- А честно втягивать нас в такое дерьмо?- ответил капитан вопросом на вопрос. - Со мной, к примеру, насчет этого программного выступления никто не советовался. Ладно, командир, я же понял вашу мысль. Если мы отстраним от дела эту фашистскую компанию, то дело не развалится, а если оставим ее в деле, то все обернется совсем не так, как мы хотим. А если так, то давайте говорить прямо: нашего "фюрера" и его людей необходимо нейтрализовать. Вопрос в одном: когда и как?
- Спасибо за понимание, капитан,- улыбнулся Корсаков. - Но на самом деле вопроса нет: мы ведь знаем, когда люди "фюрера" должны выступить, знаем, какие объекты они должны занять. Это облегчает нашу задачу.
- Да, чем по одному их вылавливать, лучше прихлопнуть всех разом,- кивнул Неустроев. - Разрешите мне заняться этим? Люди у меня надежные, не подведут, и фашистскую братию ненавидят. Большую радость ребятам доставим.
- Смотрите только, чтобы без лишней крови,- предупредил Корсаков, уловив в голосе капитана нотку злорадства. - Изолируйте всю группу - больше нам ничего не требуется. Их объекты займите своими людьми - оборона пострадать не должна. Впрочем, людьми я вам могу помочь.
- Лишняя кровь мне ни к чему,- сказал Неустроев. - Но если без нее не получится, то, значит, так было надо. Я должен иметь право выполнить задачу любыми средствами. Остановиться на полпути тут не удастся.
- Разумеется,- согласился Корсаков. - Я вам доверяю, капитан. То, что я сказал, было не приказом, а пожеланием.
- Я так и понял,- кивнул Неустроев.
Капитан Ищенко услышал, как лязгнула задвижка люка, и облегченно вздохнул: лежание в неудобной позе успело ему ужасно надоесть. Тяжелые стальные створки распахнулись, и двое вчерашних громил, перебрасываясь шуточками, затопали вниз по металлической лесенке. Капитан не прислушивался к их словам. Лежа на боку, он перенес всю тяжесть тела на левую руку и начал мало-помалу, незаметными движениями высвобождать правую ногу для удара.
- Ну что, лежишь, ментяра?..- начал первый бандит, спустившись по лесенке и подойдя вплотную к лежавшему пленнику. Он хотел сказать еще что-то, однако капитан лишил его такой возможности: прокрутившись на левой руке, он нанес бандиту неожиданный удар ногой под коленный сгиб. Бандит замахал руками в тщетной попытке удержать равновесие и грянулся навзничь на бетонный пол. Ищенко в этот миг уже оказался на ногах и с размаху впечатал громиле в висок подошву ботинка. Бандит бессильно раскинулся на полу. Его напарник, еще не успевший спуститься по лестнице, в растерянности остановился, отпустил перила и полез в кобуру, висевшую у него под мышкой. Но капитан не терял времени, в два прыжка взлетел к противнику по ступенькам, левой рукой ухватился за его брючный ремень и рванул вниз, а правой вцепился бандиту в гениталии. Тот взвыл, ступенька выскользнула у него из-под ног, и капитан, лежа на туше бандита, загремел вниз к подножью лестницы. Внизу Ищенко рывком вскочил, ожидая, что верзила попытается сгрести его в свои медвежьи объятия, однако тот остался лежать неподвижно с безучастным лицом. Рот его приоткрылся, а тело слегка вздрагивало в каком-то подобии икоты. Капитану приходилось видеть умирающих, но тут все произошло так быстро, что он не мог поверить в близкую смерть своего врага, несмотря на очевидные признаки агонии. "Неужто готов?!"- тупо подумал Ищенко, глядя на бандита сверху вниз. Вся ненависть, распиравшая его ночью, куда-то улетучилась - он только пытался сообразить, как такое могло получиться. Видимо, бандит при падении с размаху ударился затылком о край железной ступеньки. "Вот черт,- беспомощно бормотал Ищенко,- ну надо же..." Глядя на вздрагивающее тело, он почувствовал приступ дурноты и отвернулся к стене, но тут же справился с собой. "Что я, жмуриков не видел?- пробурчал он себе под нос. - Да и как быть с этими уродами - только мочить". Подумав с минуту, он стащил с первого поверженного бандита цветастый спортивный костюм и презрительно пнул обнажившуюся волосатую тушу. Он подумал было отплатить своим врагам по принципу "око за око", который считал единственно верным, то есть помочиться на их распростертые тела, но теперь ему уже не хотелось это делать. Смерть настроила его на серьезный лад, исключавший все эти дешевые ритуалы.
У первого бандита оружия не оказалось, зато из кобуры у второго, судорожное дыхание которого становилось все реже, Ищенко достал прекрасный пятнадцатизарядный пистолет "беретта". "Где они только достают такие пушки?"- с завистью подумал капитан, подкидывая оружие на руке, чтобы привыкнуть к его весу. Он сунул "беретту" за ремень и накинул спортивную куртку, снятую им с бандита. Надевать штаны он все же побрезговал, к тому же они были ему так велики, что свалились бы после первого шага. Выбравшись из подвала, капитан осторожно, чтобы не шуметь. закрыл створки люка и задвинул щеколду. Затем он подошел к окну и осмотрел двор. Напротив, на крыльце дома для развлечений, под медным навесом сидели два бандита с помповыми ружьями, курили и неторопливо разговаривали. Больше во дворе никого не было. В выходивших во двор окнах особняка капитан тоже никого не заметил и отступил в глубину гаража. В помещении царил полумрак, потому что бандиты не включали свет и не открывали ворота, а открыли только вделанную в ворота дверь. В дверном проеме Ищенко хорошо видел двух бандитов, сидевших на ступеньках крыльца. Он дослал патрон в ствол, еще несколько секунд помедлил, стараясь получше ощутить непривычное оружие, и наконец решительно вскинул руку.
Двух охранников, сидевших на крыльце, он убил двумя выстрелами: один, взмахнув руками, повалился навзничь, второго бросило спиной на столбик навеса, после чего он неловко сполз боком на ступеньки. Ищенко знал, что выстрелы, прогремевшие в гараже, в особняке не услышат. То, что случилось с охранниками, можно было рассмотреть лишь с первого этажа, но все его окна были закрыты плотными портьерами, которые после выстрелов не пошевелились. Ищенко засунул пистолет за ремень, запахнул цветастую спортивную куртку и зашагал к особняку. Дверь оказалась заперта. Капитан нажал на кнопку звонка, а чтобы его не рассмотрели в глазок, прибегнул к детскому способу, то есть в этот глазок плюнул. Охранник сквозь муть увидел цветастую куртку и со словами:"Ну как там мент?" открыл дверь. В следующую секунду он увидел направленное на него дуло "беретты" и с ухмылкой произнес:"Да брось ты, Стас!" Ищенко проскользнул в приоткрытую дверь, захлопнул ее за собой и грубо пихнул охранника в глубину прихожей. Тот наконец вгляделся в лицо вошедшего, и у него отвисла челюсть. Капитан сообщил:
- Твоего Стаса я уже кончил, и тебя пристрелю, если дернешься. Давай веди к Архангелу, и чтоб тихо у меня!
Капитан вытащил из кобуры охранника пистолет, быстро заложил дверную щеколду и, подтолкнув охранника коленом в зад, заставил его двинуться к лестнице на второй этаж. Однако добиться полной внезапности ему не удалось. На втором этаже распахнулась дверь в жилые помещения и на лестничную площадку, обнесенную резной деревянной балюстрадой, развинченной походкой вышел какой-то полупьяный долговязый субъект в отличном костюме, при галстуке и в лакированных башмаках. Он начал стремительно спускаться по лестнице, а капитан схватил охранника за запястье и вывернул его руку, заставив согнуться в три погибели и лишив возможности сопротивляться. "Тихо, сука!"- прошипел капитан. Сбегавший по ступенькам гость внезапно резко остановился - его затуманенные мозги наконец осознали опасность.
- Ну, чего встал? Давай спускайся,- приказал Ищенко. Длинное костлявое лицо человека в костюме, казалось, вытянулось еще больше, он облизнул пересохшие губы и с блудливой ухмылкой сделал шаг назад, не спуская глаз с пистолета. Капитан спокойно предупредил:
- Еще шаг, и стреляю.
Человек в костюме замер, однако обойтись без стрельбы все же не удалось. Наверху на лестничной площадке появился еще один гость, которого Ищенко сразу узнал и которого до этого момента мог бы,пожалуй, даже назвать своим другом. Но сейчас капитан мгновенно понял все - и смысл пребывания старого товарища в бандитском доме, и то, что именно этот самый товарищ, которому он, Ищенко, поручил свою семью, навел на его семью бандитов. Однако, несмотря на такое понимание, Ищенко замешкался - не часто приходится стрелять в людей, с которыми многие годы отработал бок о бок. Коллега капитана смотрел вниз, прямо в глаза человеку, которого предал, и на лице его отражалось множество чувств - стыд, сожаление, немая просьба о прощении... Но вскоре все эти душевные движения уступили место ожесточению, потому что о прощении, разумеется, речи быть не могло. Бывший приятель Ищенко запустил руку под мышку и выхватил пистолет. В ту же секунду долговязый гость издал хриплый панический вопль и опрометью бросился вверх по лестнице. Видимо, этот вопль и заставил дрогнуть руку стрелка: грохнули два выстрела, но одна пуля впилась в паркет у самых ног Ищенко, а вторая угодила в спину охраннику, которого капитан продолжал удерживать в согнутом положении. Ищенко отпустил руку охранника и по полу покатился в сторону. Коллега капитана продолжал стрелять, но Ищенко в движении открыл ответный огонь. Первые пули отбили щепу от верхнего края балюстрады, но затем капитан пристрелялся: его бывший товарищ вздрогнул и на мгновение застыл на месте, получив пулю в горло. Следующие две пули попали в лицо - над головой предателя взлетели какие-то клочья, и он, закачавшись, тяжело повалился на пол, прямо под ноги долговязому детине, пытавшемуся скрыться в жилые комнаты. Тот инстинктивно остановился и отшатнулся от трупа, и в этот миг его настигли выстрелы капитана. Пять пуль в течение одной секунды продырявили оливкового цвета пиджак, долговязый попятился, рука его хватала воздух, пытаясь нащупать перила, но затем взлетела вверх, когда гость Архангела допятился до лестницы и навзничь вниз головой рухнул на ступеньки. Безвольное тело съехало, подпрыгивая, до самого низа лестницы, и капитан перескочил через него, устремившись наверх. Он бросил сверху беглый взгляд на сраженного случайной пулей охранника, лицом вниз лежавшего на полу, однако тот не двигался, видимо, убитый наповал. Не раздумывая, Ищенко пнул ногой дверь, из которой выходили те, кого он уже успел застрелить, и с порога бросился на пол, в ту же секунду услышав выстрелы и глухой стук пуль, ударяющих в дерево двери над его головой. Еще в падении он заметил в противоположном конце комнаты красный жилет Архангела, выбросил вперед руку и нажал на спуск. Перекатившись вправо к стене, он внимательнее вгляделся туда, откуда стрелял его враг, после чего вздохнул и спокойно поднялся на ноги. Архангел сидел на полу, вытянув ноги и запрокинув голову с открывшимся ртом, прислонившись спиной к сиденью помпезного кожаного кресла. На левой стороне груди его красного жилета темнела небольшая дырочка. Из разжавшихся пальцев его правой руки выпал на ковер пистолет "беретта" - точно такой же, какой держал в руке Ищенко. Капитан нагнулся, чтобы подобрать ценное оружие, но тут же припал на одно колено и вскинул свой пистолет, услышав, как кто-то завозился в углу за необъятным кожаным диваном.
- Точно в орла,- одобрительно сказал хриплый шамкающий голос. Из-за толстого валика осторожно поднялась неправильной формы голова с просвечивающей лысиной. Бесцветные слезящиеся глазки подобострастно смотрели на капитана, беззубый рот приветливо ухмылялся, а жилистая рука, вся в синей сетке татуировок, смущенно утирала красный шишковатый нос. Фигура выпрямилась, обнаружив рост, называемый в народе "метр с кепкой". Под расстегнутой клетчатой рубашкой морщинистую грудь также сплошь покрывали татуировки, и даже на лбу виднелась надпись "Светлая голова", некогда закрывавшаяся волосами. Ищенко знал, что "орел" означает "сердце", но на таком старом блатном жаргоне, которого нынешние преступники в подавляющем большинстве не знали.
- Ты волыну-то опусти, милок, а то шмальнешь ненароком,- прошамкала фигура. Не обращая внимания на умильную ухмылку коротышки, Ищенко скомандовал:
- А ну на пол, дед, и руки за голову!
- Да что ты, сынок, старика обижаешь...- захныкал коротышка.
- Я с таким папашей на одном поле срать не сяду,- ответил капитан. - Ложись, говорю, а то я сам тебя уложу навеки. Ну!
Что-то бубня себе под нос, коротышка растянулся на ковре. Капитан подошел к нему, быстро обыскал и нашел целых два ножа - один в брючном кармане, второй - примотанный к икре лейкопластырем. Оглядевшись, Ищенко заметил возле кресла, к которому привалился Архангел, спортивную сумку. Когда капитан поднял сумку и потянул молнию, коротышка издал нечто среднее между стоном и мычанием. Взглянув на него, Ищенко увидел в стариковских глазках такую бешеную ненависть, что ему на миг стало не по себе. Открыв сумку, он обнаружил внутри прозрачные пакетики с каким-то белым порошком - видимо, с кокаином, судя по металлическому отливу порошка, множество упаковок с незнакомыми лекарствами и несколько толстых пачек долларов. Ищенко стало смешно.
- Что, дед, побалдеть хотелось?- спросил он. - Не бойся, всю дурь тебе оставлю. Ну, вставай и пошли.
- Куда, милый?- полюбопытствовал коротышка. - Ты что задумал-то? Я ведь не скажу никому...
- А мне плевать, хоть и скажешь,- равнодушно ответил Ищенко. - В подвал пошли, там в гараже твои сынки уже давно отдыхают.
Капитан побросал трофейное оружие в сумку и повесил сумку на плечо. Уже проверенную в бою "беретту" он, однако, по-прежнему держал в руке.
- Ну, дед, пошли,- ткнул он стволом в спину коротышку, который повернулся было к двери, но затем остановился, впав в необъяснимую задумчивость. Старик дернулся, но не двинулся с места.
- Ты что, дед?- обратился к нему Ищенко. - У меня времени нет тебя уговаривать - проще пристрелить, и дело с концом. Ты идешь или нет?
- А ты меня там запрешь, да?- жалобным тоном спросил коротышка. От такого дурацкого вопроса капитан хмыкнул.
- А ты как думал? Что я тебя на все четыре стороны отпущу?
- Да ты глянь на меня - я же старик, инвалид...- заканючил коротышка.
- Ты это лепиле лагерному будешь петь,- отрезал капитан. По его голосу коротышка понял, что терпение победителя на пределе, и поплелся к лестнице, повторяя с безнадежностью в голосе:
- Ну отпусти, а? Я никому не скажу... Ничего плохого тебе не сделаю...
- Почему ты так в подвал не хочешь?- удивился капитан, в приоткрытую дверь осмотрев двор и затем вытолкнув коротышку на крыльцо. - Сожрут тебя там, что ли?
- Конечно, сожрут!- повернувшись к капитану, горячо зашамкал коротышка. - Только отпетушат сначала. Это ж такие быки - им вечно баб мало. А мне это западло, я петухом никогда не был. Ну вот, сперва посидят без баб - и опустят, а потом посидят без жратвы - и сожрут. Ты ж сам говоришь, что подвал запрешь...
- Ты что, дед, серьезно?- Ищенко от изумления даже остановился. - Ты и вправду думаешь, что они тебя схавают?
- К бабке не ходи!- веско ответил коротышка.- На пидора божусь! Чего тут думать-то? Так и знай: сожрут меня - ты будешь виноват.
Капитан никак не мог понять, то ли перед ним сумасшедший, страдающий своеобразной формой мании преследования, то ли бандитские нравы в последнее время сделали скачок в сторону катастрофического ухудшения. А коротышка между тем продолжал удрученно шамкать:
- А чего не сожрать-то? Я ж там самый дохлый буду... Когда еще кто-то приедет и всех выпустит,- что ж им, все это время голодать?
Ищенко с подозрением посмотрел на татуированного старикашку. Такое будничное отношение к каннибализму наводило на мысль, что старый бандит сожрал на своем веку немало себе подобных. Вероятно, он с удовольствием сожрал бы и капитана Ищенко, не отними тот у него оба ножа. Капитан с содроганием представил себе сцену разделки своей собственной туши на шикарной кухне бандитского особняка и грозно прикрикнул на коротышку:
- Пшел, старый пень! Кому ты нужен - у тебя все мясо от чифира черное! А если и сожрут, я не заплачу. Но аппетита у них еще долго не будет...
- Так ты их замочил, что ли?- с любопытством оглянулся на капитана коротышка, увидел через его плечо два трупа на крыльце на другой стороне двора и присвистнул: - Ух ты! Ну ты даешь!
Капитан подтолкнул коротышку к люку стволом пистолета и распорядился:
- Открывай и полезай вниз.
- А не замочишь?- боязливо спросил старый бандит. - Тебе расчета нет - я ментам не скажу, мне западло, сам знаешь. А братва и так уже слыхала про твои дела...
- Ты, дед, дурака из себя не строй,- разозлился Ищенко. - Братва в наше время с ментами вся повязана. Думаешь, я не знаю, кого я там наверху грохнул? Я же с ним работал вместе много лет! Давай открывай и лезь, хватит базарить.
Коротышка, кряхтя, откинул щеколду, открыл створки люка и боком стал спускаться по лесенке, с опаской косясь на пистолет в руке Ищенко. Снизу на капитана мрачно смотрел тот бандит, которого он нокаутировал первым - в подвальном холоде верзила, с которого Ищенко снял спортивный костюм, быстро пришел в себя и облачился в одежду своего умершего товарища. Могучее тело мертвеца в одних трусах белело у подножья лестницы. Капитан подумал:"А ведь старикан не зря беспокоится - мне и вправду надо бы их обоих пристрелить. На мне тут столько трупов и эти два свидетеля. Чего сомневаться-то?" Коротышка спустился вниз, в привычной позе завсегдатая БУРа присел у стены и тоже исподлобья выжидательно уставился на Ищенко. Капитан, пытаясь оживить в своей душе ярость, вспоминал, как его били, как мочились ему на голову, однако воспоминания проплывали в памяти, не вызывая никаких эмоций. Бандиты молчали, понимая, видимо, колебания победителя и опасаясь неосторожным словом побудить его к расправе. Капитан тяжело вздохнул, поставил пистолет на предохранитель и сунул его за ремень. Затем он произнес:"Лови дурь, дед, я тебе обещал!" - и вытряхнул из сумки вниз пакетики с порошком и упаковки с лекарствами, придержав внутри оружие и пачки денег. Громыхнули створки люка, лязгнула щеколда. Капитан подошел к стоявшей в гараже черной "волге". Машина, как он и предполагал, оказалась не заперта. Открыв дверцу, он уселся на место водителя и, согнувшись, начал возиться с замком зажигания, отдирая провода и снова соединяя их напрямую. Вскоре двигатель - судя по звуку, форсированный - глухо взревел и заработал, ровно и почти бесшумно. Капитан распахнул ворота гаража, затем добежал до въездных ворот, открыл засовы, развел тяжелые створки и так же бегом вернулся к машине. Выезжая, он последовательно закрыл и те, и другие ворота, дабы раньше времени не привлечь любопытных, и покатил по асфальтированной подъездной дорожке.
На пассажирском сиденье рядом с собой он увидел синюю мигалку и подивился тому, как хорошо приспособлены бандиты ко всем превратностям этой жизни. На выезде из недавно отстроенного дачного поселка его ожидало непредвиденное препятствие в виде будочки со шлагбаумом, вдоль которого прохаживались двое парней в камуфляже. Однако никаких осложнений не возникло: охранники смотрели только на номера, видимо, хорошо им известные. Правда, рассмотреть лицо водителя за тонированными стеклами им при всем желании не удалось бы, и капитан в душе поблагодарил изобретателя столь любимых бандитами тонированных стекол. Тревожить водителей известных машин требованиями опустить стекло или открыть дверцу здесь было явно не принято: шлагбаум поднялся, капитан дал газ и помчался по узкой, хотя и асфальтированной местной дороге к ближайшему шоссе. Он уже начинал догадываться, где находится, а когда увидел деревню, выезд на шоссе и голубой дорожный указатель, то окончательно во всем разобрался. Повернул он не направо - к Москве, а в противоположном направлении: так он мог, не проезжая постов ГАИ, доехать до ближайшей железнодорожной платформы. Промчавшись по шоссе километра четыре, он свернул в поселок и у ближайшего к платформе многоквартирного дома припарковал машину так, чтобы казалось, будто водитель зашел в подъезд. Сам же он обогнул дом и скорым шагом направился к платформе. Все эти предосторожности он принимал на тот случай, если какие-нибудь гости приедут в покинутый им особняк раньше, чем он рассчитывал, и начнут преследование, в котором им, вполне возможно, окажет помощь милиция. Ехать на электричке до самого вокзала он тоже не собирался, решив выйти в пригороде - там, где уже ходят рейсовые московские автобусы. На них он хотел доехать до ближайшей станции метро и оттуда из автомата связаться с тетушкой Корсакова. Брать такси он опасался: несмотря на темные очки, которые он нацепил, отыскав их в бардачке "волги", вид у него был весьма запоминающийся после вчерашнего перелетания по кругу от одного бандита к другому. Капитан охотно отдал бы все доллары из своей сумки за то, чтобы немедленно, сию минуту оказаться под струями душа и смыть с себя всю скверну последних суток или хотя бы как-то приблизить этот вожделенный момент. Однако рисковать свободой, а возможно, и жизнью ради столь мимолетной цели было бы глупо, тем более что Ищенко хотел бы поучаствовать в Деле. Корсаков не назвал ему времени начала акции, но капитану казалось, будто она вот-вот начнется и он окажется за бортом великого предприятия. Так, разрываясь между нетерпением и необходимостью соблюдать осторожность, Ищенко поднялся на платформу, купив по дороге в киоске газету - не столько для чтения, сколько для того, чтобы прикрывать лицо. Попади капитан в интервал между электричками, он, вероятно, не пережил бы такого удара. Но, внимательно прочитав расписание, он потянулся и облегченно вздохнул.
Стоял тихий безветренный вечер. Солнце уже скрылось за домами. На прозрачном фоне тронутого желтизной неба четко вырисовывались замершие листья огромных тополей, росших во дворе столь же огромного жилого дома на Садовом кольце. На синем куполе неба поблескивавший самолетик беззвучно вел белую облачную борозду. Во дворе дома звонко раздавались, отражаясь от стен, возгласы игравших детей, и непрерывный шум Садового кольца уже не заглушал их - теперь он как бы соседствовал с тишиной. Но в ремонтируемом офисе фирмы "Фортуна" деятельность не стихала. Задом к пристройке, в которой помещалась лестница в подвальное помещение, стоял грузовик военного образца, и, судя по доносившимся из кузова и из пристройки топоту и кряхтенью, вниз по лестнице переправляли что-то тяжелое. Однако рассмотреть характер груза было невозможно: у входа в пристройку было сооружено нечто вроде дощатого короба, куда машина могла заехать до половины кузова. Сооружение считалось возведенным для удобства разгрузки, но на самом деле для того, чтобы случайному зрителю не бросились в глаза ящики с армейской маркировкой,- таких ящиков попадалось слишком много среди спускаемого в подвал имущества. В офисе тоже кипела работа: там окна-витрины, из которых вынули стекла и закрыли с улицы брезентом, закладывались кирпичом до высоты человеческого роста. В новой кладке были оставлены бойницы для пулеметов и станковых гранатометов: их предстояло нацелить на большой перекресток Садового кольца и улиц, шедших с юга Москвы. Именно оттуда Корсаков ожидал подхода основной массы войск. Сам Корсаков с бойцами отряда, который должен был захватить дом, проверял карточку огня. Он рассадил бойцов перед собой на ящиках, командира отослал, чтобы тот не вздумал подсказывать, и начал дотошный опрос - кто в каком помещении и с каким оружием должен находиться, куда он должен стрелять, кто будет его соседом и куда будет стрелять сосед. Корсаков много раз осматривал само здание и его план и сам составлял вместе с командиром подразделения карточку огня с фамилиями стрелков, тщательно применяя ее к местности. То же самое он проделывал на всех объектах, намеченных к захвату, и потому проверка огневой готовности подразделений не составляла для него особого труда. Проверки он проводил по нескольку раз независимо от выявленной степени готовности - он знал, что сегодняшний идеальный ответ без повторения может обернуться заминками и беспорядком в бою. Само оружие он проверял лишь выборочно, считая, что если он начнет заниматься еще и этим, то состоящие под его командой профессиональные военные сочтут такую дотошность за недоверие к ним. Впрочем, по своему долголетнему опыту Корсаков пришел к выводу: на войне ошибки и погрешности неизмеримо чаще допускаются в организации боевого взаимодействия, нежели в подготовке оружия и прочей материальной части. Военный человек, да, наверное, и вообще любой мужчина находит удовольствие в возне с оружием, и тут его зачастую даже не надо проверять. Однако тот, в чьем распоряжении находится смертоносное оружие, проникается порой ощущением всемогущества, излишней самоуверенностью, и склонен пренебрегать всякими нудными согласованиями и репетициями. Корсаков мог бы назвать множество случаев, когда артиллерия била по собственной пехоте, потому что пехотный командир не выдержал графика передвижения на местности; когда целые бронетанковые колонны гибли, потому что вырывались из-под прикрытия своей авиации; когда оборона рушилась, потому что всего лишь несколько солдат забывали о том, куда им надлежит стрелять. Впрочем, больше всего людей на его памяти погибло зазря потому, что люди эти поленились окопаться на открытой местности. Командиров, допустивших потерю бойцов по такой причине, Корсаков считал достойными только пули. Когда проверка кончилась, он вызвал командира объекта и приказал ему назначить людей для рытья траншей во дворе - земляные укрепления требовались на тот случай, если противник сумеет прорваться во двор через арки с Садового кольца или через въезды с переулков. Время от времени в кармане у Корсакова верещал сотовый телефон и он получал краткие сообщения о том, что очередная группа выдвинулась на исходный рубеж и готова к захвату объекта. Исходными рубежами служили по большей части купленные или арендованные офисы или квартиры, но иногда и какие-нибудь достаточно надежные бесхозные помещения, если членам организации удавалось их прибрать к рукам. При получении каждого сообщения Корсаков смотрел на часы, проверяя, насколько совпадает выдвижение группы с общим графиком. Покуда все шло по плану, без всяких непредвиденных эксцессов. Отряд, отвечавший за подземные коммуникации, вместе с подрывниками и несколькими работниками метрополитена в качестве специалистов-проводников уже начал спуск под землю. Корсаков решил, что ему можно часок отдохнуть - затем надо будет начинать рытье траншей во дворе, а на рассвете люди должны получить оружие, очистить здание и занять оборонительные позиции. Однако неожиданно в офис вбежал человек из наружной охраны, огляделся, подбежал к Корсакову и, тяжело дыша, сообщил: