– Не разберу... Седьмой, десятый... значит, октябрь, о боже, прошлого года!
– В таком случае оставь на память. Ну так что? Остается только лиф.
– Голое пузо одобряю, – сказала Иола. – А насчет юбки, то я бы предпочла брюки. Где-то у меня были, шелковые с золотой полоской.
– Если красные, то подойдут, полоска как раз в индийском стиле. А вот и лиф! Прекрасно!
Глянув на тряпку в руках подруги, Иола засомневалась:
– Между нами говоря, это мой старый купальник.
– Что с того? Главное, подходит.
– И кажется, застежка испорчена.
– Новую сделаешь. Лучше всего большую золотую пуговицу. Найдется у тебя золотая пуговица? Разыщи портки, сделаем примерку.
Поворачиваясь перед зеркалом в красных расклешенных брюках и прозрачном красном облаке на плечах, с голым животом и золотым пояском на талии, Иола просто себя не узнавала. Недостающую золотую пуговицу на спине пока заменяла булавка.
Элюня тоже с удовлетворением глядела на дело своих рук.
– А волосы? – спохватилась Иола, поднимая обеими руками тяжелые черные локоны. – Забыла я, как они носят, в Индии? По плечам распустить?
– Соберешь вверх и сколешь, а это на лоб, – посоветовала Элюня, подавая подруге обнаруженное среди бижутерии украшение.
И приложила его к черным волосам Иолы.
– Класс! – обрадовалась Иола. – Экстра! Супер! Сверкает как дикая свинья! Ну что ж, теперь я спокойно могу отправляться в их королевские покои. И все равно неизвестно, на кого польстится мой недоделанный. Хорошо хоть, тебя не надо бояться, раз ты будешь с Казиком. А колготки тоже красные? Или черные? Как думаешь? У меня и золотые есть...
Из– за колготок слова Иолы дошли до Элюни с некоторым опозданием.
– Почему с Казиком? Не буду я с Казиком... А теперь приложи черные... Казик сейчас в Осло, вчера звонил. Нет, черные нехорошо.
– Я тоже так считаю. Значит, эти или золотые?... Как в Осло, ведь он вернулся!
– Кто вернулся?
– Да Казик же!
– С чего ты взяла? Ему еще в Стокгольм надо. Возвращается только на следующей неделе.
Иола отвернулась от зеркала и уставилась на подругу.
– Ты что мне мозги пудришь, как это не вернулся, если я видела его собственными глазами!
– Кого?!
– Да Казика же, холера, кого же еще? Далай-ламу?
– Когда видела?
– Вчера!
– Где?
– На Маршалковской!
Иола вдруг внимательно глянула на подругу и совсем другим тоном спросила:
– Послушай, в чем дело? Ты ничего не знаешь? Что происходит?
Ошеломленная Элюня молчала. Казик на Маршалковской, идиотизм какой-то. И вдруг вспомнила.
– Да не Казик это был, ты ошиблась так же, как и я! Показалось, на Дольной, у бензоколонки, вижу Казика, а сразу после этого... Нет, наоборот, только что он звонил из Копенгагена. Это его двойник по Варшаве разгуливает.
– Двойник, – осторожно повторила Иола и опять повернулась к зеркалу. – Двойник, как же... держи карман шире!
– А что? – не понимала Элюня, настолько уверенная в верности Казика, что ни малейшее подозрение ей и в голову не приходило.
А Иола, как заезженная пластинка, повторяла:
– Двойник... ха-ха-ха... Двойник!
– А что?
– Двойник!
– Заладила двойник, двойник, ты скажи по-человечески, в чем дело?
Иола опять повернулась к подруге.
– Насколько мне известно, у Казика нет брата-близнеца. Зато у меня есть глаза. Мне не хочется говорить тебе гадости, избави бог, но... Тебе он очень дорог?
Дорог ли ей Казик? Элюня хотела сразу ответить – нет, не очень, поскольку Стефан Барнич настолько овладел всем ее существом, что ни для кого другого места не оставалось. И что-то не позволило так ответить. Казик... Господи, как же она успела привязаться к этому парню, привыкнуть! Рядом с ним чувствовала себя в безопасности, от него исходило такое спокойствие, уверенность. Она была железно, нет, гранитно уверена, что Казик прочно связан с ней, и не хотела бы этой уверенности лишаться. Без Казика стало бы холодно. Вот разве если бы Стефан... но с ним все так неясно, туманно, чудесно, восхитительно, упоительно, потрясающе, мечтательно, желанно и безнадежно! Все так, но Казик...
Нахмурившись, смотрела она на подругу, которая тоже вдруг опечалилась.
– Ну, не знаю... Дорог... Хотя не уверена... А что?
– А то, что, головой ручаюсь, Казика я видела, а не каких-то заменителей.
– И ты говорила с ним?
– Нет, издали смотрела, как он в свою машину садился. Казик, как пить дать! Послушай, я тебя не настраиваю, но подумай. Ни одному мужику нельзя верить, солгут – недорого возьмут. Вернулся, а тебе лапшу на уши вешает с этими Стокгольмами! И Ослами! Пожалуйста, хочешь, я сейчас тебе позвоню и скажу – из Калифорнии? Ведь связь-то автоматическая, идиотка!
Элюня была потрясена. Казик ее обманывает! Находится в Варшаве, а о чувствах говорит исключительно по телефону, избегая личных контактов! Нет, в такое трудно поверить. Ведь это же Казик не может без нее жить, а не она без него! Тогда что все это значит? Или подруга ошиблась, обозналась, или Казик прилетал ненадолго в Варшаву, не застал ее дома и следующим же самолетом вынужден был улететь обратно. Да нет, глупо, он бы ей сообщил.