Он внезапно замолчал, как будто только теперь обнаружил, что эта абсолютно чужая ему тетка обращается к нему на «ты». Слегка сбитый с толку, он уставился на Люцину и молчал. Люцина радостно захихикала.
– А ты похож на своего отца! А на дядю, кажется, еще больше. Ты удивлен?
– Нет, – меланхолично ответила жертва нападения, – я уже ни чему не удивляюсь. А в чем дело?
Люцина решила слегка смягчить свой фривольный тон:
– Все мы в девичестве Влукневские, – милосердно объяснила она. – А ты наш двоюродный брат...
Она махнула в сторону машины и осознала, что из нее как раз выходит тетя Ядя, происходящая совсем из другой семьи, а на переднем плане, за рулем, торчу я, тоже с другой фамилией.
– Нет, не все, – поспешно поправилась она. – Только три штуки, а эти две – как раз нет. Мы твои двоюродные сестры, ты мог про нас слышать...
Скептически рассматривающий ее мужчина вдруг расцвел.
– А, знаю! – произнес он, оживившись. – Вы дочери дяди Франека. Так я и думал, что вы объявитесь.
Если он решил отплатить Люцине и удивить всех родственников, это у него получилось. Вопрос, почему он ожидал приезда людей, которых не видел ни разу в жизни, возник сам собой. Ответ мы получили не сразу. Сначала в дело вмешался пес Пистолет, которому пришлось доказывать, что мы свои. Потом моя мамуся обрушила на нас ворох воспоминаний, разыскивая перемены, произошедшие в хозяйстве за последние полвека. В конце концов нам удалось вернуться к прежней теме. Ответ на наш вопрос окончательно запутал и без того непонятную ситуацию. Оказалось, что все мы во что-то замешаны.
– Приходили ко мне, – задумчиво сказал Франек – мужчина с лицом моего деда, сохранившимся в памяти еще с детства и хорошо знакомым по фотографиям. – Один – почти год назад...
– И что? – алчно поинтересовалась Люцина.
– Спрашивал про вас.
– Про нас? – удивилась моя мамуся. – И что он от нас хотел?
– А кто это был? – одновременно спросила Люцина. – Кто-то знакомый?
– Кажется, опять какой-то подозрительный идиот, – недовольно пробормотала Тереза.
Тетя Ядя в разговор не вмешивалась. Она принимала всевозможные позы под стенами комнаты и увлеченно фотографировала группу посередине. Все остальные сидели за большим кухонным столом и, конечно же, пили молоко, потому что находиться в том месте, где есть настоящие живые коровы и не пить молока, для моей семьи – немыслимо. Франек под напором пяти голодных гарпий отдал нам все наличное молоко и послушно согласился не расширять трапезу другими продуктами питания. В этой семье мужчины всегда подчинялись капризам женщин.
– Может, рассказать по порядку? – предложил он. – Какая-то дурацкая история...
– Говори по порядку, – согласилась Люцина.
– Что он мог хотеть? – не переставала удивляться моя мамуся. – Спрашивать про нас здесь, где мы сорок пять лет не появлялись?
– Заткнитесь наконец, и перестаньте его перебивать! – потребовала Тереза.
– Я не смог ему ничего ответить, – продолжил Франек. – А зачем он приехал – понятия не имею. Чужой человек, имени не знаю, был летом прошлого года и спрашивал про семью дяди, Франтишека Влукневского. То есть, про вас. Я знал, что дядя умер. В сорок седьмом отец получил телеграмму. Кажется, послал кто-то из вас.
– Мамуся послала, – перебила моя мамуся.
– Откуда, не помню – по-моему, не из Варшавы...
– Из Тарчина, – снова вмешалась моя мамуся. – Мы тогда были в Бытоме, а мама, папа и Тереза жили в Тарчине...
– Да заткнись же! – взорвалась Тереза.
– Что тебе надо? Я сразу рассказываю ему то, чего он не знает...
– Можешь и потом рассказать. Он же не хочет узнать это сразу!
– А откуда ты знаешь, что он не хочет?
– Заткнись же! О, господи!!!
– Рассказывай дальше, не обращай на них внимания, – посоветовала Люцина. – Они обе чокнутые. Ну, так что? Что он хотел знать?
– Все. Спрашивал, что вы делаете, как живете, а главное – хотел получить адреса. По-моему, он украл телеграмму о смерти дяди, потому что больше я ее не видел. Он говорил, что знал вас до войны, но, по-моему, врал, потому что не знал, сколько вас, и спрашивал, сколько детей у дяди. Он выкручивался, говорил, что знал до войны и дядю и тетю, когда они жили в Варшаве на улице... Сейчас... Кажется, Согласия...
– Сколько ему было лет? – на этот раз перебила Люцина.
– А я знаю? Где-то от сорока до сорока пяти.
– Это обманщик, – вынесла приговор моя мамуся. – На Согласия мы жили пятьдесят лет назад. Не думаю, чтобы он нас знал до того, как родился.
– Мне так и показалось, что до войны он был слишком молод, чтобы кого-то знать и помнить. Скорее всего, притворялся. Больше я ему ничего не сказал. То есть, да. Сначала, когда он спрашивал, откуда семья тетушки, я сказал, что из Тоньчи, больше – ничего, не понравился он мне.
– А как его зовут, он сказал? Представился?
– Что-то бормотал под нос, но я не расслышал. Если честно, я на него не обратил внимания, у меня как раз корова телилась и сенокос начинался. Я про него сразу забыл и вспомнил только тогда, когда нашли этот труп. Вы знаете, что у него были ваши адреса?
Мы попробовали ответить одновременно, причем все по-разному. Моя мамуся выразила общую обиду, Люцина попыталась вычислить промежуток времени, между визитом этого обманщика и появлением трупа, Тереза потребовала его описания, я, в свою очередь, попробовала узнать, рассказал ли Франек про него милиции, и как она к этому отнеслась. Тетя Ядя отказалась от гимнастических упражнений под стенами и уселась к столу:
– Пленка кончилась, – сообщила она. – Но у меня есть еще. Вы понимаете, когда они говорят все вместе?
Франек демонстрировал ангельское терпение:
– Понимать-то понимаю, но не успеваю отвечать...
– Слушайте, спрашивайте его как-нибудь по очереди, мне тоже интересно, что все это значит. Так это был другой? То есть, тот труп и тот человек, который сюда приходил – это одно и то же лицо?
К счастью, ответ на этот вопрос хотели услышать все, и Франек наконец-то получил право голоса. Он энергично помотал головой:
– Что вы, совсем другой. Покойник был намного младше и вообще некрасивый. Милиции я про того не рассказывал, сначала забыл, потом огород копал – времени не было, а потом было неудобно. Какая-то подозрительная история...
– Я наконец узнаю, как он выглядел? – разнервничалась Тереза.
– Кто как выглядел? Покойник или тот, что тут был?
– Тот, что тут был! Я уже целый час спрашиваю!
Франек задумался.