснил, где искать пистолет.
– Но Дьюк клянется, что у него не было пистолета!
– На нем была наплечная кобура, причем пустая! Зачем ему было ее надевать, если там не было пистолета?
– Он говорит, что обычно ходит с пистолетом, но в тот вечер забыл его дома.
Ротуэлл устало прикрыл глаза.
– Полиция обнаружила на его правой руке следы пороха.
– Знаю, – кивнул Уотсон. – Но О’Брайен утверждает, что за пару часов до встречи с Тайсоном заходил в тир попрактиковаться. Это все объясняет.
В дверь постучали, и в комнату заглянул секретарь суда.
– Судья спрашивает, не вынесли ли вы вердикт?
– Если бы мы его вынесли, то не торчали бы здесь! – рявкнул я.
В разговор вступила мисс Дженкинс, учительница.
– Дьюк О’Брайен плохой человек, не так ли? – обратилась она к Уотсону таким тоном, словно имела дело с учеником третьего класса школы для умственно отсталых.
– Э... да.
– И вы знаете, что он рэкетир, верно?
– Разумеется, но...
– И то, что он контролирует преступность в нашем городе: и торговлю наркотиками, и азартные игры, и... – Мисс Дженкинс слегка покраснела, – многое другое. То есть вы в курсе, что он занимается незаконными вещами. Так?
– Да, все это так! – с отчаянием воскликнул Уотсон. – Но его-то обвиняют в убийстве!
– Мистер Уотсон, – строго сказала мисс Дженкинс, – я думаю, что вы очень упрямый человек.
Уотсон оглядел нас, явно ища поддержки.
– Коллеги, послушайте! Если Дьюк О’Брайен – такая крупная шишка в преступном мире, если у него целая организация – с наемными убийцами и так далее, – то почему тогда он застрелил Тайсона лично? Он ведь мог послать кого-нибудь, а себе обеспечить железное алиби.
– Он совершил убийство в состоянии аффекта, – пояснил Ротуэлл. – Эта табачная лавка служит ширмой для подпольной букмекерской конторы, и они с Тайсоном что-то не поделили. О’Брайен вышел из себя... Надеюсь, вы не думаете, что он сделал бы это при свидетелях?
– Нет, но...
– Мистер Уотсон, вам известно, что такое косвенная улика?
– Известно, но я по-прежнему уверен, что суд не...
– Давайте на минутку допустим, что у вас есть хотя бы капля мозгов, – перебил я его. – Если этот ваш О’Брайен такая невинная овечка, то зачем он убегал от полицейского?
– По-видимому, испугался... запаниковал...
– А что говорит он?
– Что они с Тайсоном спокойно беседовали и вдруг кто-то выстрелил в открытое окно.
Я презрительно усмехнулся.
– На улице было около нуля. В такую погоду окно нараспашку?!
– О’Брайен говорит, что в комнате было накурено.
– Следствием установлено, то ни тот, ни другой не курит.
– О’Брайен говорит, что когда они туда вошли, там уже было накурено.
– «О’Брайен говорит, О’Брайен говорит!» – передразнил его Ротуэлл. – Я смотрю, вы верите всему, что говорит О’Брайен. С чего бы это? Не собираетесь, часом, в ближайшее время покупать новую машину?
Уотсон побледнел.
– Не смейте разговаривать со мной подобным тоном!
Веттер хлопнул ладонью по столу.
– Джентльмены, джентльмены! Все мы устали и проголодались. Что вы скажете насчет небольшого перерыва?
Нам принесли сэндвичи и кофе, Веттер налил себе большую чашку и расположился в конце длинного стола между мной и Ротуэллом.
– А что, если этот процесс закончится так же, как и первый? – поинтересовался аптекарь, уныло вгрызаясь в сэндвич с сыром.
– Будем надеяться, что нет, – вздохнул Веттер.
Ротуэлл злобно покосился на Уотсона, сидевшего в полном одиночестве.
– Он не настолько глуп, чтобы покупать машину сразу. Скорее всего, припрячет неправедно нажитые денежки до того момента, когда их можно будет спокойно потратить.
– Не стоит спешить с выводами, – мягко сказал Веттер. – А вдруг он искренне убежден, что суд и впрямь не доказал вину О’Брайена?
Это был второй процесс по обвинению Дьюка О’Брайена в убийстве Мэтта Тайсона. Первый закончился безрезультатно: одиннадцать присяжных проголосовали за обвинительный приговор, один – за оправдательный. А через три дня после суда присяжный, оставшийся в меньшинстве, купил себе новенький «ягуар». От внимания прокуратуры не ускользнул и тот факт, что за день до начала процесса на его счет было переведено двадцать пять тысяч долларов. Было ясно, что Дьюк О’Брайен каким-то образом всучил ему взятку.
Дождавшись, когда секретарь уберет со стола тарелки и чашки, мы вновь заняли свои места.
– Мистер Уотсон, – заговорил Веттер, – знаете ли вы, что порой правосудие вершится... окольными путями?
– Неужели?
– Вам когда-нибудь доводилось читать, что рэкетиры порой все-таки попадают в тюрьму?
– Конечно.
– И вы, наверное, замечали, что их редко сажают именно за рэкет. Обычно ловят на чем-нибудь другом – например, на сокрытии доходов или неуплате налогов.
– Совершенно верно.
– И большие сроки они получают? Десять лет? Пятнадцать? Как бы не так! – Веттер сокрушенно покачал головой. – За неуплату налогов им грозит всего лишь штраф или условный срок, в худшем случае – несколько лет за решеткой. Но если бы такого типа посадили за рэкет, он бы получил максимальный срок! И максимальный штраф!
Уотсон кивнул.
– Так что же тут такого непонятного? На самом деле суд карает его не за неуплату налогов, а за все те преступления, которые он совершил... пусть даже это невозможно доказать.
Уотсон вздохнул.
– Я понимаю, к чему вы клоните, однако...
– Даже если вы считаете, что в данном случае суд не доказал вину О’Брайена, вы же все равно знаете, что он преступник! Мы судим его сразу за все незаконные деяния.
– Да, – поколебавшись, согласился Уотсон. – Но одно дело – срок, и совсем другое... Ведь если мы признаем его виновным... Не забывайте, что в нашем штате существует смертная казнь.
От возмущения Ротуэлл даже привстал.
– И поэтому вы отказываетесь признать О’Брайена виновным?! Из боязни, что он попадет на электрический стул?!
Уотсон опустил глаза.
– Прежде чем вас выбрали в присяжные, – с негодованием продолжал Ротуэлл, – вам наверняка задали вопрос: не имеете ли вы каких-либо моральных предубеждений против смертной казни. И вы сказали «нет», иначе бы вас не было в этой комнате!
Уотсон покраснел.
– Все так, но... Согласитесь, Тайсон не был примерным гражданином... можно даже сказать, что О’Брайен в каком-то смысле совершил благое дело. Вам не кажется, что в данном случае смертный приговор – это слишком?
– Сынок, – проникновенно сказал Веттер, – ты хочешь, чтобы убийца вышел на свободу и по-прежнему жил среди нас?
– Нет, конечно, нет! – Уотсон шмыгнул носом. – Но если мы и сейчас не вынесем вердикт, О’Брайена ведь не отпустят. Будет еще один процесс, и уж тогда его точно признают виновным.
Мисс Дженкинс изумленно ахнула.
– Да вы понимаете, что говорите?! Вы считаете О’Брайена виновным, но хотите, чтобы... всю грязную работу сделал за вас кто-то другой?
Веттер медленно покачал головой.
– Значит, полагаете, что будет еще один процесс?
– Да, конечно. – Уотсон вытер пот со лба. – А что, разве нет?
Веттер печально улыбнулся.
– Что ж, может статься, до этого и дойдет, но только на твоем месте я бы на это не слишком рассчитывал. Да, процессы чисто теоретически можно устраивать бесконечно, пока не будет вынесен тот или иной приговор. Но стоит такому произойти два раза подряд, и прокурор начнет сомневаться – мол, неужели я собрал слишком мало улик, чтобы убедить присяжных? Имеет ли смысл вновь тратить столько усилий, времени и денег налогоплательщиков на новый процесс, который также может закончиться ничем? Ему это надоест, и он скажет: «Если нельзя найти двенадцать честных присяжных, которым не хватает смелости отправить О’Брайена туда, куда ему и дорога, значит, наши граждане заслуживают того, чтобы их окружали подобные типы».
Уотсон поежился.
– Ладно бы, только это одно! – Веттер насупился, барабаня пальцами по столу. – Кто может гарантировать, что полицейский, поймавший О’Брайена, неожиданно не «забудет» все, что видел? В конце концов, он ведь тоже человек! Скорее всего, ему, как и многим другим, еще лет десять выплачивать по закладной за дом! Вдруг он решит, что если откупиться от электрического стула так просто, то почему бы ему не пойти к О’Брайену и не попросить у него денег?
– Послушайте, Уотсон, – подхватил Ротуэлл, – мы же не отправляем О’Брайена на электрический стул только за одно это убийство. Может быть, он и не заслуживает смертной казни за то, что избавил нас от Тайсона, но разве он имеет право вот так просто отделаться?
– Сынок, – поддержал его Веттер, – неужели ты думаешь, что Тайсон – единственный, кого он отправил на тот свет? Каждый раз, когда читаешь об очередном трупе, найденном в багажнике собственной машины, прекрасно понимаешь, чьих рук это дело!
– С какой стороны ни глянь, – убежденно добавил я, – а О’Брайену на электрическом стуле самое место!
Уотсон поморщился.
– Мистер Уотсон, – тихо сказала мисс Дженкинс, – у вас есть дети?
– Двое, – кивнул тот. – Мальчику – четырнадцать, девочке – семнадцать.
– Как по-вашему, стали бы они вами гордиться, если бы узнали, что вы помогли гангстеру уйти от правосудия? Что вы не выполнили свой долг?
Уотсон пристыженно опустил голову.
– Вы знаете, что наш город наводнен наркотиками?! – продолжала мисс Дженкинс. – Знаете, скольких школьников посадили на иглу О’Брайен и его подручные?!
Уотсон поднял голову. В его глазах блестели слезы.
– Вы правы, – сдавленным голосом произнес он. – Все до единого. Я вел себя... как последний трус.
Веттер просиял.
– Вот и славно! Давайте поскорее покончим с формальностями.
...Когда настала очередь Уотсона, он встал и звенящим от избытка чувств голосом без запинки произнес:
– Виновен!
Веттер одобрительно кивнул.
– Ротуэлл?
– Виновен.
– Дженкинс?
– Виновен.
– Коулмен?
– Невиновен! – сказал я.
Все уставились на меня, от изумления разинув рты. Я встал.
– Уважаемые коллеги, позвольте мне кое-что вам объяснить. Совершенно неожиданно мне пришло в голову, что мы нарушаем один из основных принципов юриспруденции. И судим О’Брайена вовсе не за то, что, собственно, и привело его на скамью подсудимых, а по той простой причине, что считаем его недостойным членом нашего общества...
Разумеется, я вешал им лапшу на уши. Пока Уотсон держался, все шло как надо. Как же мне хотелось, чтобы вынесение вердикта сорвалось по его вине! Потому-то я и вел себя соответствующе – спорил с ним, подкалывал, постоянно оскорблял в надежде, что это только придаст ему упорства. К чему мне засвечиваться раньше времени?
Однако этот болван оказался тряпкой и позволил себя переубедить. И теперь...
Глянув на своих коллег, я понял, что мне придется призвать на помощь все свое красноречие. И провернуть все так, чтобы комар носа не подточил. Впрочем, когда адвокат Дьюка О’Брайена предложил мне пятьдесят тысяч долларов, я и не думал, что отработать их будет легко.