Они сидели дома у Дейзи.
Вечер четверга. Она только что вернулась из Порт-Миллз. Квартира выглядела безупречно чистой. Дейзи сказала, что дважды в неделю приходит уборщица. Дейзи была в длинном нейлоновом домашнем платье, и, когда она стояла, никак нельзя было догадаться, что у нее лишь одна нога. Только когда она садилась, платье с одной стороны провисало, да и то это было видно, если знать, что она одноногая. Она велела им самим налить себе выпивки и удобно уселась на диване. Арчи сел напротив, Алекс рядом с ней. От нее пахло мылом.
— Прежде всего, — начал Арчи, — ты в доме побывала?
— Да, — ответила Дейзи. — Это было непросто, но я туда заходила.
— А что? Старый хрен поднял шум?
— Он захотел узнать, зачем это мне. Я сказала, что никогда не бывала в этом доме — что ему, стыдно, что ли, меня туда пригласить? Нет, ответил он, чего ему стыдиться? Я сказала — ну, я же, в конце концов, одноногая шлюха. Он ответил, что дело не в том, просто он не хочет, чтобы вернулась его жена и унюхала меня. Понимаете, когда я езжу к нему, я душусь духами. Ему нравится, когда от меня пахнет этой дешевкой, а меня просто тошнит от этого запаха. Поэтому я сказала, что могу принять душ — у него в мастерской, где он рисует, есть душевая — и что жена ничего не унюхает. Он сказал: хорошо, почему бы тебе и вправду не принять душ, и тогда мы посмотрим, что получится, и, может быть, попозже вернемся сюда.
Она вдруг лучезарно улыбнулась.
— Я же не просто так шлюха, я всегда беру плату вперед. Поэтому я пошла в ванную в мастерской, закрыла дверь, приняла душ, снова оделась и вышла. И тут он говорит — ты чего это оделась? Я сказала, что хочу посмотреть дом, ты же сказал, что покажешь. Он говорит — можем и потом посмотреть, Дейзи. Я сказала, что смыла все духи и от меня пахнет, как от невинного младенца, и что я хочу посмотреть, как этот хренов дом выглядит изнутри. Разве что ты боишься, что я заразная какая-нибудь или что-то в этом роде. Но в таком случае забудь обо мне и не жди по четвергам. В любом случае, я иногда болею, да к тому же, когда все цвести начинает, у меня из носу течет. Тут он и говорит — ладно, ладно, это же всего-навсего дом, чего ты так. Я сказала, что для меня это важно. Как будто я честная девушка, которая хочет, чтобы мужчина доказал ей свою ценность, понимаешь? — Дейзи рассмеялась.
— Итак, он повел тебя туда, — сказал Арчи.
— Повел.
— Есть на окнах сигнализация? — спросил Алекс.
— И на окнах, и на дверях, — ответила Дейзи. — У него такие стеклянные панели сбоку от передней двери, на них сигнализация, а также еще на раздвижных стеклянных дверях и на окнах по всему дому.
— Какая надпись на наклейках?
— «Провидент Секьюрити».
— Стало быть, этот дом охраняется «Провидент Секьюрити»?
— Да.
— «Провидент Секьюрити». Тебе это что-нибудь говорит, Алекс?
— Никогда не слышал о такой фирме.
— Я спросила, что это за наклейки, а он сказал — система сигнализации. Ну, я начала шуточки отпускать: что, как дверь откроешь, так звонок звенит, а он говорит: нет, это немая сигнализация, она связана с другим местом. Я спросила — с каким? С полицейским участком, что ли? Он сказал, что в Порт-Миллз нет полицейского участка, что местечко обслуживает городская полиция. Я спросила — значит, сигнализация связана с городской полицией? Нет, ответил он, с неким типом по имени Чарли Данкен, который здесь держит такси, с ним так домов двенадцать связано, и, как только срабатывает где-нибудь, он сразу бежит туда.
— А Рид ничего не заподозрил?
— Нет-нет, я просто подшучивала все время, — сказала Дейзи. — Когда мы зашли в дом, все звучало очень естественно. — Она вдруг произнесла со своим южным акцентом: — Я косила под тупую шлюшку, которая ни фига не петрит в сигнализации, сечешь?
— Значит, того типа зовут Чарли Данкен?
— Ага.
— И у него там таксопарк?
— Да. Называется «Данкен Ливери».
— Стало быть, «Данкен Ливери».
— Это же захолустный городишко, понимаешь, — сказала Дейзи.
— Да, мы там были.
— Никакой полиции, только добровольная пожарная часть, или что-то вроде этого.
— У нас есть план этого городишка, — сказал Арчи. — Итак, на что похож этот дом?
— Отпад!
— Опиши, — попросил Арчи. — Ты вошла в переднюю дверь…
— Да, в переднюю дверь, а за ней что-то вроде как два крыла. Это очень современный дом, понимаешь, стекло, камень, дерево, все такое. Так здорово выглядит, Арчи, я бы отдала и вторую ногу за такой дом! Прямо после входа каменный пол и утыкаешься в обратную сторону камина, находящегося в гостиной. Гостиная как футбольное поле, с одной стороны камин, с другой — раздвижные стеклянные двери во всю стену, они выходят на озеро.
— Ты посмотрела на эти двери? — спросил Алекс.
— Ага, на них тоже сигнализация. Я уже тебе говорила.
— А какие на них замки? Хреновина вроде как на дверях патио?
— В замках я ни уха ни рыла, — ответила Дейзи.
— Двери стеклянные, или пластиковые?
— Не знаю.
— Задвижка на них есть?
— Не понимаю.
— Ну, засов где-то на уровне пояса, с цепочкой и крючком.
— Ничего такого я не видела.
— Ладно, давай дальше.
— Дом одноэтажный, — продолжала Дейзи. — За входом, отделенная от него камином, гостиная. Направо от входа столовая и кухня. Слева три спальни. Одна из них хозяйская, Ридов, одна для гостей, третью они держат на случай, если дочка приедет. Ей тридцать четыре, но она не замужем и иногда приезжает на уик-энд.
— Где хозяйская спальня?
— Там очень широкий холл, первая комната дочкина, затем для гостей, потом хозяйская. Холл весь выложен камнем, как и прихожая. На самом деле все полы в доме каменные.
— Ты была в хозяйской спальне?
— Да, он мне весь дом показал. Он не хотел вести меня туда, но, как только мы вошли, стал все показывать так, словно собирался мне его продать.
— Итак, налево от входа сворачиваешь в холл, сначала две комнаты, потом хозяйская спальня в конце холла, так?
— Да. Хозяйская спальня тоже выходит на озеро.
— Начнем с двери, — сказал Алекс. — Открываешь дверь в хозяйскую спальню…
— Да, и сразу видишь наверху окна, выходящие на озеро.
— А дверь снова как в патио?
— Одна створка, да. Остальное окна. Расположены высоко.
— Что за дверьми?
— Каменная терраса, ступени ведут вниз к озеру.
— Ладно, мы сейчас вошли в спальню и стоим у дверей, — сказал Алекс. — Что у нас справа?
— Справа стенные шкафы. Раздвижные двери.
— Он не открывал их тебе показать?
— Я сама их открывала.
— Что в них?
— Это его шкафы, там он держит свою одежду. У его жены отдельная гардеробная. Между спальней и уборной, с эту комнату величиной.
— Хорошо, справа шкафы, набитые шмотками. Продолжай двигаться по комнате, против часовой стрелки.
— Против?
— Да. Вход находится там, где шесть часов. Теперь, что у той стены, где цифра три?
— Кровать. Такая здоровенная, двуспальная. Над ней картина.
— Отлично, это у нас три, — промолвил Алекс. — Теперь, что…
— Там еще кое-что на трех часах, — сказала Дейзи.
— Что еще?
— Дверь в гардеробную его жены.
— Ладно, туда войдем попозже.
— Уборная, — сказала Дейзи. — С другой стороны гардеробной есть дверь в уборную.
— Ладно, туда потом. А что у нас там, где двенадцать?
— Наверху окна, под ними ряд комодов. А слева от них двери на террасу.
— Хорошо. А возле девяти?
— Просто деревянная стена, а перед ней очень низкая деревянная скамья с растениями с одной стороны и какой-то скульптурой с другой. Ее Джек О'Мэлли сделал, эту скульптуру. Это статуя высокого тощего человека. Мистер Рид сказал, что это Джек О'Мэлли.
— На этой стене что-нибудь висит? — спросил Алекс.
— Ничего.
— Ни картин, ничего такого?
— Нет.
— В комнате есть еще картины? Кроме той, что над кроватью?
— Нет, только эта.
— Зеркала?
— Да, над комодами. Вся стена над комодами — сплошное зеркало вплоть до самых окон. А те расположены высоко. Я уже говорила.
— Привинчены к стене?
— Я не видела винтов, но они прикреплены к стене, если ты об этом спрашиваешь. Там ни рамы, ничего такого, просто они висят на стене.
— Хорошо… Теперь гардеробная.
— Там столько всего! — Дейзи выкатила глаза. — Там столько платьев…
— Плюнь на платья. Меха есть?
— Есть.
— Какие?
— Две норковые шубки, я уверена. Остальные не знаю. Я спросила мистера Рида, нельзя ли мне примерить одну из этих норковых шубок, но он сказал, что вряд ли это хорошая идея. Я никогда в жизни не носила норки. Я так хотела бы примерить одну шубку…
— Зеркала там есть? Те, которые висят на стене?
— Зеркало в полный рост, но оно прикреплено к стене, как и те, в спальне.
— А картины?
— Нет.
— Так где же этот хренов сейф? — спросил Арчи. — Не станет же он прятать сейф за картиной над кроватью? Его же трудно достать.
— Да, — ответил Алекс. — Дейзи, вернемся в спальню. Расскажи-ка мне о той стене с деревянными панелями. Что это за стена.
— Панели. Деревянные панели, — пожала плечами Дейзи.
— Вертикальные?
— Сверху донизу.
— Со швами?
— Да, если я правильно тебя понимаю.
— Я спрашиваю, заметно ли, что эти панели стыкуются? То есть выглядят ли они как отдельные доски?
— Да, каждая шириной дюймов в шесть-семь.
— Что скажешь, Алекс? — спросил Арчи.
— Не знаю. Может, там какая защелка, которая открывается при прикосновении. Нажмешь на одну из панелей — и открылась. А ты не видела никаких замков? На той стене, а?
— Будь там такая защелка, — сказал Арчи, — там был бы кодовый замок.
— Да, но кодовый замок тоже видно.
— Я не видела никаких замков, — ответила Дейзи.
— А в гардеробной Рида? Ты не заглядывала за костюмы?
— Я потрогала парочку его костюмов, отодвинула их в сторону. Но за ними никаких сейфов я не видела, если вам это хочется узнать.
— Так где же? — спросил Арчи.
— Может, там его и нет, — сказал Алекс. — Может, он считает, что сигнализации хватит.
— Если уж кто устанавливает сигнализацию, так в девяти из десяти случаев у него есть и сейф.
— Да, — согласился Алекс.
— Так где?
— Расскажи-ка о комодах вдоль стены, — попросил Алекс. — Что под окнами. Как они выглядят?
— Комоды как комоды, — пожала плечами Дейзи. — Белые, наверное «Формика» или что-то еще. В них есть ящики — это ведь комоды, Алекс, так на что же еще они могут быть похожи?
— Везде ящики? Или есть сплошные панели?
— Я не заметила.
— Никто не станет прятать сейф за панелью комода, разве не так? — спросил Арчи.
— Я видал много сейфов, которые можно просто взять и унести, — заявил Алекс. — А раз напоролся на сейф фунтов в сто пятьдесят, который был засунут между полками за раздвижной панелью, выглядевшей как книги. Я отодвинул панель. За ней между полками свободно стоял сейф с квадратной дверцей. Я взял его и унес.
— И что там было? — поинтересовался Арчи, мгновенно отвлекшись.
— Шесть тысяч наличными. Одна из самых приятных добыч, которая мне когда-либо попадалась. Я унес сейфик домой и спокойно открыл его. Чуть ли не самая приятная в моей жизни добыча.
— Может, Рид держит сейф в гостиной? — снова вернулся к делу Арчи. — Это ведь возможно?
— Да, но когда женщина одевается, она не станет выбегать в гостиную за кольцом. Это возможно, все возможно, но по большей части сейфы стоят в спальнях. Короче, по моему опыту выходит именно так. За все время своей работы я только три раза напарывался на сейф в гостиной, и это уже много. А обычно их ставят не в гостиной, скорее в библиотеке или кабинете, и в таком случае это огнеустойчивая штука с бумагами внутри. А вот денежные сейфы ставят в спальне. Обычно. Обычно они находятся там.
— Ну, может, там и нет сейфа, — предположил Арчи. — Может, все куда проще. Тебе не удалось заглянуть хотя бы в один из этих комодов, Дейзи?
— Да, я сказала, что хотела бы посмотреть на белье его жены. Он спросил — зачем? Я сказала, что это меня возбуждает.
— Что в ящиках? В других, кроме ящиков его жены? — спросил Арчи.
— Никаких украшений, если ты это имеешь в виду. Но в этом доме можно взять хороший куш, это уж точно, Арчи.
— Откуда ты знаешь?
— По всему дому ее портреты, и она на них прямо-таки усыпана бриллиантами. На шкафу в стеклянной рамке стоит ее фотография, сделанная в день свадьбы сына — у Ридов двое детей, сын женат и живет где-то в Южной Америке. Он там работает врачом. На том снимке она целует сына, а разодета прямо как королева английская. На ней бриллиантовая диадема, бриллиантовое ожерелье, бриллиантовые браслеты чуть не до локтя. Прямо как от Тиффани[8]. Я сказала Риду — послушай, парень, где же твоя женушка все это хранит, в банке, что ли?
— И что он ответил?
— Просто рассмеялся. Затем спросил, не хочу ли я взять с собой в мастерскую пару ее колготок. У него уже начинало чесаться, и я поняла, что пора уходить из дому.
— Вот ублюдок-то! — сказал Арчи.
— Нет, просто он клюнул на мои слова, на все то дерьмо, что я ему скармливала насчет того, что меня возбуждает ее белье. И мы пошли в мастерскую.
— Она далеко от дома?
— Я прохромала всю дорогу на костылях, — сказала Дейзи. — От дома до мастерской через лес идет дорожка, так мне девяносто четыре раза пришлось переставлять костыли. Каждый раз это три-четыре фута.
— Стало быть, ярдов сто, — прикинул Алекс. — Ты оттуда слышала какой-нибудь шум, Дейзи?
— Только сопение, — ответила она.
— Нет, снаружи. Машины на дороге или что еще?
— Да, то и дело. Но мастерская ближе к дороге, чем дом. Дом позади, однако имение расположено так, что мастерская в лесу ближе к дороге. Потому машины и слышно.
— А как насчет прислуги? Ты уверена, что они все в четверг выходные?
— Точно. Мистер Рид ведь водил меня в дом. Он не сделал бы этого, если бы кто-нибудь мог оказаться поблизости.
— Верно, Алекс.
— Да. Теперь слушай, Дейзи. Мы планируем попробовать этот дом в следующий четверг. Можешь как-нибудь увести его оттуда? Из имения то есть.
— А как?
— Попроси его покатать тебя на машине, что-нибудь в этом роде.
— Он привозит меня не сам, так что мог бы и покатать на своей машине.
— Когда ты обычно туда приезжаешь?
— Около полудня.
— А когда вы там, в мастерской, начинаете?
— В двенадцать ноль один, — сказала Дейзи.
— Ну, я серьезно.
— Я тоже.
— И сколько вы там торчите, в мастерской? — спросил Арчи.
— Приезжаю я туда в двенадцать, ухожу где-то в три. Он вызывает такси в половине третьего. Такси приезжает из Стамфорда.
— А из мастерской дом видно? — спросил Арчи.
— Нет, она слишком далеко в лесу.
— Хорошо, просто позаботься, чтобы он не вылезал из мастерской, пока мы будем осматривать дом. Скажем, от часу до двух. Просто займи его хорошенько.
— Уж я его займу, — усмехнулась Дейзи.
— Я хочу сказать, если он вдруг захочет за чем-нибудь зайти домой, просто не выпускай его из постели.
— Не боись.
— Ты говоришь, этот самый Данкен держит там такси, — сказал Арчи. — А кто сидит у кнопки сигнализации, когда он сам за рулем?
— Понятия не имею, — ответила Дейзи.
— Спроси Рида. Может, мы просто вырубим связь у Данкена, и нам нечего будет шухериться.
— Это потребует еще одного человека, — сказал Алекс.
— Да.
— Я думаю, мы просто найдем способ туда забраться, вот и все, — ответил Алекс. — Должен быть способ залезть туда, не включив сигнализацию.
— А почему просто не вытряхнуть Рида из постельки? Он впускает нас, выключает сигнализацию и звонит Чарли Данкену, чтобы сказать ему, что все в порядке.
— Это означает, что нам придется засветиться, — сказал Алекс. — Я не хочу светиться. А ты?
— Нет, — ответил Арчи. — Но…
— Лучше вам не входить в мастерскую, — сказала Дейзи. — Не хочу, чтобы Рид подумал, будто я все это устроила. Дело в том, что, когда это все кончится, я по-прежнему хочу приезжать туда по четвергам.
— В мастерскую мы не пойдем, будь спокойна, — сказал Алекс.
— Я просто хочу, чтобы вы поняли.
— Мы поняли, так что заткнись, — посоветовал Арчи.
— Я не хочу сесть за решетку из-за того, что вы отмочите какую-нибудь глупость.
— Да не сядешь ты.
— Все равно, первое, что подумает Рид, так это то, что он показал мне дом, стало быть, я тут наверняка замешана. Как только это кончится, я скажу ему, что мне страшно, пусть он вызовет мне такси и отвезет прежде, чем нагрянут копы. Он в любом случае это сделает, иначе его жена узнает, чем он занимается по четвергам.
— Это хорошо. Это дает нам уйму времени до того, как он стукнет в полицию.
— И мне тоже, — сказала Дейзи. — Я тоже хочу убраться подальше.
— Все путем, не боись.
— Ну ладно. Итак, ребята, в следующий четверг вы приезжаете в час, так? Пробудете там около часа, и все это время я должна занимать мистера Рида.
— Верно.
— Хорошо. Если у вас все, то у меня через пятнадцать минут клиент придет.
— Алекс?
— Нет, все.
На тротуаре у дома Арчи сказал:
— И что ты думаешь?
— Посмотрим в следующий четверг, — ответил Алекс.
— А кроме этого, тебя что-нибудь волнует?
— Что именно?
— Я иду брать супермаркет, и мне нужен человек на шухере.
— Ночью?
— Да.
— Забудь.
— Мне нужно только, чтобы кто-то отключил мне сигнализацию.
— Какая система?
— Звонок.
— Почему бы тебе просто не вырубить звонок? Он ведь снаружи, на улице, разве нет?
— Да, но он высоко на стене, которая выходит на многоквартирный дом. Туда по лестнице лезть надо, и меня все увидят. Я хочу одного: чтобы кто-то вырубил проводку внутри магазина.
— Что за проводка?
— Наверняка кодовая система, как думаешь? В супермаркете-то? Но у тебя сколько угодно времени. Прошлой ночью я осматривал место. Сторожей там нет, патруль приезжает только дважды — в полночь и в два ночи. Объезжает стоянку, светит в окна — и все.
— Сколько ты надеешься там взять?
— Там должна быть по крайней мере дневная выручка. Две тысячи или больше.
— Какой там сейф?
— Большой, старый, коммерческий, с одной дверью. Стоит на полу в кабинете.
— Где должен прятаться твой напарник?
— Сзади есть комнатушка, где сваливают пустые коробки. Я думаю, он зайдет туда прямо перед закрытием и спрячется там. Там вся комната ими завалена.
— И все же… ночью…
— Ладно, ты подумай.
— Когда ты планируешь?
— Как только найду напарника.
— Думаю, на меня лучше не рассчитывать, — сказал Алекс.
И все же в пятницу вечером он поймал себя на мысли о том самом супермаркете. Он и не думал проворачивать это дело в одиночку, но, может, с напарником выйдет не так уж и плохо? К тому же ему работать днем или, по крайней мере, до темноты. Как только он вырубит сигнализацию и впустит Арчи, вдвоем они возьмут сейф на раз. Это уже зависит только от силы, и пробудут они в супермаркете всего несколько часов, сменяя друг друга, с зубилом и кувалдой. Может, им повезет, и сейф можно будет взломать попроще. Арчи сказал, что это старый ящик фирмы «Мослер» с квадратной дверью. Может, в нем будет шпиндель, который удастся сломать.
Его постель по-прежнему пахла Джессикой. Она ушла от него чуть за полночь, поскольку сегодня в школе были занятия и она не хотела слишком долго задерживать Фелис. Они договорились, что, возможно, вместе выберутся на уик-энд, и сейчас, не вылезая из постели, он набрал номер Джессики и спросил, не поговорила ли она еще со своей свекровью. Она ответила, что все улажено, и они назначили время. Он повесил трубку и снова вернулся к тому делу, которое предлагал Арчи.
Алекс сам не понимал, почему думает о нем. Ведь только на прошлой неделе он взял добычу, да и теперь вовсю готовит дело, которое может принести действительно большой куш, так какого черта он снова размышляет о ерунде? Он отшвырнул одеяло и сел, спустив ноги с кровати, но не встал, а просто сидел и смотрел на телефон, раздумывая — вправду ли ему охота весь уик-энд проводить с Джессикой? Может, он все время надеялся, что ее свекровь откажет? Интересно, что же это за свекровь, которая, когда ее сын разводится, соглашается посидеть с внуком в то время, когда Джессика уезжает в Массачусетс? Джессика не сказала ей, что едет с кем-то, конечно же, но все равно человек должен знать, сколько будет дважды два, и понимать, что симпатичная молодая женщина, даже если она едет одна, не будет грустить в одиночестве слишком долго.
Не поймешь, что в мозгах у этих фраеров. Они считают, что это «цивилизованно» — отводить глаза и верить, что чего-то не случится. Если какой-то тип танцует с твоей женой и держит ее за задницу, вызовешь ли ты его на пару слов и набьешь ли ему морду? Нет, ты просто сделаешь вид, что ничего не происходит. Это цивилизованно. Так ведут себя фраера. Твоя невестка приезжает и говорит тебе: «Мама, я тут на уик-энд хочу выехать, подумать, может, мне не разводиться с твоим ублюдочным сыночком Майклом? Что скажешь, мамаша, не посидишь ли с ребенком?» — «Да, дорогуша, посижу». Фраера, одним словом.
Алекс не знал, где находится Стокбридж, он никогда там не бывал, и его беспокоило, что там есть театр. Джессика говорила ему, что там есть театр, может, спросит, не знает ли он там кого-нибудь. Очень вероятно. Предположим, она попросит его: «Своди меня в театр, может, ты знаешь каких-нибудь знаменитых актеров?» И что он тогда будет делать? Подойдет к Гэри Гранту и скажет — привет, Гэри, давно не виделись?
Машину, которую он взял в прокате, вело вправо, и он подумал, что надо что-то сделать с балансировкой колес, но не знал, что именно. Тут он был полным профаном. Его просто беспокоило, что машину ведет вправо, непонятно почему. Чем больше вело машину — это случалось, только когда он давил на тормоз, — тем больше он думал о супермаркете и возможности быстро заработать тысячу, всего лишь перерезав несколько проводов. За городом все цвело, правда, он не разбирался в деревьях и кустарниках, и, когда он спрашивал Джессику, что это такое, его раздражало, что она так быстро отвечает. Это, да еще и машину вправо ведет. Да еще этот супермаркет. Арчи совсем спятил, если хотя бы думает о том, чтобы взять его ночью, да еще и без напарника. Да пошел он, этот Арчи, пусть другого себе найдет.
Когда сильно за полдень они добрались до Стокбриджа, они зарегистрировались как муж и жена в гостинице «Красный лев», которую порекомендовала Джессика. Коридорный отнес их вещи наверх, и Алекс дал ему доллар на чай. Осмотрел комнату и услышал, как Джессика спрашивает, открыт ли в это время года театр. Нет, ответил тот, еще рано. Алекс ничего не сказал, но сунул парню еще один доллар, словно то, что театр закрыт, было его заслугой. Джессика предложила побродить по городу, а затем съездить пообедать в местечко, в котором, насколько она знает, играет пианист, обучающий аккомпанементу. Там часто бывают люди театра, иногда они устраивают вечеринки, и это очень забавно. Алексу только такого развлечения и не хватало, но он ответил: хорошо, все, что захочешь. Он смотрел, как она освежает помаду, и снова подумал о супермаркете.
Когда они бродили по городу, компания длинноволосых подростков обернулась посмотреть на нее, и один присвистнул, когда они проходили мимо. Алексу захотелось вернуться и дать этому засранчику в рыло. Его начинало раздражать, что Джессика не носит лифчика. Его также раздражало, что она слишком хорошо знает этот город, знает тут все магазины, может рассказать, что происходит в соседних городках — о концертах классической музыки, о балете, экспериментальных театрах и даже рок-концертах. Конечно же, в сезон. У нее почему-то возникло ощущение, что сезон начинается раньше, а почему — она не знала. Может, потому, что рекламировать «Тэнглвуд» в «Таймс» начинали задолго до первого концерта, хотя в этом году она никакой рекламы не видела. Может, она просто хотела, чтобы театры были открыты, чтобы сезон уже начался, чтобы они вместе могли все посмотреть.
— Наверное, — сказал он.
Они зашли в городе в антикварную лавочку. Повсюду на полках стояли стеклянные штучки, бронзовые вещички, медали и все такое прочее, и везде были написанные от руки объявления:
«Если ты намерен это стащить,
Лучше уж сначала нам это обсудить».
Джессика спросила хозяина — неужели помогает? Тот ответил — о да, вы просто удивитесь. Это был игривый старый хрен в сиреневой рубашке, клетчатом пиджаке, хлопчатобумажных брюках и черных туфлях без носков. Он объяснил Джессике, что подобное воровство подчиняется особому циклу; он полагал, что его, в общем, можно классифицировать как взлом. Он считал, что магазинное воровство является видом взлома, — хрен ты знаешь, подумал Алекс. Взлом как явление изучался, рассказывал он Джессике, и, короче говоря, чтобы не утомлять ее долгим ответом на простой вопрос, было обнаружено, что взломщики имеют те же потребности, что и честные граждане (вот-вот, подумал Алекс), например, в деньгах, в одобрении равных или даже в необходимости встряски, а во многих случаях в необходимости противостоять человеку в сером фланелевом костюме, если Джессика понимает, что он имеет в виду.
— Замечательно, — проговорила Джессика. — Разве это не замечательно, Алекс?
— Угу, — кивнул тот.
— Теперь свяжем все эти нужды с возможностью украсть, — продолжал хозяин, — и с осознанием этой возможности. Потом человек делает выбор — украсть ему или нет ради удовлетворения своей потребности? Если он украдет и уйдет с украденным, короче, если ему повезет, он ощущает удовлетворенность от процесса кражи, и цикл будет повторяться вновь и вновь — ему просто придется воровать для удовлетворения своей потребности.
Хозяин магазина расплылся в широкой улыбке, издал что-то вроде «вуу», а затем расшифровал это словечко специально для Джессики:
— ПВОВУУ. Потребность. Возможность. Осознание. Выбор. Успех и Удовлетворение. Я пытаюсь разбить цикл на стадии выбора. Человек приходит в мой магазин с потребностью украсть и видит возможность украсть, и осознает эту возможность удовлетворения своей потребности, так что теперь остается только сделать выбор. Ну, мои маленькие надписи предоставляют ему свободу выбора. Он не обязан красть, вместо этого он может подойти ко мне и поговорить.
— И когда-нибудь такой человек с вами говорил? — спросила Джессика.
— О да! — ответил он. — Несколько месяцев назад был один парень. Сказал мне, что не понимает, что на него нашло, но ему просто смертельно захотелось одну статуэтку, которую он увидел на полочке, но денег не было. У него прямо руки так и чесались ее украсть. Мы поговорили, и я разрешил ему купить ее в рассрочку. Он дал мне пять долларов — а она стоила пятьдесят, — и я позволил забрать ее. С тех пор он каждый месяц высылает мне по пять долларов. Это было в ноябре, стало быть, к августу расплатится. Да, эти надписи действительно очень полезны.
Когда они вышли из магазина, Джессика сказала:
— Правда, отличная идея, а, Алекс?
— Да, но если кто-то хочет что-нибудь спереть, так он сопрет, — ответил Алекс. — Он не пойдет разговаривать с хозяином. Тот парень, что приходил к нему, не собирался красть, он просто хотел рано или поздно купить статуэтку.
— Может, ты и прав, — сказала Джессика, но он понял, что она так не думает.
Местечко, в которое она его отвела, удивило его. Там была по-настоящему хорошая французская кухня — он и не ожидал найти что-нибудь подобное в таком захолустье. А владелец заведения оказался очень хорошим пианистом, который не только пел под собственный аккомпанемент, но и здорово играл джаз. Это был, конечно, не Монк, не Джемисон и не Ширинг, но он знал свое дело. По манере он напоминал Пауэлла, и на него явно оказали влияние ранние исполнители в стиле бибоп[9]. После ужина, сидя в небольшой комнате с пианино в одном углу, со свечами в круглых красных подсвечниках на столах, под плывущие по комнате звуки джаза, ощущая во рту вкус хорошего коньяка, Алекс впервые за этот день расслабился. Потом, в огромной двуспальной постели в отеле они с Джессикой занимались любовью. Сжимая ее в объятиях, он забыл и о супермаркете, и об Арчи, обо всем прочем, что весь этот день угнетало его, включая маленькую лекцию о воровстве в антикварном магазинчике.
Но поутру, принимая душ, он снова подумал о супермаркете. Выйдя из ванной, он увидел, как Джессика натягивает футболку, и спросил:
— Эй, у тебя что, вообще лифчика нет?
— Что? — не поняла она.
— Ты лифчик вообще-то носишь?
— Ну, иногда.
— Тогда почему бы тебе не надеть его сейчас?
— Я не взяла.
— И ты пойдешь на улицу в таком виде, чтобы все на уши встали?
— Я куплю лифчик, если ты хочешь, — сказала она. — Пойдем в магазин, и…
— Да мне плевать, носишь ты его или нет, — ответил он. — Хочешь выглядеть как шлюха — твое дело.
— Но Алекс, ведь молоденькие девушки…
— Ты не настолько молоденькая, — отрезал он, — тебе двадцать девять. Ты замужем, и у тебя есть ребенок.
— Я не знала, что это тебе так неприятно.
— Мне все равно. Делай как знаешь.
— Я куплю лифчик, — ответила она.
Но после завтрака, когда она купила в одном из магазинов на главной городской улице лифчик и вышла из примерочной уже в нем, его это снова начало раздражать.
— Ты не обязана делать все, что я тебе приказываю, — сказал он.
— Мне хотелось доставить тебе удовольствие, — ответила она.
— Я не из тех мужчин, которые заставляют женщин делать что-либо против их воли.
— Я знаю, Алекс.
— И женщины, которые подчиняются мужчинам, просто шлюхи.
— Алекс…
— Забудем, хорошо? Можешь носить лифчик или не носить, как тебе угодно.
— Я буду носить. Раз уж купила, так буду.
Он коротко кивнул и больше ничего не стал об этом говорить, хотя раздражение не проходило. Если она честная, так что же она одевается не так, как они? Он не понимал, что он тут делает с этой фраершей, но, пока он с ней, пусть не расхаживает, как шлюха. Вместе с Китти куда ни пойди, все сразу видят, что она шлюха. Этого не скроешь, да ведь она и есть шлюха. Но это по крайней мере честно. А тут все равно что с приятелями Джессики, которые курят «травку» и отпускают всякие шуточки. Они же ни хрена не знают, эти фраеры! Тут то же самое. Девчонка надевает тонкую футболку прямо на голое тело — и что прикажете думать? Девушка или шлюха, или нет, и если она не шлюха, то пусть не пытается выглядеть как шлюха. А эти вчерашние длинноволосые подростки? Да он должен был их по асфальту размазать. И все же нельзя их обвинять, если встать на их место. Странно еще, что они не подошли к ней и не спросили, сколько она берет. Ему было противно, что она сразу подчиняется приказу — тут же побежала покупать лифчик. Девушка должна знать себе цену и плевать на все, что говорят другие, просто вести себя так, как она хочет. Как тот тип в антикварном магазинчике со своими идиотскими надписями. Он что, вправду думает, что это кого-нибудь остановит? Это приведет только к тому, что однажды ночью кто-нибудь обчистит его на фиг, утащив и дурацкие писульки.
Всю субботу они бродили по антикварным магазинчикам. День был чудесный, он был не против того, чтобы ездить от магазинчика к магазинчику, но противно было чувствовать себя дураком, как только они заходили внутрь. Джессика любила старинные вещицы — это было понятно по обстановке ее квартиры. Его же собственные вкусы склонялись к строгому современному дизайну, он любил вещи простые и ясные, стремительные. Вроде скаковых лошадей. Он не думал, что Китти можно назвать скаковой лошадкой. А вот если глянуть на Джессику — так ее можно было бы такой назвать. А Китти — идиотка, надо же так попасться! Теперь он никогда не получит назад свои две тысячи.
Во всех магазинчиках, которые они обошли, он не нашел ни единой вещицы, которая бы ему понравилась. Если бы он зашел сюда с целью что-нибудь украсть, он ничего бы не взял. Это напомнило ему одну историю про взломщика, который зашел в квартиру и ушел, оставив записку: «Ублюдки нищие, у вас и украсть-то нечего». В этих магазинчиках было полным-полно ценных вещей, но дело было не в этом. Ценники говорили о том, что вещи тут дорогие, но, если бы он вошел в жилую комнату, заставленную такими штуками, он не смог бы понять, что тут стоящая вещь, а что дешевка, и его вкус велел бы ему оставить все на месте.
С драгоценностями все было иначе. С одного небрежного взгляда Алекс был способен отличить настоящий бриллиант от стекляшки, даже не царапая камнем стекла. Он загорелся тем, чтобы пробраться в тот дом на Пост-Миллз и добраться до цацек жены Рида, хотя и не представлял, где может быть сейф. Он понимал, что придется ждать, пока они не смогут туда пролезть и начать поиски. Ему просто не терпелось забраться туда еще по одной причине. Ему хотелось посмотреть на эту квартиру. Он хотел увидеть, как можно обставить дом всей этой фраерской мебелью, если у тебя денег куры не клюют. Может, там он урвет тот самый жирный кусок, за которым всегда охотился, после завяжет, может, купит свой дом, обставит его хорошей красивой мебелью или положит все деньги в банк, и пусть себе проценты набегают. «И все равно чесаться будет, — подумал он. — Всегда будет тянуть хоть на небольшое дельце».
Супермаркет. Арчи. Это все казалось легким делом. Просто войти, вырубить сигнализацию, открыть сейф — вообще дело плевое. И все равно — ночью. «Нужен дом для взлома Два, но ночь не нужна для взлома Два». Конечно, ночью они зайдут не в жилище, а в супермаркет, а это уже просто здание. Значит, это будет всего лишь взлом Три, разве только они не наткнутся внутри на кого-нибудь и не ранят его. Пистолета у них не будет — Арчи обычно не работает с оружием, так что тут проблем нет. Алекса волновало только ночное время, хотя грабеж будет таким же, как если бы они вошли в квартиру днем. Кое-что не нравилось ему в ночном времени. Придется работать с фонариком, а там будут эти чертовы тени по стенам. А, к чертям, он откажется.
На ужин у них был лобстер.
Ему нравилось смотреть, как она ест. Аппетит у нее был будто у водителя-дальнобойщика, так что, как она умудрялась не нагулять фунтов этак с тысячу веса, было непонятно. Она почти не разговаривала за едой, усердно выковыривая мясо лобстера, и почти не смотрела на Алекса, разве что когда прерывалась для того, чтобы взять свой бокал с мускадетом — тогда она бросала на него мимолетный взгляд поверх кромки бокала. Что-то нравилось ему в этой чертовой девчонке. Нравилось ее лицо, ее ясный, быстрый взгляд скаковой лошадки, нравилось то, как она движется, даже если она только тянулась за вилкой, или снимала целлофановую обертку с пачки сигарет, или просто поднимала руки, чтобы высосать кусочек мяса лобстера из оболочки. Ему нравилось и ее чувство юмора, хотя поначалу казалось, что она непробиваема, как и большинство фраерш. Но, может, это было потому, что люди его круга шутят совсем иначе, и фраеры никогда их шуток не поймут. Но он увидел, что она схватывает все на лету — к примеру, когда в ресторан вошла дама с чихуахуа в маленькой розовой корзинке, Алекс глянул на собачку и сказал: «Наверное, до того, как ее вымыли, это был огромный датский дог». Джессика тут же разразилась смехом, а поскольку рот у нее был забит земляничным слоеным тортом, ей тут же пришлось схватиться за платок. Он поймал себя на том, что сидит и сочиняет на основе шуток целые анекдоты, рассказы, составляя их по ходу дела, и чем невероятнее, тем лучше.
Во время ужина, когда они вместе сидели за столом и пили вторую чашечку кофе, он стал рассказывать анекдот о том, как два грабителя были заперты в банковском сейфе и стали играть на банковские деньги в покер. Один выиграл шесть миллионов, и, когда менеджер открыл сейф, вор был настолько уверен в том, что эти деньги и вправду его, что спросил, нельзя ли ему открыть счет на эту сумму, а менеджер был настолько потрясен ее величиной, что даже забыл на мгновение, что перед ним сидят воры. Она смеялась до колик минут пять.
Алекс не знал, откуда взялась эта история. Он был уверен, что ее никогда и не было, что ее никто никогда ему не рассказывал даже в Синг-Синге. Просто она вдруг возникла у него в голове — он даже не мог припомнить, кто из них двоих сказал что-нибудь, способное ее породить, — и рассказ начал разрастаться на глазах, как снежный ком. Ее смех подбадривал его, он начинал говорить на уличном жаргоне, когда передавал разговор двух ворюг, окончательно разошедшись от возможности привольно сочинять что-нибудь настолько забавное, что она чуть со стула не валилась от хохота, словно оба они были под кайфом, хотя и не пили, и не принимали ничего. Когда он закончил рассказ, она никак не могла остановиться, быстро встала, положила салфетку на стол и сказала:
— Я сейчас просто описаюсь.
И быстро побежала в дамский туалет. Это ему тоже в ней понравилось, это замечание насчет того, что она сейчас описается, — было в этой девчонке что-то такое, что чертовски ему нравилось.
В машине по дороге назад, в «Красный лев», она положила голову ему на плечо, подпевая поющему по радио Синатре, потом пошли лирические песенки, и он вдруг стал петь вместе с ней. Они оба пели тихо и, наверное, не в лад, поскольку окно в машине было открыто и ветер уносил звуки. Эта песня напомнила ей о другой, она выключила радио, и он опять стал ей подпевать, продолжая вести машину к «Красному льву». Он повернул направо за угол, вспомнив другую песню, — «помнишь эту, Алекс?» или «как насчет этой, Джесс?» — и каждый по очереди начинал петь, а другой подпевал, а если вдруг забывались слова, они просто тянули мелодию. Так, напевая, они проехали всю дорогу до Питтсфилда и дальше. Голова Джессики лежала у него на плече, он обнимал ее, и после того, как припарковал машину у «Красного льва», они вошли в вестибюль и рука в руке поднялись наверх, в свою комнату. Она разделась робко, как невеста, надев затем ночную сорочку, которую взяла с собой. Он никогда прежде не видел ее в ночной сорочке. Они слышали, как по дороге № 7 грохочут грузовики, как кто-то смеется на улице внизу, а один раз, когда они лежали, прижавшись друг к другу, затаив дыхание, они услышали даже, как щелкнул переключатель светофора на главной улице.
Среди ночи она проснулась.
— Алекс?
— Да? — отозвался он.
— Алекс, — сказала она, — наверное, я в тебя влюбилась.
Именно тогда он и решил отправиться вместе с Арчи брать супермаркет.
Он вошел в магазин один в понедельник утром и накупил полную корзинку бакалеи, по ходу дела осматривая помещение. Это был частный местный магазинчик, крошечный по сравнению с фирменными, но даже в десять утра тут наверняка есть выручка. Арчи рассказывал, что ежедневная выручка любого супермаркета составляет от двух до трех тысяч долларов, и почти всегда ее держат по ночам в сейфе, поскольку супермаркеты закрываются слишком поздно, чтобы отвозить деньги в банк. В некоторых магазинах по четвергам, когда они открыты допоздна, можно взять тысяч пять-шесть, но Арчи не хотел ждать до четверга, к тому же они решили в четверг съездить в Порт-Миллз и пошуровать в доме у Ридов. Кроме того, магазин был слишком легкой добычей, и он хотел успеть раньше, чем кому-нибудь в голову придет такая же идея.
Потому они решили взять его в ночь с понедельника на вторник, поскольку сигнализация показалась Апексу фиговой. Они все обсудили по телефону за ночь до дела. Пока Джессика звонила свекрови, Алекс позвонил из своей квартиры Арчи и сказал, что готов работать. Через полчаса перезвонила Джессика и доложила, что все чисто и он может спускаться. Она приготовила ужин на двоих, уложила ребенка, и они снова занялись любовью у нее в спальне. Она опять сказала, что, похоже, влюбилась в него, а когда он собрался уходить к себе, повторила: «Я люблю тебя, Алекс», на сей раз не «думаю, что люблю», а просто — «люблю».
В магазине он провел не более получаса. Он зашел к управляющему и сказал, что хочет отнести кое-что из покупок домой к сестре, и потому ему нужно несколько пустых картонных коробок. Управляющий показал, где лежат коробки, и Алекс ответил, что после обеда вернется с микроавтобусом, потому как у него сейчас только маленький автомобиль. Он спросил управляющего, когда закрывается магазин, и ему ответили — в шесть. Он поблагодарил, попрощался, заплатил наличными за бакалею и понес покупки во взятую напрокат машину. Он потратил сорок шесть долларов десять центов, но надеялся ночью возместить свои расходы с лихвой. Ночью они поедут на машине, которую Арчи возьмет напрокат у своей евреечки из социальной службы. Эта фраерша, конечно же, не будет знать, что они использовали ее машину для грабежа. Фраера никогда и представить себе этого не могут.
Он поехал домой, выгрузил покупки и перезвонил Арчи, чтобы сказать, что магазин выглядит как раз так, как он и описывал, и что он уже знает, как пробраться в комнату с картонными коробками. Все в порядке. Алекс предупредил Арчи, что подъедет на такси в Гарлем примерно в четыре тридцать, и затем они оба отправятся в Бронкс. Он планировал войти в магазин без четверти шесть. Арчи предложил поехать в Гарлем прямо сейчас и выпить по пивку, но Алекс отказался — мол, еще есть дела на сегодняшний вечер. Вообще-то у него ничего особенного запланировано не было, он просто хотел как следует отдохнуть перед делом и намеревался прикорнуть.
Джессике звонить не стал. Он уже сказал ей, что будет весь день искать работу и, возможно, вернется очень поздно. Он сказал ей это потому, что она стала бы задавать вопросы — фраеры всегда задают эти свои дурацкие вопросы. Но пусть даже так, он ясно показал ей, что ничего объяснять не намерен. Он вообще никому ничего не обязан объяснять. Он сообщил ей это рано утром по телефону, прежде чем уехать из Бронкса. На том конце было долгое молчание, затем она очень тихо сказала:
— Я не просила тебя ничего объяснять, Алекс.
От этих слов ему стало неловко, словно он был в чем-то виноват, хотя он и не понимал в чем. В конце концов он пообещал позвонить ей, когда вернется. Затем он сказал, что пытается получить работу в летнем театре на Лонг-Айленде («О, в котором?» — тут же спросила она. «В Ист-Хэмптоне») и может вернуться очень поздно. Но прежде чем повесить трубку, он все-таки сказал, что это не тот самый театр.
Он разделся, снял покрывало с кровати, приоткрыл окно так, чтобы ему был слышен убаюкивающий шум проезжей улицы. Поставил будильник на три, лег в постель и некоторое время лежал, глядя в потолок. Потом закрыл глаза и попытался уснуть. Но сна не было, он встал и, как был, нагишом пошел в гостиную и поставил пластинку Чарли Паркера. Включив усилители на полную мощность, он лежал на диване и слушал, пока ему вдруг не пришло в голову, что Джессика может прийти проверить, не вернулся ли он домой пораньше, услышит музыку и постучит в дверь. Он приглушил громкость. Но так джаз не слушают. Его надо слушать так, чтобы казалось, будто ты сидишь в самом оркестре, играешь вместе с ними. Он снова лег на диван. Ему было почти не слышно записи одного из величайших соло саксофонистов, потому и удовольствия почти не было. Слишком тихо. Да какого черта ему думать о том, постучит она или нет? Ну, постучит, он откроет, как есть, с голой задницей и скажет — прости, киска, я занят. Его так и подмывало врубить снова на полную мощность. Но вдруг она и вправду придет, надеясь, что он дома, вправду постучит в дверь и ему придется открыть. Ведь придется же? Разве только для алиби, если будут спрашивать, где они с Арчи были в то время, когда обчистили магазин.
С фраершами так всегда. Обычной шлюхе можно сказать — я выйду на минутку, лапочка, и она не станет спрашивать — куда ты, что собираешься делать. Она знает, что ты грабитель и идешь что-нибудь спереть наудачу. А фраерша воображает, что раз у тебя есть какие-то дела, о которых ты ей не говоришь, то, значит, ты ее обманываешь. Если шлюха тебе надоедает, даешь ей по морде — и все. Они к этому привыкли. Вряд ли найдется хоть одна, которая хотя бы некоторое время не работала на сутенера, она привыкла получать. Но дай в морду фраерше, она тут же завопит, вызовет полицию. Набегут полицейские — привет, ребята, у вас проблемы? И фраерша тут же начнет расплываться в улыбке. У нее будет фингал под глазом, но она ответит: «Нет, офицер, это, наверное, ошибка». Копам трудно работать с фраерами. Фраера — это для всех беда, даже для этих гребаных легавых. Он не понимал, почему связался с фраершей и что это за фигня насчет того, что она любит его? Она едва его знает, Господи Иисусе! Как она может влюбиться в него?
Нечего было и думать о сне и не было смысла слушать джаз так, как сейчас. Он встал с дивана, пошел в бар, налил себе выпить и тут вспомнил, что ему сегодня предстоит поздняя работенка. У него было правило — не брать ни капли в рот перед делом. Никогда. Он слышал истории о взломщиках, которые брали по-настоящему большой куш и прямо на месте праздновали удачу с бутылкой виски. Приходили люди, заставали на месте двух пьяных громил, что валялись тут на полу у них в квартире. Алекс никогда не прикасался ни к чему в комнате — ни к спиртному, ни к еде, кроме одного случая, когда в точности знал, что хозяева в отпуске. Тогда он решил сделать себе сандвич и нашел тысячу баксов в батоне хлеба. Он улыбнулся, вспоминая. Такие случаи, когда он натыкался на что-то неожиданное, было всего приятнее вспоминать.
Так что же, черт побери, он будет делать сейчас?
Он решил в конце концов поехать в город, посидеть и поболтать с Арчи, пока не придет время ехать в Бронкс.
Он не ожидал встретить там Китти. Сначала он поехал на квартиру к Арчи, и, когда позвонил и не получил ответа, пошел искать его в барах на Ленокс-авеню. В третьем заведении он неожиданно наткнулся на Китти. В первую минуту ему показалось, что это обман зрения. Однако это была Китти собственной персоной. Она сидела в кресле и пила мятный ликер со льдом, глядя в экран телевизора над стойкой. Он сел рядом с ней и сказал:
— Привет. Я-то думал, ты за решеткой.
Она отвернулась от экрана и повернулась к нему, крутанувшись на вращающемся стуле. На лице ее застыла дежурная улыбка, улыбка проститутки, предназначенная для клиента-фраера. Но, увидев, что это Алекс, она сменила улыбку на более естественное выражение.
— Ты даже шоколадного батончика мне не послал.
— Как дела, Китт?
— Порядок, — ответила она.
— Когда тебя выпустили?
— Сегодня утром. Транзит заплатил за меня залог.
— О, — сказал Алекс.
Транзит был сутенером, который пытался заманить Китти в свое стойло, еще когда она жила вместе с Алексом. На самом деле его звали Тревис Крофт, но много лет назад он работал для «Транзит Оторити». В то время он был обычным лохом и прозвище получил в тюрьме, когда все узнали, за что он туда попал. А сел он за кражу, поскольку однажды решил, что сыт по горло сидением в кассовой кабинке на углу Шестьдесят шестой и Лексингтон-авеню. Он просто запихнул триста баксов в монетках по пять, десять и двадцать пять центов в обеденный судок и ушел с работы. Но с таким не скроешься, это же просто невозможно. Типичный лоховский дурацкий взбрык.
В тюрьме он повстречался с черным сутенером из Шенектади, который научил его, как начать собирать конюшню, и вскоре после освобождения Транзит — он отсидел год и три месяца, и у него было полно времени узнать все о сутенерстве — завел себе несколько девочек и запустил их в дело. Теперь у него было с полдюжины девочек, все черненькие. Он сам стал одеваться как черномазый сутенер — в широкополой шляпе и ботинках на высоких каблуках, в кричащих пиджаках и темных очках. Транзит был пяти футов десяти дюймов ростом, крепок как дуб. Говорили, что он жестоко избивает своих девушек, если они не приносят того, что он считает приличной выручкой каждый день недели. Всегда можно застать одну из девушек Транзита на Шестой авеню. Обычно у них либо губа разбита, либо синяк, а раз Алекс даже видел одну из них на работе с переломанной рукой. Транзит был тупой скотиной, но, кроме этого, еще и сердцеедом. А вот теперь он выложил залог за Китти.
— Он достал мне еще и хорошего адвоката, — сказала Китти. — Его зовут Аронберг, знаешь такого?
— Нет, — ответил Алекс.
— Он думает, что сможет добиться для меня условного освобождения.
— И Транзит все это делает по доброте душевной?
— Ну, мы заключили что-то вроде сделки.
— Какого хрена ты пошла к Транзиту?
— Не я к нему, а он ко мне, — ответила она. — Ты же знаешь, что он всегда за мной охотился.
— Теперь он тебя получил.
— Это только временное соглашение, — сказала она. — Пока я не выплачу ему то, что он отдал за меня поручителю.
— Почему ты не связалась с поручителем напрямую?
— Этот хренов судья поставил пять тысяч залога. А я и пяти сотен не потянула бы на комиссионные для поручителя. Транзит дал пять тысяч.
— Как ты собираешься выплачивать ему долг, Китти?
— Ну, у Транзита есть долговая книга. Не бойся, я не буду одной из его длинноногих лошадок, что торчат на Сорок девятой. Я буду работать по сотне, по две сотни баксов за сеанс.
— Транзит, видать, в люди выходит.
— У него есть долговая книга. Сам знаешь, загородные лохи приезжают.
— Это он тебе сказал?
— Это правда, Алекс. Я знаю, что это правда. Короче, он заплатил за меня пять тысяч и добыл мне хорошего адвоката, и, может, я еще отплююсь от этого чертова срока. Или адвокат сумеет мне его скостить. Как бы то ни было, я решилась.
— Сколько стоит адвокат?
— Не знаю. Это дело Транзита.
— Прекрасно. Теперь он твой хозяин, так?
— У меня нет хозяина, — ответила Китти и уставилась в стакан.
Он вошел в супермаркет без четверти шесть и пошел прямиком в комнату, где хранились картонки. Там мальчик мыл пол. Он глянул на вошедшего Алекса.
— Управляющий сказал, что я могу взять несколько коробок, — сказал Алекс.
— Да за ради Бога, — ответил паренек, пожал плечами и снова занялся полом. Алекс две-три минуты рассматривал коробки, выбрал те, что ему понравились, и в то же самое время заметил, что тут есть несколько коробок из-под туалетной бумаги, которые он сможет использовать потом, когда надо будет спрятаться. Он засунул три коробки в одну побольше и сказал пареньку:
— Я еще вернусь, мне еще нужно несколько. — Он вышел из комнаты, прошел мимо касс и затем к стоянке, где была припаркована машина той евреечки. Положил коробки на заднее сиденье и посмотрел на часы. Было без восьми шесть.
«Интересно, сколько тот парень будет мыть пол в комнате с картонками», — подумал Алекс. Он не мог больше тянуть время, нужно было вернуться прежде, чем магазин закроется. Он вынул ключи из кармана и вставил их в зажигание. Вернувшись назад в супермаркет, он увидел выходящего из-за угла и идущего к машине Арчи. Арчи отгонит ее и придет попозже, ровно в девять. Он знал, что к тому времени Алекс вырубит сигнализацию и откроет черный вход. Арчи припаркует машину, потушит огни и просто тряхнет дверь, чтобы проверить, открыта ли она. Если нет, то он вернется еще через полчаса и так далее, пока дверь все-таки не будет открыта.
Алекс снова прошел мимо касс, через весь магазин, мимо мясного прилавка и вошел в комнату, где были сложены картонки. Паренек все еще мыл пол.
— Там одной даме нужно помочь, — сказал Алекс.
— Что? — не понял паренек.
— Она хочет, чтобы ты отнес ее свертки в машину.
— А где Джерри? — спросил тот. — Это же работа Джерри.
— Не ко мне, — ответил Алекс. — Я просто передаю тебе, чего хочет та дама.
— Мать, — ругнулся паренек, однако засунул швабру в угол и вышел.
Как только он ушел, Алекс быстро проверил комнату насчет того, какая часть ее уже вымыта, выбрал самый дальний от двери угол и взял две картонки из-под туалетной бумаги. Положил одну на бок, чтобы открытая сторона приходилась к стене, затем перевернул другую и поставил ее перед первой. Затем быстро начал громоздить коробки одна на другую. Было без трех минут шесть, когда он обошел баррикаду и забрался в коробку, которую положил на бок в самом начале. Она была маловата, ноги не поместились, но их трудно было увидеть, так как он был укрыт курганом нагроможденных вокруг коробок.
Мгновением позже он услышал, как кто-то входит в комнату. Затем послышался шорох щетки. Чуть позже вошел еще один человек.
— Эй, Джерри, ты тут видел тетку? — спросил паренек.
— Какую такую тетку?
— Ну, которой что-то нужно было отнести.
— Что ты мелешь?
— Тут один парень сказал, что какой-то тетке нужно отнести свертки.
— Никакой тетки я не видел. Уже шесть. Кончай и пошли отсюда.
— Дай-ка совок.
Алекс слышал, как они заканчивали уборку. Снаружи доносились голоса из супермаркета. Служащие переодевались, проходя мимо комнаты, в которой он спрятался. Передние двери уже наверняка были закрыты. С полчаса потребуется на подсчет выручки и на то, чтобы положить деньги в сейф. Может, управляющий еще на полчасика подзадержится, сверяясь с книгами, кто знает? Алекс рассчитывал, что все они к семи покинут магазин. Арчи говорил, что к семи обычно никого не остается. Но чтобы играть наверняка, он будет прятаться до восьми.
— Ну как? — спросил паренек.
— Отлично. Ты что, медаль за уборку получить хочешь?
Оба рассмеялись и вместе вышли из комнаты. Алекс ждал. Откуда-то послышался мужской голос:
— …эту грудинку на утро, лучше прийти пораньше…
— Доброй ночи, Сэм.
— До завтра.
Где-то капала вода. Он лежал в коробке, свернувшись, как зародыш в чреве у матери, прислушиваясь к монотонному капанью воды и тиканью своих часов. Он вспомнил, что, когда еще ребенком жил в Бронксе, часто прятался под кухонным столом вместе со своей двоюродной сестрой Сесили, под лохматой скатертью, доходившей почти до полу. Мимо проходили ноги в туфлях. Они видели их из-под скатерти.
— Где дети? — спросила тогда тетка. — Вы не видели детей?
В полумраке их убежища он положил руку на бедро Сесили.
— Наверное, они там, внизу, — ответила его мать.
Скрипнула дверца шкафа, отодвинули от мраморного стола стул.
— Не рановато ли для того, чтобы взбодриться? — спросила его мать, и тетка ответила:
— Никогда не рано, Демми.
Его мать звали Деметрия, но все называли ее Демми. Греческим женщинам не полагалось много пить, но его мать пила. Тетка была ирландкой, как и его отец, а по статистике ирландцы большие бухарики, причем в поддатом состоянии их тянет в драку. Тетка была постоянной собутыльницей его матери. Под кухонным столом он просунул руку под юбку Сесили и дальше в ее хлопчатобумажные трусики.
Алекс посмотрел на часы. Было только шесть пятнадцать. Ночь предстояла долгая. Он уже стал придумывать, что скажет, если кто-нибудь зайдет сюда и обнаружит его в коробке — если, конечно, это не будет управляющий, который уже видел его. Он просто изобразит из себя алкаша, случайно залезшего сюда поспать. Если только это будет не управляющий, который вспомнит, что Алекс спрашивал о коробках, и который явно умеет сложить два и два. Тогда его просто вышвырнут из магазина. Но даже если он напорется на управляющего, то вряд ли эта машина, толкающая весь это гребаный супермаркет, будет достаточно сообразительной. Короче, он не думал, что хоть кто-нибудь сюда придет — зачем? Проверить кучу пустых коробок? Ни фига.
Он слышал еще голоса, но не мог различить, о чем говорили. Возможно, доносились они с другого конца магазина, из кабинета управляющего. Может, кассиры относили ему выручку, чтобы спрятать ее в сейф.
Сесили под кухонным столом, его рука приподнимает эластичную резинку ее трусиков. Сесили в ловушке, она уже соучастница преступления, она не может протестовать, не выдав их убежища и не нарушив маленький междусобойчик на кухне. И все равно ей это нравилось, она извивалась под его рукой. Мать и тетка пили спиртное и тихо смеялись. В открытое окно вливались звуки лета и разносились по кухне, где в прохладном полумраке под столом Сесили извивалась под его нетерпеливыми руками и шептала ему в ухо что-то непонятное из-за шума крови в ушах.
— Доброй ночи, Джози, — сказал кто-то в магазине, и он услышал клацанье тонких каблучков по кафельному полу, эхом отдававшееся под высокими потолками. Снова посмотрел на часы. Было шесть двадцать — прошло всего пять минут.
К семи в комнате стало темно, в магазине все стихло, если не считать постоянного щелканья в кабинете управляющего — наверное, арифмометр. Наступала ночь, ему вдруг сделалось холодно. Свернувшись в коробке, сложив руки на груди, поджав колени, он лежал в наползающей темноте и думал о том, какой пустой стала квартира в Бронксе, когда отец ушел от них, как наполняли ее ночные шумы, особенно гудение водосточных труб, или шум спускаемой воды, или временами мышь грызла пластиковые обшивки стен с яростью дикого зверя… Но чаще всего он слышал плач или ругань матери на кухне, когда она напивалась в стельку. В комнате становилось все темнее и темнее, и, когда он опять посмотрел на часы, стрелки уже светились. Семь двадцать. А чертов арифмометр все еще щелкал.
Зубы Сесили стучали в темноте под крышей чердака. «Мы же двоюродные», — прошептала она. Он перепилил скобу висячего замка чердачной двери, и они вошли в угловатое сооружение. Был октябрь, на ней был белый свитер с большой красной буквой Р между грудей, плиссированная бордовая юбочка, белые короткие носочки и туфли на низких каблуках. Она извивалась, прижатая к кирпичной стене, и вновь прошептала: «Мы же двоюродные», а он прислушивался — не откроет ли кто дверь, понимая, что ее могут открыть прямо сейчас, обнаружив перепиленную дужку замка, и застанут их в темноте, когда его рука шарит под ее плиссированной юбкой.
Арифмометр вдруг перестал щелкать.
Он прислушался.
Звук закрывающейся двери. На двери в кабинет управляющего был английский замок, но верхняя ее часть была стеклянной и, стало быть, замок тут ни на хрен не поможет. Сейчас из магазина не доносилось ни звука, но он предположил, что управляющий закрывает дверь в кабинет. Потом он, если Алекс что-нибудь понимает в сигнализации, проверит, все ли закрыто, включит сигнализацию и уйдет.
Все известные Алексу системы сигнализации, какими бы сложными они ни были, базировались на трех основных составляющих. Защитный контур, реле контроля и сигнальное устройство, вот и все. Защитный контур представляет собой электрическую цепь, которая, будучи нарушена, передает сигнал реле контроля. Реле — мозг системы. Как только открывается окно или что там еще, прерывая цепь, мозг тут же включает сигнальное устройство. Сигнальное устройство — это либо внешний звонок, как в этом магазине, или какая-нибудь мигалка или звуковой сигнал на станции. Вот и все.
Реле было сразу за задней дверью магазина, размером не больше выключателя. На передней панели утопленного в стене реле были красная и белая лампочки, а также щель для аварийного ключа. Чтобы включить сигнализацию, вам надо закрыть все двери и окна, и если продолжает гореть белый свет, то, значит, вы закрыли не все. Тогда вы осматриваете и закрываете все, пока белый свет не погаснет. Теперь все защищено. Тогда вы вставляете ключ в щель, поворачиваете его вправо, и загорается красная лампочка — стало быть, система включена. Когда сигнальное реле находится внутри, система, как правило, включается с тридцатисекундным запозданием, что дает время убраться еще до сигнала. Спустя тридцать секунд однако, если кто-нибудь откроет окно или дверь, слуховое окно или фрамугу, — снаружи зазвенит звонок. Очень мило — если кто-нибудь уже не вошел внутрь и не вырубил проводку.
В магазине было тихо.
Он подождал до восьми и выполз из своей коробки, распрямил затекшие ноги. Прислушался, прежде чем выйти наружу, затем впотьмах прошел мимо мясного прилавка прямо к кабинету управляющего. В одном кармане пиджака у него лежала отвертка, нож, кусачки, компас, шестидюймовый отрезок проволоки и полотно ножовки. В другом — пятидесятицентовый нож по стеклу и медицинская банка для отсоса крови. За поясом брюк были засунуты молоток и стамеска. К правому бедру клейкой лентой прикреплена сама ножовка. Он надел перчатки, подошел прямо к реле справа от задней двери, разложил инструменты на полу, оставив в кармане только банку и резак по стеклу. Чтобы добраться до ножовки, ему пришлось спустить брюки, и он подумал — как, наверное, смешно было бы, если бы кто-нибудь вошел сюда прямо сейчас и застал его в таком виде. Он снова надел брюки, затянул пояс и вставил полотно в ножовку. На коробке реле горел красный огонек — система была жива-здорова и процветала в Бронксе.
Когда он приходил сюда утром, он не заметил проводки, что означало, что она в стенах. На коробке реле не было выступающих болтов. Впрочем, он и не ожидал их найти. Он не собирался вскрывать мозг системы — куда проще вырубить проводку. Он понимал, что где бы там, в стенах, проводка ни была, она должна выходить к этой контрольной коробке, потому он взял долото и молоток и начал вскрывать штукатурку вокруг реле, пытаясь обнаружить кабель. По закону, проводка внутри стены должна проходить внутри кабельной коробки, которая представляет собой кусок изогнутой стальной трубы. Он начал работу вверху коробки — если смотреть по циферблату, то на отметке двенадцать, — затем, двигаясь по часовой стрелке, дошел до отметки три и наконец обнаружил кабель на отметке шесть. Он продолжал вскрывать штукатурку, пока не расчистил кабель. Потом он подцепил его плоскогубцами и начал работать ножовкой. Пилил с чрезвычайной осторожностью, не желая распиливать те провода, которые были внутри кабеля. Только сделаешь это, как гребаный звонок тут же и зазвенит.
Внутри кабеля было четыре провода. Как они с Арчи и ожидали, система была комбинированной. Есть три основных системы сигнализации — разомкнутый контур, замкнутый контур и комбинированная система. Разомкнутый контур — самая дешевая и самая легковырубаемая. Это не больше чем обычный провод к дверному звонку. Контур разомкнут, а при нажатии кнопки снаружи он замыкается, ток течет по цепи, и звонок звенит. Когда такой тип контура используется для сигнализации, цепь замыкается, как только открывается дверь или окно, что включает звонок. Такую систему вырубают при помощи ножниц, поскольку все, что вам нужно сделать, — это перерезать провода, а ток по перерезанным проводам никогда не пойдет.
Система с замкнутым контуром работает с точностью до наоборот. По проводам все время течет слабый ток, и, когда открывается окно или дверь, ток прерывается, реле срабатывает и включается звонок. Если перерезать провода в этой системе, то это все равно что открыть окно или дверь — разрываешь контур, и звенит звонок. Чтобы вырубить эту систему, нужно замкнуть провода друг на друга, тогда ток будет течь в системе, несмотря на то, сколько окон или дверей ты откроешь. Вырубать обе эти системы его научил один заключенный в Синг-Синге, разъяснив все это в насколько возможно простых терминах. Чтобы сигнализация сработала в системе разомкнутого контура, его надо замкнуть, а в системе замкнутого контура — наоборот, разомкнуть. Чтобы их вырубить, удостоверься, что разомкнутая система остается разомкнутой, а замкнутая — замкнутой. Просто. А комбинированная система в точности соответствует названию — комбинация замкнутого и разомкнутого контуров. Чтобы вырубить ее, ты должен перерезать одну пару проводов и замкнуть друг на друга другую. Единственное условие — нужно быть осторожным, чтобы не перепутать провода. Нельзя перерезать те, по которым течет ток, иначе включится сигнализация.
Потому у Алекса был при себе компас.
Обнажив провода, он по очереди поднес к каждому из них компас, и, когда стрелка прыгнула, понял, который из двух находится под током. С помощью ножа он очистил участок каждого из проводов, открыв медь. Затем зачистил оба конца шестидюймового отрезка проволоки, принесенной с собой. Обернул один конец проволоки вокруг токонесущего провода, а другой — вокруг второго. Если он сделал все правильно, то сейчас сможет вырубить систему, просто перерезав все провода в кабеле. Красная лампочка на коробке погасла, как будто он вставил в щель ключ, выключая сигнализацию. Он посмотрел на часы. Было без двадцати девять. У него оставалось еще двадцать минут до того, как Арчи попробует открыть дверь. Алекс решил не открывать ее до условленного времени просто на случай, если вдруг копы подойдут проверить, заперта ли она. Вместо этого он взял банку и стеклорез и пошел к двери кабинета управляющего.
Он плюнул в банку, смочил ее и прижал к ближайшей к замку стеклянной панели. Проверил, прочно ли банка присосалась к стеклу, и вынул из кармана стеклорез. Меньше чем за минуту он вырезал круг. Взялся за банку левой рукой, еще раз проверил, держится ли она, отрезал остаток стекла и вынул кружок из панели. Положил его на пол так, чтобы случайно не наступить, просунул в дырку руку и повернул замок.
Без трех минут девять он открыл заднюю дверь магазина. Арчи приехал ровно в девять. Он нес более тяжелые инструменты для того, чтобы открыть сейф. Как оказалось, им всего-то нужна была кувалда и клещи, поскольку здоровенный сейф помнил еще времена Авраама. Они выбили кодовый замок, вытянули стержень и сломали запорные гайки. На все это ушло ровно четыре минуты.
В добром старом ящике было три с половиной тысячи баксов.
В четверг Алексу пришло в голову, что можно и не делать пробного захода на квартиру Ридов. Он взял такси до Гранд-Сентрал-Стэйшн, где можно было найти телефонный справочник Уэчестер-Путнэма. На желтых страничках в конце книги он увидел подзаголовок «Системы сигнализации» и наткнулся на абзац, который гласил:
ПРОВИДЕНТ ЭЛЕКТРОНИК СЕКЬЮРИТИ
НЕВИДИМАЯ БЕСШУМНАЯ СИГНАЛИЗАЦИЯ
' Дома и квартиры
' Офисы и выставочные залы
' Кассы и хранилища
' Беспроволочные охранные системы сигнализации
СПЕЦИАЛИЗАЦИЯ:
' Автоматическая телефонная связь с полицейским участком
' Недорогие временные системы сигнализации
' Малозаметная защита окон
' Наблюдение за территорией
ОХРАНА ЖИЛИЩА И РЕКЛАМА
Свободные цены и консультация
Компания находилась на Мамаронек-авеню в Уайт-Плейнс. Алекс записал телефон и по диагонали просмотрел желтые странички[10], пока не наткнулся на заголовок «Перевозки и транспорт». Он просмотрел список компаний, но не обнаружил «Данкен Ливери». Тогда он внимательно изучил прокат лимузинов на случай, если заведение Данкена было уж очень исключительным, но и там ничего не нашел. Наконец он попытался найти этого Данкена под заголовком «Ливери», но наткнулся лишь на «Ливери Стэйблз», под которым было указано «см. «Стэйблз». Тогда Алекс пришел к выводу, что этот Данкен делец невысокого полета, который не может себе позволить рекламы даже на желтых страницах. Он поискал «Данкен Ливери» на белых страницах и нашел три телефонных номера, один под другим.
«Данкен Ливери Сервис» Кросс-Ридж-род Лэнгстон ЛА 4-7210
Пост-Миллз ПО 8-3461
Данкен Чарлз Кросс-Ридж-род Лэнгстон ЛА 4-7210
Два лэнгстоновских адреса были одинаковы, и Алекс понял, что Данкен руководит своим бизнесом из дома. Адреса в Пост-Миллз не было, и он решил, что это телефонная служба. Он вернулся к помещенному в начале справочника списку местных кодов и увидел, что Пост-Миллз и Лэнгстон отстоят на карте всего на четверть дюйма. Масштаба на карте не было, но Алекс знал, на каком расстоянии находятся Пост-Миллз и Нью-Йорк, и, сравнив расстояния, прикинул, что Лэнгстон находится в добрых десяти милях от Пост-Миллз. Это означало, что, даже если они включат систему сигнализации в доме Ридов, Данкен доберется до них не раньше, чем минут через десять, при скорости шестьдесят миль в час.
Алекс просмотрел страницы справочника вплоть до раздела НЬЮ-ЙОРК и под заголовком «Полиция штата» нашел номера телефонов подстанций в Брюстере, Кротон-Фоллз, Хоторне, Пискилле, Таконик-Стэйт Паркуэй и Тарритауне. Девять городков были свалены в одну кучу под заголовком «Вызов». Там были Армоник-Виллидж, Катона, Лэнгстон, Люисборо, Маунт-Киско, Пост-Миллз, Раунд-Ридж, Сомерз и Саут-Салем и окрестности. Номер вызова полиции штата для этих девяти городков был BE 4-3100. Алекс снова вернулся к первым страницам справочника и выяснил, что код BE относится к Бэдфорду. Посмотрев на карту кодов, он прикинул, что Бэдфорд находится милях в пятнадцати от Пост-Миллз.
Он записал два телефонных номера Данкена на том же листочке, где был номер из Провидент, купил пачку сигарет в автомате и вошел в ближайшую телефонную будку. В Провиденте ответил молоденький женский голос, и Алекс сказал ей, что он хочет установить систему сигнализации и потому надо бы поговорить об этом. Чуть позже трубку взял мужчина.
— Чем могу помочь вам, сэр?
— Это мистер Каннингхэм, — сказал Алекс. — С кем я говорю?
— Мистер Д'Амато, — ответил мужской голос.
— Мистер Д'Амато, — повторил Алекс. — Я покупаю дом в Пост-Миллз, и агент по недвижимости сказал, что мне стоит связаться с вами по поводу системы сигнализации. Там нет полицейского участка, как вы знаете, и мне кажется…
— Да, система сигнализации — очень разумное вложение денег.
— Понимаете, я не слишком в них разбираюсь, но она сказала что-то о человеке по имени Чарлз Даглас, который держит там такси…
— Данкен, — поправил Д'Амато.
— Да-да, Данкен. Значит, мне с ним надо связаться?
— Нет, с торговым представительством «Провидент».
— Он что, не на вас работает?
— На нас. У нас с ним частное соглашение, по которому он проверяет там наши системы.
— Водитель такси проверяет ваши системы? — спросил Алекс.
— Да.
— Ладно, спасибо, мистер Д'Амато. Вообще-то мне еще кое о чем хотелось спросить.
— Я понимаю, что это звучит немного странно, мистер Каннингхэм, — начал объяснять Д'Амато, — но это уже не раз доказало свою эффективность. У нас в Пост-Миллз подключено четырнадцать домов, и мы сочли…
— Я думал, вы связаны с полицией. Агент по недвижимости убедила меня…
— Ну, в Пост-Миллз нет полицейского участка, как вы сами знаете. И когда мы начинали там пробовать нашу систему, мы поняли, что полиция штата отвечает не сразу — не то чтобы они плохо работали, просто у них слишком большая территория. Ведь скорость реагирования — основной фактор в работе любой системы сигнализации.
— Хорошо, если система срабатывает, если звонит звонок, то кто…
— Это беззвучная система, мистер Каннингхэм.
— Извините, я ничего не знаю о системах сигнализации. Может, объясните, что это значит?
— Это очень просто. Если кто-нибудь входит в один из подключенных к нашей системе домов, в офисе мистера Данкена звонит телефон и запись сообщает, что в один из домов проник взломщик. Мистер Данкен тут же звонит в полицию и сам едет в этот дом.
— А если он будет в дороге, когда ему позвонят? Ведь он же держит такси…
— На телефоне всегда кто-то есть. Если его нет, можно оставить сообщение.
— А что толку, если в мой дом кто-то вломится?
— Машины мистера Данкена оснащены приемно-передающими радиоустановками.
— Предположим, он в аэропорту имени Кеннеди или где-то еще?
— У него шесть водителей. Один из них всегда в окрестностях Пост-Миллз.
— Понимаю, — сказал Алекс. — Ладно, дайте мне подумать. Все равно я не сразу вступлю в права собственности…
— Мистер Каннингхэм, почему бы нам не обговорить все до конца? — сказал Д'Амато. — Терпеть не могу рассказывать вкратце по телефону. Телефонного разговора недостаточно, честное слово, если речь идет об охране вашей семьи и имущества. Вы сделаете крупное вложение денег в Пост-Миллз, я знаю, какие там дома. Естественно, я хочу продать вам одну из наших систем. Понимаете, я уверен, что у нас лучшие системы сигнализации в Уэстчестер-Каунти. Я хочу, чтобы и вы до конца это поняли. Я могу назначить вам прием в Уайт-Плейнс или, что было бы более плодотворно, прямо в доме, который вы покупаете в Пост-Миллз, вместе пройтись по территории и по дому и в то же время более подробно обсудить…
— Ладно, позвольте мне прежде обсудить все с моей женой, — сказал Алекс. — Большое вам спасибо, мистер Д'Амато.
Алекс повесил трубку и улыбнулся. Он узнал все, что ему было нужно, о системе сигнализации в доме Рида Третьего. Все было завязано на телефон, а потому ни хрена не стоило. Какой бы ни была система — разомкнутый контур, замкнутый или комбинированная — она всего лишь активировала телефон. Вместо сирены телефон автоматически набирает введенный в него номер, как правило, полицейского участка, а в данном случае «Данкен Ливери». Кто бы ни взял трубку на том конце, он получит записанное сообщение о взломе. Обычно при контакте с полицейским участком дается еще и номер дома, но поскольку этим занимается Данкен, а подключенных домов всего четырнадцать, то просто идет сообщение о взломе в доме Джонсов, или Смитов, или Ридов. Вор так и не узнает, что произошло возмущение потока электричества, которое активировало телефон. Но это почти бесполезно, поскольку для того, чтобы телефон автоматически набрал номер, нужны телефонные провода. А эти провода должны быть где-то в доме. И чтобы вырубить систему, нужно всего-навсего перерезать телефонный провод. Взломщик напарывается на сигнализацию — и что? Телефон не может набрать номер, поскольку провода перерезаны.
Все это было здорово.
Донельзя здорово.
Когда они сказали Дейзи, что не придут в четверг, она не так поняла их.
— Хорошо, — заявила она. — Я надеялась, что вы откажетесь.
— Кто тебе сказал, что мы отказались? — спросил Арчи.
— Но вы же только что…
— Мы сказали, что нам нет смысла идти туда, поскольку мы знаем, что за система стоит у Рида.
— Ох, — вздохнула Дейзи.
— А что ты имела в виду, когда говорила, что надеялась, что мы откажемся?
— Просто меня это беспокоит, вот и все. Я не хочу, чтобы мне все это аукнулось.
— А как это может тебе аукнуться?
— Ну, мистер Рид знает же, что я была у него дома.
— И что? Да в него десятки людей, наверное, все время входят и выходят.
— Он может подумать, что это я все устроила.
— Даже если и так, ты в безопасности. Он не может втянуть тебя в дело без того, чтобы его жена все не узнала.
— Как знать? — сказала Дейзи. — Вдруг у него будет приступ добродетельности, и он все расскажет жене? Если его обмануть, он очень быстро может стать добродетельным.
— Тебе не о чем беспокоиться, — сказал Арчи. — Расслабься, ладно?
— Я все равно хотела бы, чтобы вы отказались, — возразила Дейзи.
На сей раз малыш его узнал.
— Смотри! — сказал он, протянув ему плюшевого медвежонка.
— Ну и медведь у тебя, Питер. Он почти с тебя ростом.
— Мишка, — сказал малыш. — Мишка-пушишка.
Он сидел в кроватке в окружении медведя и полудюжины других игрушек. Из ванной послышался голос Джессики:
— Питер, пора спать!
— Пушишка идет спать, — сказал малыш.
— Ты тоже, — ответил Алекс.
— Нет-нет, — помотал тот головой.
— Поспи хорошенько, чтобы проснуться утром и поиграть с мишкой.
— Нет, — малыш снова замотал головой.
— Алекс, ты не вынешь игрушки у него из кроватки и не закутаешь его? — попросила Джессика.
— Слышишь, что мама говорит?
— Только медведя оставь, — сказала Джессика. — Он любит с ним спать.
— Ты любишь спать с медвежонком, Питер?
— Мишка-пушишка, — повторил ребенок.
— Ладно, давай только остальных отсюда вынем. Тогда ты сможешь спать с мишкой.
— Ладно.
Алекс вынул остальных зверюшек из кроватки и положил их на одну из полок некрашеного книжного шкафа. Когда он снова подошел к кроватке, малыш уже лежал, обняв медведя и засунув палец в рот.
— Не соси пальчик, Питер, зубки кривые будут, — заметил Алекс.
— М-м-м, — промычал малыш, но продолжал сосать палец.
— Думаю, тебе сегодня понадобится одеяло, — сказал Алекс. — Холодновато. Вот так, ляжем, подоткнем одеяло, прямо под подбородком у тебя и у пушишки, хорошо?
— Хорошо.
— Доброй ночи, Питер, — сказал он и чуть было не поцеловал малыша.
— Ночи, — прошептал тот.
— Доброй ночи.
— Ночи.
Он вышел из комнаты, малыш вслед еще раз повторил: «Ночи», Алекс ответил: «Доброй ночи, Питер» и снова получил в ответ: «Ночи».
— Это наш ритуал, — сказала Джессика. Она стояла в холле в белом махровом халате, перехваченном поясом. Волосы ее были влажными, в руках фен. — Он всю ночь может так говорить, если ты будешь поддерживать разговор.
— Ладно, он хороший малыш, — отмахнулся Алекс.
— Можешь починить эту штуку? — спросила она.
— А что с ней?
— Посмотри, — пожала она плечами. — Это же ты электрик.
Она поцеловала его в щеку, отдала фен и пошла в детскую. Алекс унес фен в гостиную, положил на кофейный столик и осмотрелся. «Хоть бы что другое сломалось! Так нет же, именно фен, — думал он. — Это вам не лампа с простой схемой типа разомкнутого контура. Нет. Как назло это хренов фен!» Он слышал, как Джессика еще раза три-четыре обменялась пожеланиями доброй ночи со своим сыном. Затем она вошла в гостиную и прямиком направилась к сигаретам на кофейном столике, взяла одну и закурила. Затем посмотрела на фен.
— Что скажешь? — спросила она.
— Отвертка есть? — сказал Алекс. — Надо разобрать эту штуку.
— Сейчас принесу, — кивнула она. — Выпить хочешь? Налей себе.
— Нужна крестообразная.
— Какая такая крестообразная?
— С маленьким крестиком на конце. Мне она понадобится, чтобы отвернуть эти болты.
— Я поищу, — сказала она и вышла. Вернулась она с двумя отвертками. Одна была крестообразная. Она положила обе на столик и заявила: — Правда ведь он прелестный малыш?
— О да.
— Ты очень ему нравишься, — продолжала Джессика. — Сейчас у него трудное время. Он все время меня спрашивает, где папа. Где папа. Но ты очень ему нравишься, Алекс.
— М-м-м, — промычал Алекс, отвинчивая четыре винта, скреплявшие фен. Он не знал, что увидит внутри. Это было все равно что вскрывать сейф, не зная о том, что у него в потрохах. Она внимательно наблюдала за его работой. Примерно так смотрят на автомеханика, когда он ковыряется под капотом, причем не имея ни малейшего понятия, что он там делает с мотором, но все равно в восхищении. Так и она сейчас смотрела на него.
— Как у тебя сегодня дела? — спросила она.
— Неудачно, — ответил Алекс.
— Куда пойдешь?
— В профсоюз театральных электриков.
— Наверное, тебе туго, — сказала она.
— Ну, у меня кое-что отложено. В нашем деле, как я понимаю, бывают периоды, когда работы нет, так что я на это заложился. Джесс, правда, со мной все в порядке. Не беспокойся. — Он уже разобрал фен, и обе половинки лежали перед ним на столе. Он сделал вид, что рассматривает схему.
— Он просто не работает, — сказала Джессика. — Я включаю — и ничего не происходит.
— М-м-м, — протянул он. — Импортный?
— Немецкий, — кивнула она. — Говорили, что очень хороший.
— Некоторые детали выглядят не так, как наши.
— В смысле?
— У нас другие, — сказал он и тут же начал снова собирать фен. — Лучше отнеси его туда, где купила. У тебя ведь есть гарантия?
— Да, но это значит, что я еще месяц не увижу этой чертовой штуки.
— Ничем не могу помочь, — улыбнулся он.
— Электрик, — улыбнулась она в ответ. — Между прочим, у меня мокрые волосы. Дай мне высушить их полотенцем, Алекс. Не нальешь мне «Мартини»? Мне хочется сейчас «Мартини».
Пока ее не было, он собрал фен, пошел к бару и смешал графинчик «Мартини». Когда она вернулась в гостиную, ее голова была обернута белым полотенцем. Он уже налил два бокала. Она сразу же взяла свой и сказала:
— Сколь![11] — и выпила. — Ах-х-х… Хорошо. С «Мартини» у тебя получается лучше, чем с феном.
— Что тебе возразить на это? — снова улыбнулся он.
— Фелис придет к восьми, — сказала она.
— Я не знал, что мы куда-то идем.
— Я думала, что ты…
— Я думал…
— Я могу позвонить ей, и…
— Нет-нет.
— …если ты предпочитаешь остаться дома.
— Нет, лучше куда-нибудь пойдем, — сказал он.
— Мне показалось, что ты хотел вечером куда-нибудь пойти. Когда мы говорили утром по телефону…
— Да, все в порядке, не беспокойся.
— Если у тебя нет денег или что-то еще…
— Нет, все в порядке. Все в порядке, Джесс.
— На самом деле это должно быть за мой счет, — улыбнулась Джессика. — У меня сегодня маленький праздник.
— Да? Какой?
— Ну… — она замялась, все еще улыбаясь, — я снова сегодня ходила к Самалсону. К моему юристу. Я ведь говорила, что я собираюсь сходить к нему?
— Да.
— Догадайся, что он мне сказал? — Она по-прежнему улыбалась. Вид у нее был как у ребенка, у которого есть страшная тайна. Она сидела с ногами на диване, закутавшись в махровый халат, с белым полотенцем на голове. Маленький ребенок с большой тайной. Он знал, что у нее за тайна, он догадывался, но не хотел выкладывать ей.
— Так что?
— Майкл согласился на мои условия, — выпалила она.
— Великолепно, — ответил он. — Это просто прекрасно, Джесс!
— Ну и как тебе это? — ухмыльнулась она.
— Потрясающе, — повторил он.
— Это значит, что, как только мы подпишем документ, я могу поехать на Гаити или в Доминиканскую республику и получить развод в двадцать четыре часа.
— А это хороший развод?
— Чистое золото!
— Я имею в виду, будет ли он законным?
— Еще как! — рассмеялась она и вдруг сказала: — Давай оторвемся. — Она быстро подошла к графинчику и налила себе еще. — Я хочу сегодня вечером оторваться, и пошло все к чертям. Позвоню Фелис и скажу, чтобы она про все забыла. Хочешь оторваться?
— С тобой — конечно.
— Хотела бы я на тебя посмотреть в пьяном виде. Ты очень хорошо контролируешь себя, Алекс. Я хотела бы увидеть, каков ты, когда пьян в стельку.
— Я никогда до такого не допивался, — ответил он.
— Так давай напьемся, хорошо? Давай оба напьемся в стельку.
— Как хочешь, — согласился он.
— Я позвоню Фелис. Мне только нужно будет чуть попозже сменить Питеру пеленку, а это я и вслепую сделаю. Давай не будем ни о чем думать, просто напьемся, хорошо? Я просто с ума сошла, Алекс. Мне так хорошо, я просто сказать не могу. Наконец-то я отделалась от этого гада, понимаешь? Ты знаешь, что это для меня значит?
— Я знаю, что ты этого хотела, Джесс, — ответил он.
— Да, — кивнула она. — Да. — Она мгновение задумчиво смотрела в бокал, затем усмехнулась. — Иисусе, я прямо поверить не могу. — Она тут же подошла к телефону и набрала номер Фелис. Ожидая гудка, она сделала Алексу знак выпить и послала ему воздушный поцелуй.
Он не собирался напиваться ни с ней, ни с какой другой фраершей. Более того, он не знал, понравится ли ему она в пьяном виде. Он видел пьяной свою мать слишком часто и знал, что в пьяной девке ничего привлекательного нет. Потому он слушал, как она извиняется перед Фелис, но уже собирался не слишком пьянствовать и, может, заказать чего-нибудь из еды — он знал местечко на Бродвее, откуда развозили заказы по домам. Оторвавшись от телефона, она быстренько прикончила второй бокал «Мартини», затем налила себе из графинчика еще, наполнив и бокал Алекса. В ее поведении было что-то безумное, что-то с привкусом неминуемой опасности, но он убеждал себя, что полностью контролирует ситуацию. Пусть напивается до положения риз — он останется трезвым. Слишком много у него тайн, а пить с фраершей — совсем не то, что пить с тем, кто в твоих тайнах замешан.
Но ему тоже было что праздновать — добычу в супермаркете в понедельник, только что полученную информацию о том, что систему в доме Ридов можно вырубить, просто перерезав телефонные провода. К тому же ему было с ней легче, чем с любой правильной девушкой, которых только знал. И потому, несмотря на всю свою решимость не напиваться, он поймал себя на том, что пьет вместе с ней, пусть не так, как она, отставая от нее, но все же пьет. Когда она начала понемногу дурить — после четвертого бокала, — он стал было подумывать, что у нее, наверное, бездонный мочевой пузырь и выпивка так на нее и не повлияет. Он сказал себе, что плохо сидеть рядом с тем, кто кайфует, разве что не подогреть немного и себя. И отчасти потому, что не хотел упустить веселья, отчасти оттого, что она подзуживала его, он решил, что пара-другая бокалов не помешают, пока он будет держать ситуацию под контролем, пока будет помнить, что это фраерша, что он вообще никогда не должен об этом забывать.
Но после того как они прикончили графинчик и занялись любовью на диване в гостиной, он обнаружил, что это ужасно трудно держать в уме. Джессика распахнула халат, но не сняла его, полотенце сползло у нее с головы, и он вдруг осознал, что ему очень трудно не думать о ней как о профессиональной шлюхе. Он сказал ей об этом совершенно неожиданно для себя (хотя все еще вполне владел собой, пусть даже они оба смеялись), сказал, что она лучше половины шлюх, с которыми он когда-либо спал. Она рассмеялась и уточнила, много ли было этих шлюх? Он ответил, что по крайней мере тысяча, и они оба снова рассмеялись. Она попросила рассказать ей о том, что делают шлюхи, и он начал рассказывать, затем вспомнил, что она честная, и быстро добавил: «Я тебя надул, я никогда в жизни не спал со шлюхой».
Ему нравилось заниматься с ней любовью, и он сказал ей правду (хотя и неожиданно), это было действительно лучше, чем со шлюхами. Но они уже переступили черту, и когда она предложила смешать еще графинчик «Мартини» («Ведь я хотела напиться, Алекс, ты что, забыл?»), он встал с дивана и пошел к бару. Налил в графинчик джина, а она сказала ему, чтобы он не переборщил с вермутом («У тебя рука в этом смысле тяжелая, Алекс»). Перемешивая, он слушал стук кусочков льда в графине и чувствовал, как поверхность стекла становится под его ладонями все холоднее и холоднее. И тут он вспомнил, как однажды потерял перчатки — тогда он шел на дело зимой, и его руки так закоченели, что он едва мог вскрыть замок на входной двери. Он быстренько отогнал эти воспоминания, поскольку это было его тайной, а он должен быть очень осторожным насчет своих секретов.
Он отнес графинчик к дивану и снова налил ей бокал. Джессика подняла тост за своего мужа-ублюдка Майкла и сказала:
— Господи, как же приятно было заставить его подписать соглашение! — Алекс чокнулся с ней и сказал: «Аминь». И они стали говорить о Боге, верят ли они в него, считают ли себя религиозными или нет, — это была очень серьезная пьяная дискуссия, и Джессика спросила его: «Не думаешь ли ты, что Бог — это женщина?» Алекс ответил, что Бог, наверное, если и женщина, то только полька. Это напомнило Джессике тот польский анекдот, который она недавно услышала. Приходит поляк домой и видит жену в постели со своим лучшим другом. Он бежит к комоду, вытаскивает пистолет и приставляет к собственной голове, намереваясь застрелиться. Тут его жена начинает хохотать. Он смотрит на нее, не убирая от головы пистолета, и говорит: — «Кончай смеяться, ты следующая!» Алекс расхохотался и снова наполнил ее протянутый бокал. Заглотил залпом остаток своей выпивки и налил себе еще.
— Расскажи мне об этих шлюхах, — попросила Джессика. — Что они делают, Алекс?
Алекс не собирался ей ничего рассказывать о шлюхах, да черт с ней. Он посмотрел на то, как она сидит, и вдруг сказал:
— «Распахнутое платье», Сеймур Хэйр.
Джессика рассмеялась и ответила:
— О, ты знаешь эту игру в названия книг? Я люблю эту игру! — и назвала «Русскую месть» Ай. Катча Кокоффа.
Алекс сказал:
— Это похоже на тот издательский бизнес, которым ты занимаешься, — и назвал «Желтую реку» Ай. П. Дэйли, а Джессика отпарировала «Гавайским раем» Ауана Леи-А Хуа. Алекс назвал «Китайский плач» Ван Хунь Лоу, а Джессика ответила, что только что закончила одну книгу — «Историю насильника» Дика Даринга, и они оба снова расхохотались.
— Валяй, — сказала Джессика, — рассказывай мне о своих шлюхах.
Он опять сказал ей, что не знает ни одной шлюхи, но знал одного парня, театрального электрика, который рассказывал ему об одноногой шлюхе из Гарлема, за которой клиенты так табуном и ходили, и что это была еще та штучка. Джессика хотела узнать, ходила ли та шлюха на костылях или как, а Алекс ответил, что не знает, что никогда не имел удовольствия с ней общаться и что знает только, что это было нечто необыкновенное.
— А я необыкновенная? — спросила Джессика, и он сказал ей, что она и вправду совершенно необыкновенная.
Она спросила:
— А какая я необыкновенная?
Он ответил:
— Очень-очень необыкновенная.
И тогда она спросила:
— Ты меня любишь?
— Конечно, — ответил он.
— Тогда расскажи мне о своих шлюхах.
Вместо этого он налил себе еще. Она протянула ему свой бокал, чтобы он налил и ей. Они сидели и пили, и тут он вдруг поймал себя на том, что рассказывает ей о своей матери.
— Знаешь, что она была алкоголичкой?
— Нет, — сказала Джессика, — я не знала. — И снова стала пьяно-серьезной и попросила Алекса рассказать об этом. Он пожал плечами.
— Ладно, она была пьяницей даже когда я был еще ребенком, еще до того, как мой отец ушел из дому. Мне кажется, что он именно из-за этого и ушел, потому что она все время пила.
Затем, без предупреждения — он явно не собирался ей этого рассказывать, на самом деле ему казалось, что он полностью контролирует ситуацию (ведь не рассказал же он ей о шлюхах?), — он вдруг понял, что говорит ей о первом своем взломе. Он рассказал ей все в деталях, о том, что это был грубый взлом, что он просто влез в окно, что это было в Бронксе, в доме где-то в шести кварталах от его тогдашнего жилья. Ему было семнадцать и украл он всего-навсего портативный приемник ценой в тридцать баксов, не имея тогда и понятия о скупщиках краденого. Он оставил радио у себя и сказал матери, что выиграл его на церковном базаре.
Похоже, это откровение не ошеломило Джессику. Она вроде бы даже до конца не поняла, что он только что признался ей в воровстве. Она вдруг стала вспоминать, что в детстве тоже воровала вещи, ходила в дешевый магазинчик вместе с подружками и тащила вещи с прилавка. Видимо, раздраженный тем, что она не до конца поняла то, что он ей только что рассказал (он что, со стенкой разговаривает?), он поймал себя на том, что рассказал ей все о том ограблении, за которое его взяли, — когда Ястреб сцапал его. Затем он рассказал ей о Синг-Синге, о том, как встретил Томми Палумбо, о том, что выделывают гомики в тюрьме, хотя до него они так и не добрались, он не был из этих тюремных подонков, он не был слабым, как остальные. Джессика рассмеялась и сказала: «Валяй, ты это из книжки взял». — «Из какой такой книжки? — спросил он. — Я сам могу книжку написать на эту хренову тему, вот из какой книжки я это взял». И он продолжал рассказывать ей о том, как две недели назад ограбил Ротманов, как напоролся на старуху в Уайт-Плейнс («Иисусе, от нее воняло смертью, знаешь, что это за запах?»). Джессика сказала, что и это он взял из книги, что это было у Эрнеста Хемингуэя (ей было немного трудно произносить его имя, у нее получилось скорее как «Эрнс Хемуэй»), там, где Пилар рассказывает о смерти, о поцелуе женщины на рыночной площади, — вот откуда он это взял. Алекс возразил: «Нет, это случилось всего неделю назад, я вошел в дом и увидел эту старуху в постели, я чуть штаны не обмарал, говорю тебе». Затем он рассказал ей о том, как лежал в супермаркете, который они взяли вместе с Арчи, и рассказал все о том деле, которое они намечали на следующий четверг, о том, какое это плевое дело, что им всего-то нужно перерезать телефонные провода, хотя потом возникнет проблема отыскать сейф, ведь они до сих пор не знают, где он находится. Он упомянул об одноногой шлюхе, на сей раз назвав ее по имени — Дейзи. На сей раз Джессика посмотрела на него из-под опущенных век, икнула и снова посмотрела прямо на него, выговорив наконец: «О, давай дальше». Он сказал ей, что это правда, и поклялся Господом Богом! А она ответила, что он все это придумал точно так же, как ту историю о двух грабителях, которую рассказывал ей в Стокбридже (ей и название города трудновато далось, оно вышло у нее как «Старбридж»), ей было так хорошо в тот уик-энд, разве это было не великолепно?
Он согласился, что это был прекрасный уик-энд, и извинился за то, что заставил ее купить лифчик — все потому, что знавал многих шлюх и не хотел, чтобы и ее приняли за шлюху. Джессика спросила: «А чем они занимаются, эти шлюхи? Расскажи мне. Хоть намекни, Алекс». Он сказал: «Нет, зачем тебе это? Ты думаешь, что быть шлюхой хорошо, но на самом деле тут ничего хорошего нет. Вором тоже быть плохо, а ты думаешь наоборот? Знаешь, что я сделаю после того, как проверну это дельце у Ридов? Я завяжу, куплю себе где-нибудь домик, это наверняка будет жирнющий кусок, Джесс, и я смогу после этого завязать. Я все время искал такой куш, я урву его, я завяжу. Честное слово». — «Хорошо, — сказала она, — ты завяжешь, а я поеду на Гаити, и мы оба будем свободны».
— Верно, — сказал он, — оба будем свободны.
— Я хочу танцевать, — сказала она, встала с дивана и, не включая музыки, стала танцевать, используя халат, как стриптизерка, то распахивая, то запахивая его, размахивая им, а затем вдруг начала беспомощно хихикать. Она упала посередине гостиной, по-прежнему хихикая, села по-индейски и попросила Алекса принести ее бокал.
Он принес его и сел рядом с ней, они чокнулись, и она сказала:
— За то, чтобы завязать. — И они торжественно выпили. — Хотя я и ни единому твоему слову не верю.
Утром она вспомнила все и поверила. Позвонила ему домой и спросила:
— Ой, Алекс, что же нам делать?
Когда он опустил трубку, голова у него гудела. Они проговорили чуть ли не десять минут, и она подтвердила то беспокойное подозрение, которое полночи не давало ему спать, — он и правда рассказал ей обо всем. Это была не пьяная фантазия, он рассказал все, и она все знает. Он, пошатываясь, выбрался из спальни и пошел прямиком в ванную почистить зубы, думая: «Господи, я проболтался». Когда он наклонился над раковиной, в затылке заболело еще сильнее, но он яростно чистил зубы, стараясь отделаться от вкуса выпивки и от воспоминаний о том, что он натворил, от гребаной тупости своего поступка. Она только что плакала в трубку. «Я люблю тебя, Алекс, мы справимся». Слезы. «Хрен мы справимся, — подумал он. — Я вор. И тебе не нравится, кем я являюсь».
Но под душем он вспомнил еще кое-что, что говорил ей прошлой ночью. О том, что завяжет. О том, что завяжет, если куш в доме Рида окажется тем самым, который он ищет. Купит где-нибудь дом, может, попросит Джессику поехать с ним. Жениться им незачем. Можно и подождать… Они могут пожениться позже, если решат, — ведь сейчас куча народу живет друг с другом просто так, даже фраера. Ребенку он нравится, она сама это сказала. Все уладится, какого черта. Если выручка в доме Рида окажется действительно стоящей, у него будет что отложить про черный день. Некоторое время он поживет на проценты, потом, может, даже устроится на работу.
Ну, он не был до конца в этом уверен. Можно, конечно, надеть форменную одежду и сидеть в конторе каждый день, но у мужчины есть и другие занятия. Может, подыскать дом в Майами, там, где живет его мать с Теннисистом, найти не бумажную работу, а что-нибудь на воздухе, а погода там замечательная, там погоду не испортишь. И тогда, понимаете ли, он сможет сказать всем — вот моя жена, Джессика, это мой пасынок, он сможет это сказать еще до свадьбы. Лежать себе на солнышке половину дня, ему даже будет все равно, если она в Майами станет ходить без лифчика, там все по-другому, там люди одеваются по климату, там она будет смотреться потрясающе. Он скажет — вот моя жена, и фраера будут пожимать ей руку и говорить — как поживаете, миссис Харди? — при этом мечтая затащить ее в постель, но, конечно, не смогут. Они будут ходить на скачки и загорать на крыше, может, даже купят лодку. Может, им лучше переехать в Лодердейл, там столько каналов, купить маленькую лодку, чтобы она стояла на приколе прямо у дома. Малышу понравится лодка. Как здорово — он сидит в лодке со своим мишкой, поднимая его к ветру. Все это может быть. Если в доме у Рида он возьмет хороший куш, то почему бы нет?
Он поговорит с ней об этом. Как только оденется, спустится к ней и поговорит. Нет, не надо, чтобы она думала, что завладела им или что-то в этом роде. Дай только женщине подумать о том, что делаешь все для нее, дай только ей власть — нет уж. Порядочные девушки как только вообразят себе, что это они заправляют балом, сразу берут тебя в оборот. Со шлюхами все не так. И все же что плохого в том, чтобы открыть ей свои мысли? Трезво поговорить с ней. Говоря с ней трезво, он и правда думал завязать после этого дельца, найти домик в Лодердейле, переехать туда вместе с ней и ее ребенком. Может, даже поехать с ней на Гаити для развода. Никаких условий, они не станут себя ограничивать, просто попробуют немного пожить вместе, посмотрят, что получится. В любом случае, она вот-вот отделается от одного брака, так что вряд ли будет спешить выскочить замуж второй раз. Пусть пройдет немного времени, посмотрим, как получится жить вместе. Такая девушка, как Джессика, должна понять. Ему она нравилась, по-настоящему нравилась эта чертова… а он говорил ей, что любит ее? Он говорил прошлой ночью — я люблю тебя, Джесс? Наверное, да. Наверное, он и вправду любит ее.
Выйдя из душа, он проглотил две таблетки аспирина и пошел на кухню. Налил себе стакан томатного сока и выпил две чашки черного кофе. Он был уже одет и готов спуститься по лестнице, когда в дверь позвонили. Он подошел, открыл «глазок» и посмотрел на звонивших. У двери стояли двое — он никогда прежде их не видел.
— В чем дело? — спросил он.
Один из них поднял значок полицейского.
— Полиция, — сказал он.
Тринадцатый участок находился на Восточной двадцать первой улице между Второй и Третьей авеню. Алекс знал это здание, поскольку, когда Ястреб взял его с поличным, он отвез его именно туда. Это был один из самых новых участков в городе, примыкавший сзади к Полицейской академии, находившейся на Двадцатой улице. На Двадцать первой сплошняком шли оружейные магазины, там всегда толклись сотни первогодков, и, если идти вниз по ней вокруг Грамерси-парк, может показаться, что находишься в самой середине вражеской армии. Здание было сложено из белого кирпича и полированного металла. Даже надпись слева от входа была из того же металла. Она должна была гласить «13-й участок», но «й» выпала из стены, оставив только очертания. С обеих сторон от двери горели зеленые фонари в форме цилиндров — не шары, как у других участков. С того, что был справа, краска облупилась, потому один фонарь был зеленым, а другой белым. Сверху свисал огромный американский флаг.
Забравшие Алекса детективы провели его в дверь, мимо дежурного прямо к лифту. Внутри лифта один из них нажал на кнопку третьего этажа. Никто не сказал Алексу ни слова. Выйдя из лифта на третьем этаже, они пошли по очень памятному Алексу коридору с этой гребаной надписью на стене «ДЕТЕКТИВЫ» с нарисованной под ней от руки черной стрелкой. Синие двери в конце коридора вели в отдел, который в новой полицейской структуре назывался отделом расследований тринадцатого полицейского участка. Какой-то детектив в одной рубашке без пиджака сидел за складным столом прямо за дверью. На нем была наплечная кобура, он что-то печатал и едва удостоил их взглядом.
Комната показалась Алексу незнакомой. Справа в стене было три двери — как и тогда, много лет назад, когда его арестовали. Но теперь большую комнату разделял ряд серых металлических шкафчиков картотеки, и сделанная от руки, приклеенная скотчем надпись гласила: «первое отделение. Отдел по расследованию убийств». Когда его ввели в комнату, он увидел детектива, который брал отпечатки пальцев у чернокожей девушки. Ему показалось, что раньше отпечатки у него брали в другом углу комнаты. Все казалось другим, за исключением дверей в три кабинета. Одна из них была с надписью «Убийства», туда его и повели. На мгновение он испугался, поскольку подумал, что ему хотят пришить убийство, которого он не совершал. Но затем увидел там Хокинса, а поскольку знал, что Хокинс не в «убойном» отделе, то понял, что ребятам просто места не хватает и они заняли тот кабинет, который смогли найти. Когда они вошли, один из детективов перевернул картонную табличку на двери. На одной стороне была фамилия лейтенанта, а на другой через трафарет было написано: «ИДЕТ ДОПРОС». То есть у них даже кабинета для допросов не было. Иногда он удивлялся, как это копы вообще проводят хоть какую-то работу. Один из детективов закрыл за ним дверь.
— Садись, — сказал Хокинс. — Чашечку кофе или что-нибудь другое?
— В чем дело? — спросил Алекс.
— Дружеский визит.
— Ничего себе дружеский — двух горилл за мной послали!
— Я хотел с тобой поговорить, — пояснил Хокинс.
— Тогда почему сами не приехали в город?
— Я не мог покинуть кабинет, Алекс. Я жду окружного прокурора, мы будем вести допрос одного типа, который зарубил топором свою жену. Не думаю, чтобы ты сам пришел сюда.
— Вы могли вызвать меня по телефону и попросить прийти. Мне не катит, когда двое громил ломятся ко мне в дверь рано утром.
— Ладно, ты уже все равно здесь, так расслабься.
— Да уж, — ответил Алекс. Он все еще был зол. Он ни на мгновение не поверил в то, что Хокинс ждет прокурора. Ястреб просто хотел затащить его на свою территорию, вот и все. Еще один пример сраной полицейской психологии. Они думают, что если приволочь человека в участок, так он сразу же начнет трястись от страха. Ястреб должен бы понимать, что с ним такое не сработает.
— Ну и что? — спросил он. — Вам что, опять дело не на кого повесить? Вы со мной встречаетесь только тогда, когда пытаетесь мне дело пришить.
— Нет, Алекс, никакого дела нет.
— Тогда что?
— Я просто хотел поговорить с тобой.
— И о чем же?
— Давай кофейку выпьем, хорошо?
— Не хочу я кофе. У меня есть дела, и я хочу с этим покончить. Что бы там ни было.
— Алекс, ты знаешь женщину по имени Дейзи Уильямс?
— Нет, — ответил он. — Кто это? — Никогда нельзя признаваться копам в том, что кого-нибудь знаешь, даже если речь вдет о твоей собственной матери. Кроме того, он и так врал только наполовину. До сей минуты он не знал фамилии Дейзи.
— Это одноногая проститутка из Гарлема. Ты уверен, что не знаешь ее? Там она очень известная личность.
— Я не знаю ее. А вы-то как с ней познакомились, мистер Хокинс? Пытали счастье с чернокожими девками в Гарлеме?
— Я не сказал, что она чернокожая, Алекс.
— Если она из Гарлема…
— Там и белые шлюхи есть.
— Короче, что с ней такое? — пожал плечами Алекс. Он не собирался играть в прятки с этим гадом Хокинсом. Копы всегда любят показывать, что накрыли тебя на чем-то. (А, только ты можешь знать, что пистолет был спрятан в саду, поскольку никто из нас не упоминал об этом и в газетах этого не было, да к тому же из твоей задницы торчит роза.) Копы автоматически считают всех дураками — кроме себя.
— Дейзи прошлым вечером попала в маленькую заварушку. Я думал, ты мог об этом слышать.
— Если я ее не знаю, то откуда я мог слышать об этом?
— Ах да, ты ее не знаешь. Я и забыл.
— Да, — вздохнул Алекс.
— Она пырнула ножом человека, — сказал Хокинс.
— Не повезло ей, — небрежно ответил Алекс, но внутренне насторожился. Вправду ли она кого-то пырнула или Хокинс опять волну гонит? Почему Арчи ему не позвонил? Если Дейзи на самом деле попала в беду?..
— С ней пытался завести шашни один моряк, не зная, что она проститутка. Когда она сказала, сколько это будет стоить, он обиделся, схватил один из ее костылей и стал ее бить. Дейзи выхватила из сумки нож и порезала его.
Алекс ничего не сказал. Он не понимал, зачем Хокинс ему все это рассказывает. Было в манере рассказа что-то странное, Алекс никогда его таким не видел. Он не понимал, в чем дело. Он ждал. Здесь должно быть нечто большее, чем просто дежурный отчет в трех экземплярах о том, что сделала или не сделала Дейзи.
— Она была очень испугана, эта Дейзи. Когда увидела, что моряка увозят в «Скорой», а она сама едет в патрульной машине в двадцать девятый участок, она очень испугалась. Она практически сразу же начала договариваться о сделке, пока ее везли, прямо в машине.
— Да не знаю я ее, — сказал Алекс, — так что мне по фигу, что она…
— Детектив по фамилии Филдз, чернокожий, как указано в отчете, начал с ней разговаривать. Она была в истерике, поскольку не знала, насколько сильно порезала моряка, и думала, что мы впарим ей на всю катушку. Филдз кое-что учуял, он хороший коп. Потянул за ниточку, сказал, как все это для нее худо обернется — ты знаешь эти штучки, Алекс. Он вытянул из нее все.
— Не понимаю, к чему вы клоните, мистер Хокинс, — сказал Алекс. — Я не знаю этой проститутки, и мне наплевать, во что она там влипла.
— Филдз ее раскрутил. Она уже позвонила адвокату, а Филдз знал, что она флиртовала с Миранда — Эскобедо, но продолжал ее все равно раскручивать, выуживая все, что можно, прежде чем приедет адвокат. И кое-что он выудил, Алекс.
— И что же?
— Например, кое-какие имена.
— Какие?
— Твое. И Арчи Фуллера.
— Ну, Арчи она могла и знать. Если уж упомянула его имя…
— Да, похоже, она знает Арчи. И тебя тоже, но ты, конечно же, ее не знаешь.
— Никогда не слышал о ней.
— Похоже, она знает и о том, что вы с Арчи взломщики.
— Я был взломщиком, мистер Хокинс. Сейчас я не у дел.
— Знаю, — сухо ответил Хокинс.
— И что? Проститутка пыряет ножом моряка, упоминает меня и Арчи. И из-за этого вы меня сюда притащили?
— Не только. Ты уверен, что не хочешь кофе?
Алекс покачал головой. Сейчас он уже по-настоящему встревожился и хотел убраться отсюда как можно быстрее. Но в то же время он хотел узнать, что там наговорила Дейзи этим головорезам в Гарлеме.
— Дейзи сказала, что, если с нее снимут обвинение, она расскажет все о грабеже, который замышляете вы с Арчи.
— Да неужто? — ответил Алекс. — А у нее работает воображение. — Однако сердце его бешено забилось.
— В графстве Уэстчестер, — сказал Хокинс.
— Да ну? — повторил Алекс. У него внезапно пересохло в горле и голос показался незнакомым даже ему самому.
— Да, так она сказала Филдзу. Все это было до того, как пришел ее адвокат. Как только он вошел, он сразу же спросил, зачитали ли ей ее права, приказал ей не говорить ни слова и пригрозил выдвинуть обвинение против Фиддза — ну, ты знаешь этих адвокатов.
— Да, знаю, — ответил Алекс. — Если бы не они, вы до сих пор обрабатывали бы нас резиновыми дубинками в задней комнате.
— А с чего ты взял, что мы перестали? — спросил Хокинс и изобразил барт-рейнольдовскую улыбку.
— Насколько я понял, некая одноногая шлюха по имени Дейзи Уильямс пырнула ножом в баре моряка, а затем стала добиваться от копов сделки, рассказав, будто бы мы с Арчи намереваемся совершить взлом где-то в графстве Уэстчестер. Так вы все это сопоставили, мистер Хокинс. Я не ошибся? Ну, валяйте. Одноногая проститутка? Вы думаете, я вчера родился?
— Алекс, — сказал Хокинс, — если ты собираешься совершить это ограбление, то я доберусь до твоей задницы.
— Спасибо за предупреждение. Я понятия не имею, о чем вы говорите. Кстати, где это графство Уэстчестер? В Пенсильвании?
— Апекс, я выясню, в каком городе этого графства вы планируете грабеж, и буду ждать тебя там.
— А, так вы еще и не знаете? Видимо, ваша одноногая шлюха не показала вам?
— Да, мы не знаем, где именно, и я говорю тебе чистую правду, Алекс. Я еще кое-что тебе скажу. Когда Филдз вытянул твое имя у этой шлюхи и посмотрел твой послужной список, он увидел, что брал тебя именно я, и, естественно, позвонил мне. Я был почти готов поверить тебе, Алекс, я уж подумал было, что чудеса все еще происходят и что тупой ублюдок может и поумнеть. Но тут мне позвонил Филдз, и сердце у меня упало.
— И где же звуки скрипок, мистер Хокинс?
— Я тебе правду сказал, — отрезал Хокинс.
— Ну, если вас волнует то, что я замыслил ограбление где-то в графстве Уэстчестер, то вы зря расточаете мне свое сочувствие. Ваша одноногая проститутка наверняка наркоманка, и все это привиделось ей, когда…
— Она не наркоманка. Она была напугана, Алекс, и пыталась спасти свою шкуру.
— Хорошо, спасибо за информацию. Намотаю на ус на будущее…
— Ты понял, что я тебе сказал, Алекс?
— А что вы мне сказали, мистер Хокинс?
— Не ходи на это дело.
— Я не понимаю, о каком деле вы ведете речь.
— Отлично, — сказал Хокинс. — Продолжай в том же духе. Будь умным мальчиком. — Он тяжело вздохнул, покачал головой и сказал: — Вали отсюда, я занят.
Они искали ее весь уик-энд.
В пятницу вечером они нашли ее поручителя, который заплатил за нее залог. Он сказал, что она всего два часа как вышла, но он понятия не имеет, где она сейчас. Вряд ли одноногая проститутка может бесследно испариться даже в таком городе, как Нью-Йорк, но к вечеру субботы они уже были готовы сдаться. Она наверняка прячется, опасаясь, что Арчи переломает ей все кости, как только узнает, что она настучала на них.
Вывел их на нее Транзит.
Он вошел в бар, когда они сидели за выпивкой. Уже было за полночь, и они решили, что найти Дейзи — дохлый номер. Арчи даже пошутил по этому поводу, и они попытались посмеяться, но ни одному из них ситуация не показалась комической.
— Что быстрее всего на свете? — спросил Арчи.
— Что?
— Одноногая шлюха, которая чешет к границе штата Джерси.
Они невесело посмеялись и заказали еще выпивку. Так они сидели и пили, как вдруг пришел Транзит в своем прикиде черномазого сутенера, в гигантском сомбреро, и решил по широте душевной разделить их компанию.
— Отвянь, Транзит, — сказал ему Арчи. — Мы заняты.
— Чем? — спросил Транзит и втиснулся в закуток рядом с Арчи. Оба они были здоровенными мужиками и заняли почти все сиденье.
— Он оглох, — сказал Арчи Алексу.
— Может, нужна хорошенькая девочка? — спросил Транзит. — У меня есть целочка из Китая, если интересуетесь.
— Ты целочку видел последний раз, — сказал Арчи, — когда трахал свою десятилетнюю сеструху.
— Милый разговорчик, — рассмеялся Транзит. — Мужской, не правда ли, Алекс? Короче, что вы тут делаете, парни, с таким похоронным видом? Кто помер, а, Арч?
— Кое-кто сейчас и правда откинет копыта, если не отвянет, — сказал Арчи.
— Намек понят, — ответил Транзит, но даже и не подумал встать. — Что пьете, Алекс?
— Лошадиную мочу, — ответил тот.
Транзит расхохотался, хлопнул рукой по столу и чуть не смел стакан Арчи.
— Пытаешься выиграть гонку в популярности? — спросил Арчи.
— Давай-давай, я поставлю вам выпивку, что вы там пьете? — сказал Транзит. — У меня сегодня хорошее настроение. Я заполучил новую девочку, она сделает меня миллионером. Прошлым вечером у меня была лучшая суббота с Нового года. Китти. Помнишь ее, Алекс? Парень, она же целое состояние мне приносит! Помнишь ее?
— Помню.
— Знаешь, сколько она взяла прошлой ночью? Догадайся.
— Понятия не имею, — ответил Алекс.
— Ты не поверишь, — пророкотал Транзит. — Даже Дейзи не поверила. Я сказал Дейзи, сколько…
— Когда ты видел Дейзи? — спросил Арчи.
— А? Да пару часов назад. В четверг у нее были неприятности, помнишь? Она порезала одного моряка. Сейчас ее выпустили под залог, и я думаю, ей влепят нападение класса два. Она отвертится, это же была самозащита. Моряк просто спятил, судя по тому, что я слышал. Бил ее костылем, представляете? Чокнутых на улице больше, чем в сумасшедшем доме.
— А где ты ее видел? — спросил Алекс.
— Кого? Дейзи? Она сейчас у одной из моих девочек. Боится, что моряк снова до нее доберется, и хочет на время залечь на дно.
— У какой девочки? — спросил Арчи.
— Да у той целочки-китаяночки, о которой я вам рассказывал, — рассмеялся Транзит, затем вдруг резко замолчал, когда Арчи взял его за грудки.
— У какой девки, я тебя спрашиваю? — повторил он.
— У Хелен Баркер, отпусти меня, ты!
— Где она живет?
— На углу Сто двенадцатой и Святого Николая. Ты что, спятил?
— Адрес!
— Сто тридцать четыре Уэст по Двенадцатой.
— Спасибо, Транзит, — сказал Арчи и отпустил его. — А теперь выметайся.
— Думаешь, ты такой крутой, да? — крикнул Транзит, но все же вылез из закутка и оставил Арчи в покое.
На почтовых ящиках в вестибюле фамилий не было, потому они решили проверить все здание, начиная с первого этажа. Они стучались в каждую дверь и так продвигались наверх. В одной из квартир какой-то подвыпивший тип пригрозил пристрелить Арчи, но тот посоветовал ему идти спать, в противном случае обещал спустить с лестницы. Арчи уже начал подумывать, что Транзит их облапошил. Если так, то завтра утром одному сутенеру будет очень больно об этом вспоминать. Но когда они постучали в дверь квартиры № 16, им ответил женский голос:
— Кто там?
— Я ищу Хелен Баркер, — ответил Арчи. — Меня послал Транзит.
Женщина открыла дверь. За кухонным столом сидела Дейзи, перед ней стоял стакан с пивом. Она увидела их и потянулась было за костылями, но было поздно. Они уже вошли.
— Что тут происходит? — спросила Хелен, смуглая девушка двадцати с небольшим лет. Она недоуменно смотрела то на мужчин, то на Дейзи. — Ты их знаешь, Дейз?
— Чтоб мне никогда их не знать, — буркнула Дейзи.
— Сходи купи себе сигарет, — сказал Хелен Арчи.
— Я не курю, — ответила она.
— Тогда просто исчезни отсюда, — велел Алекс.
— С тобой ничего не случится, Дэйз?
— Да-да, иди.
Хелен с сомнением глянула на нее, взяла свою сумку и вышла из квартиры. Как только дверь за ней закрылась, Арчи спросил:
— Мне кажется, кто-то здесь слишком распускает язык, а?
— Я ничего им не говорила, — ответила Дейзи.
— Ты рассказала им о деле.
— Я не сказала где.
— Ты назвала им графство Уэстчестер.
— Но я не сказала, где именно.
— Ты, шлюха гребаная, ты сказала, что мы с Алексом…
— Они не знают, что вы целитесь на Рида, они ничего об этом не знают. Я только сказала, что это в графстве Уэстчестер.
— Ага, чтобы спасти свою задницу.
— Именно так, чтобы спасти свою задницу, — отрезала Дейзи. — Вы сами то же самое сделали бы, Арч. Все равно они ничего не знают, так какая разница?
— Что они знают? — спросил Алекс.
Она рассказала им все, что выложила Филдзу в ту ночь, когда ее взяли, повторив в основном то, что говорил Алексу Ястреб. Они внимательно слушали, пытаясь сообразить, есть ли смысл идти теперь на дело. Они оба понимали, что графство Уэстчестер — большая территория, и если это все, что знает Ястреб, то копам известно только то, что дело намечается где-то в графстве Уэстчестер.
— А ты уверена, что ничего больше им не рассказала? — спросил Алекс.
— Совершенно уверена. Я и того бы им не рассказала, если бы они не пообещали мне кое-что. Ребята, я была испугана. Я порезала этого моряка где-то возле шеи и не знала, задела ли яремную вену или нет. Кровища хлестала из него, как из свиньи, и я подумала, что получу обвинение в убийстве, когда увидела, как его несут в «Скорую». Я бы рассказала им даже о том, что моя собственная мать намеревается застрелить президента, только бы отпустили.
— Но ты не сказала им, когда?
— Нет, сэр.
— И в каком городе.
— Нет, сэр.
— И не упомянула Рида.
— Ты думаешь, я хочу упустить свой верный четверговый заработок?
— Стало быть, ты только сказала им, что мы с Арчи собираемся на дело где-то в графстве Уэстчестер.
— Только это.
— Этого уже довольно, шлюха ты вонючая! — взвыл Арчи.
— Ты тоже так поступил бы, — ответила Дейзи.
— Что скажешь, Алекс?
— По-моему, все равно стоит попытаться.
— Я тоже так думаю, — согласился Арчи.
— Без меня, — встряла Дейзи.
— Ты о чем это?
— Я не хочу в этом участвовать. Мне хватит неприятностей.
— Ты слышал? — спросил Арчи.
— Да.
— Я надеюсь, что вы хорошо расслышали, — сказала Дейзи, — потому что я так решила.
— Сколько у тебя ног осталось? — как бы между прочим осведомился Арчи. — Хочешь, чтобы мы и последнюю сломали? Хочешь, чтобы тебя в авоське носили?
— Да плевать мне, — ответила Дейзи. — Вы все равно не заставите меня в четверг участвовать в вашем деле.
— Похоже, ты не поняла, — сказал Арчи. — Без тебя дела не будет. Если ты не задержишь Рида в мастерской…
— Что тебе от меня надо, парень?
— Мне надо, чтобы он стопроцентно застрял в мастерской. Мы не хотим напороться на него в доме.
— Ты поняла, Дейзи? — сказал Алекс.
— Нет, не поняла.
— Да что тут понимать! — взорвался Арчи. — Мы не хотим светиться, не хотим, чтобы этот тип нас увидел!
— А я не хочу, чтобы он заподозрил меня, — ответила Дейзи. — Поймите, если легавые появятся у меня на пороге, чтобы спросить, что да как, и узнают, что я и так уже влипла из-за того, что пырнула того моряка, что они подумают? Они сразу поймут, что я все это устроила. Нет, сэр, мне все это на фиг не нужно.
— У тебя нет выбора, — сказал Арчи. — Если ты не пойдешь туда в четверг, мы доберемся до твоей задницы.
— Не заставите, — отрезала Дейзи и покачала головой. Алекс заметил, что она поигрывает с застежкой сумки. Он не знал, лежит ли там еще нож — наверняка легавые забрали его, когда арестовали ее. Но это было в четверг, а сейчас воскресенье, и уж если Томми купил себе этот хренов пистолет за двести сорок баксов, то Дейзи и подавно могла купить новый нож за четверть доллара. Он боялся ножей больше, чем пистолетов. Он знал, каково это, когда тебя режут. Стоит только пораниться, нарезая хлеб, и почувствуешь, каково это. Пистолеты — другое дело, он видел стрельбу только по телевизору или в кино, знал, что они могут сделать, но понятия не имел, каково это — схватить пулю. Ба-бах — дырка, человек падает мертвым. Почти не верится. Но нож… Он не хотел, чтобы эта одноногая сучка, или кто еще, его порезала. Их тут было двое, и он не думал, что она настолько дура, чтобы на это решиться, разве что они ее вынудят. Он надеялся, что Арчи только пугает, что покалечит ее, — она явно боялась грядущего четверга, а перепутанный человек способен на все. Он почти готов был сказать — да хрен с ней, когда заговорила Дейзи.
— Я могу послать вместо себя кого-нибудь другого, если вам так не терпится провернуть это дельце.
— В смысле? — тут же сделал стойку Алекс.
— Я позвоню мистеру Риду и скажу, что пришлю другую девушку.
— Ты делала такое раньше?
— Временами. Когда у меня были месячные, например. А однажды я прислала замену, когда болела.
— И как он?
— Ему было все равно, только чтобы девушка была черная. Он думает, что может обмануть шофера, сказав, что девушка приезжает прибираться в мастерской. Все они знают, что мы проститутки, я разок трахнулась с одним из них, когда ехала назад в город. Хочешь другую девушку — пришлем другую. Так что, стрясись что, он даже и знать не будет, кто она, даже и настучать не сможет.
— Это плохо, — сказал Арчи.
— Почему бы и нет?
— Потому что нам придется посвящать в дело левого человека. Придется сказать ей, что мы будем в доме, чтобы она держала его в мастерской. Я не стану рисковать шкурой ради какой-то левой проститутки.
— А почему левой? — спросила Дейзи.
Мужчины переглянулись. Имя пришло в голову прежде, чем они успели подумать о ней. Алекс помедлил, не желая быть первым, кто предложит эту кандидатуру, не желая, чтобы Арчи подумал, что он предлагает ее только потому, что она должна ему — ведь из ее доли он получит то, что она ему задолжала, да и Транзиту она сможет заплатить.
— Китти, — сказал Арчи. — Почему бы не задействовать Китти?
В тот день дождило.
— Этот хренов дождь прямо как накаркали, — пожаловался Арчи.
— Все на пользу, — ответил Алекс.
— С чего это? Просто вымокнем, вот и все.
— Дождь стучит по крыше, и Рид не услышит, что мы в доме.
— Он так и так нас не услышит, — ответил Арчи. — А дождь приносит неудачу.
Они намеревались сегодня использовать машину той социальной работницы, но в последний момент она позвонила Арчи и сказала, что у нее приезжает брат из Калифорнии и надо его встретить в аэропорту имени Кеннеди. Брать машину напрокат было куда рискованнее, но они подготовили себе алиби на случай, если кто-то засечет номер автомобиля и сообщит в полицию. Алиби представляло собой вариант того, что Алекс придумал в Уайт-Плейнс, как раз перед тем, как напоролся на старуху. (Иисусе, только бы в доме Рида не было никаких больных старух!) Если к Арчи придет полиция — именно он взял машину, — он скажет, что кто-то угнал ее прямо от дома и пригнал назад тремя часами позже. Наверное, детишки катались. Скорее всего коп согласится.
Но, предположим, они попытаются доказать, что именно Арчи сидел за рулем, когда машину видели в Пост-Миллз. Тогда они могут рыться в этом дерьме до Судного дня. Если тебя не взяли с поличным прямо в доме или на выходе с соответствующими инструментами или вещами, то пусть хоть десяток людей видели этот номер, все равно тебя не смогут арестовать. Другое дело, если старуха тебя опознает и скажет — вот этот был у меня в доме. Но по номеру машины? Конечно, машина социальной служащей была бы безопаснее, поскольку все неприятности достались бы ей, а Арчи мог бы заявить, что даже сквозь дырку в стене ее не видел. Но и так все в порядке. В любом случае попадаться они не собирались. Единственным, кто мог бы их засечь, был Рид Третий, а он будет заниматься любовью с Китти в мастерской.
О деле ей рассказали в понедельник. Они сидели на кухне в ее гарлемской квартирке, и она внимательно их слушала. И вдруг широкая улыбка расцвела на ее распухших губах. Как она объяснила, это Транзит разбил ей губу. Он направил ее к психу, запросы которого были слишком эксцентричными даже для проститутки. Транзиту это не понравилось. Он сказал ей — ты или профессионалка, или нет, а затем начал ее избивать. Она показала огромный багровый кровоподтек на левой груди и обматерила Транзита так, как только проститутка может, пожелав, чтобы его зараза хватила и чтобы у него все достоинства отгнили. Они ей объяснили, что Дейзи по-прежнему рассчитывает на долю в добыче за наводку и что это будет из доли Китти. Но даже и в этом случае она может получить даже больше, чем нужно, чтобы откупиться от Транзита. Они сказали ей, что Дейзи уже позвонила Риду и что он ожидает ее в четверг ровно в полдень. Рид позвонит Дейзи в четверг, как только его жена уедет в город, чтобы дать знать, что небосвод чист. А Китти остается только встретиться с Дейзи и выяснить, как лучше всего удержать Рида в мастерской, пока они будут обчищать его дом. Китти сказала, что это пахнет вкусно, как пирог.
Машина пробиралась сквозь дождь, но они знали дорогу в Пост-Миллз наизусть, как лошадь знает дорогу в стойло, сказал Арчи. Они ездили в Пост-Миллз во вторник, поскольку Алексу внезапно пришло в голову, что телефонный кабель в доме Рида может быть проложен под землей. Владельцы многих современных домов не желают портить пейзаж и, вместо того чтобы проводить телефонные или электрические провода от дороги до дома поверху, прячут их в земле. В этом случае щиток ставится где-то в доме, а не на внешней стене — все по той же причине: чтобы не портить внешнего вида. Щиток — маленькая коробочка с плавким предохранителем и угольным стержнем внутри, и действует она согласно названию — защищает. От электрических разрядов. Если такой коробочки нет, то, когда вы говорите по телефону, у вас в ушах грохочет гром, а потом вам еще предстоит узнать, как молния вырубает все электричество в доме. Провода от клемм полюсов входят в щиток, а от него уже идет разводка к различным телефонным аппаратам. Если провода в доме Рида проходят под землей, то щиток скорее всего где-то в доме, вероятнее всего, в цоколе или в гараже. Если так, то им придется сначала войти в дом и перерезать провода, что нелепо, поскольку перерезать их они собирались как раз для того, чтобы войти в дом. Они были готовы отказаться от дела, если телефонный провод будет проложен под землей.
Они ехали по Пемброк-роуд, высматривая столбы с телефонными проводами, и, когда увидели такой столб у дома Ридов и два провода, тянущиеся над каменной стеной, переглянулись и усмехнулись друг другу. Затем, поскольку уж приехали, они поездили туда-сюда, чтобы подыскать местечко получше для парковки машины. Они не хотели оставлять ее прямо напротив входной двери, поскольку старик Рид Третий мог услышать, как они подъезжают, выскочить из постельки, где он будет лежать вместе с Китти, и вызвать полицию. Они нашли в лесу просеку где-то в тысяче ярдов от подъездной дорожки к дому — старую грязную дорогу, заросшую сорняком. По обе стороны стояли два сгнивших столба — наверное, когда-то здесь шли лесозаготовки. Они вышли из машины, чтобы проверить цепь между столбами, увидели, что ее легко можно снять, и решили — именно здесь они и оставят машину, когда будут шуровать в доме. Потом они поехали обратно в город, пожали друг другу руки перед тем, как распрощаться, словно они уже провернули дельце на пятьсот тысяч баксов и поздравляют друг друга.
Дворники все время сгоняли воду со стекла, ласковая теплая струя воздуха из обогревателя обдувала ветровое стекло. Часы на панели показывали одиннадцать десять, они только что проехали Гринвичскую заставу. Через двадцать минут они будут в Пост-Миллз, ну, через полчаса в крайнем случае. Рид Третий позвонил Дейзи в девять тридцать сообщить, что его жена уехала. Он задавал много вопросов о той девушке, которую направляла к нему Дейзи. Та разрекламировала товар и попросила его быть с ней поласковее, поскольку она не просто личная ее подруга, но и лакомый кусочек. Между ними было что-то такое, что бывает между мужем и женой, что-то по-настоящему особенное. Прислушиваясь к ритмичному шороху дворников по стеклу, Алекс думал о Риде и Дейзи, о себе и Джессике, о длинном разговоре, который был у них сегодня ночью.
Они говорили большей частью о том, как завязать. Она — с замужеством, он — с этой бездарной жизнью. Бездарной. Не в финансовом смысле — он ожидал огрести по меньшей мере шестьдесят тысяч. Если они возьмут полмиллиона. Тридцать процентов — это будет сто пятьдесят тысяч. Дейзи пойдет, скажем, десять тысяч за наводку, Китти, положим, еще десять, а остальное поделят они с Арчи. Это не в прямом смысле бездарная жизнь. «Да, — сказала Джессика, — но если тебя возьмут, Алекс, что тогда будет с нами?» Он успокоил ее, заверил, что это просто невозможно, что они подготовились весьма тщательно, и все это очень вкусно пахнет. Он воспользовался выражением Китти — вкусно пахнет. «Я умру, если с тобой что-нибудь случится, — сказала Джессика. — Я умру, если тебя схватят и посадят». Он снова попытался успокоить ее.
Теперь он раздумывал над словами Джессики. В замкнутом душном салоне автомобиля, в молчании, нарушаемом только шорохом дворников по стеклу, монотонным гудением мотора и шипением шин по сырому асфальту, он думал, есть ли хоть малейшая возможность, что его возьмут. Китти уже ехала к Риду на такси, покинув квартиру в тот самый момент, когда Дейзи позвонила ей, чтобы сказать, что все в порядке. Они договорились с Вито Болоньезе по поводу мехов, а с Генри Грином — по поводу драгоценностей. Они сказали Генри, что не знают в точности, сколько возьмут в этом доме, но, судя по описанию Дейзи, похоже, куш будет очень большой. Генри захотел узнать, что они имеют в виду под словами «очень большой», и они ответили, что ожидают где-то полмиллиона долларов. Эту цифру они взяли с потолка, ориентируясь лишь приблизительно. Они говорили об этом деле так часто, что уже почти поверили в эту цифру. Пять сотен тысяч баксов. Это как раз тот куш, который попадается только раз в жизни, о котором они оба мечтали, и теперь мечта была близка к тому, чтобы стать реальностью, и они не будут ее опошлять, снижая величину воображаемого куша. Генри покачал головой и заметил, что сможет найти к четвергу тысяч семьдесят пять, но им придется подождать полного расчета до начала следующей недели, если все будет в порядке. Они пожали друг другу руки в знак заключения сделки и пообещали сдать добро вечером в четверг.
Так что с этой стороны все было в порядке. Попасться с награбленным было просто невозможно, они избавятся от добычи, как только вернутся в город. Они знали репутацию Генри, он их не кинет и заплатит остаток денег, как обещал, в начале следующей недели. Вряд ли они влезут в набитый людьми дом — Рид будет в мастерской с Китти, к тому же они решили, прежде чем перерезать провода, позвонить в дверь. Если им ответят, они сунут хозяину какую-нибудь дрянь типа подписки на журнал. К тому же они осмотрят все вокруг, убедятся, что никто не шатается по переулку, не красит ставни или что-то еще. Ничего неожиданного быть не должно. Если они что-нибудь такое увидят — то прощайте, очень приятно было познакомиться. Китти получит за беспокойство сотню баксов и бесплатный проезд на такси до города, а они оба пойдут домой топить горе в пиве. Нет, в их подходе к работе все было правильно, как и в планах сбыта горячего товара после дела.
Что же до Ястреба, Алекс вынужден был признать, что это в последние дни его несколько волновало, особенно когда он во вторник приехал из Пост-Миллз и обнаружил перед своим домом пожарные машины. По обочинам тротуара стояли люди, он узнал среди них жильцов. Он знал, что полиция иногда ставит «жучков» в квартирах под прикрытием якобы угрозы по телефону взорвать бомбу или ложного вызова пожарных. Но такое обычно делается при расследовании крупных преступлений, когда ловят какого-нибудь рэкетира, когда нужно прослушивать его телефон для получения обвинительного свидетельства или когда готовится угон самолета или что-то в этом роде. Это стоит уйму денег — поставить на уши целое пожарное отделение, чтобы запустить в дом какого-нибудь гребаного полицейского техника. Он никогда не боялся говорить что-нибудь по телефону, поскольку был уверен, что полиция не станет утруждаться прослушиванием разговоров каких-то взломщиков. Они просто не станут этого делать. Чтобы они там ни говорили, они уважают воров и не считают их дешевыми гангстерами. Нет, он никогда не слышал о том, чтобы прослушивали телефон какого-нибудь взломщика. Но эти пожарные машины его напугали и заставили думать о Ястребе — может, он все-таки потрудился посадить «жучка» в его телефон? И когда вечером того дня он разговаривал с Арчи, он сказал ему малость охолонуть, и тот все сразу же понял. Они разговаривали о погоде, а не о деле в доме Рида. Потом Джессика рассказала, что в доме на самом деле был пожар. И все равно он нервничал.
Предположим, — хотя такое вряд ли может случиться, — что Ястреб сцапал Дейзи, приволок ее в тринадцатый участок, начал бомбить вопросами, она до смерти испугалась, что на нее повесят нападение. Допустим, он предложит ей сделку, скажет, что шепнет кое-что на ушко прокурору — наплетет обычную полицейскую хреновину, — скостит ей срок или вообще снимет обвинение, если только она расскажет, где и когда ее дружки намерены провернуть то дельце в графстве Уэстчестер. Ну вряд ли она хоть что-нибудь расскажет Ястребу, даже если он рай ей пообещает, поскольку, в конце концов, ей светят десять тысяч, а такое на дороге у бедной проститутки не каждый день валяется. Это сколько же клиентов надо обслужить, чтобы скопить десять тысяч! Нет, вряд ли Дейзи расскажет копам что-нибудь еще, кроме того, что уже рассказала.
Итак, он не мог придумать, как их могут взять, и все равно нервничал, сам не зная почему. Он убеждал себя, что это дело плевое, что это действительно тот самый куш, который попадается только раз в жизни, на который он надеялся с тех самых пор, как выбил в Бронксе окно и украл портативный приемник в тридцать баксов ценой. А если это действительно будет тот самый куш, на который они все надеялись, то почему бы ему в самом деле не купить домик в Лодердейле, забрать туда Джесс и ребенка… Господи, это же будет прекрасно! Он говорил ей это прошлой ночью. Он пообещал, что идет на дело в последний раз, даже если выручка будет грошовая. Даже если они найдут там только свинью-копилку и подгоревший омлет — и пусть. Больше — никогда. Они все равно поедут на юг, найдут себе работу и так далее. Так он тогда сказал. Последний раз. И прежде чем она ушла от него, она потребовала от него позвонить ей перед тем, как он отправится в Пост-Миллз. Утром по телефону она сказала, что любит его, молила быть осторожнее, ведь она все время будет дрожать. И он пообещал. «Ты любишь меня, Алекс?» — спросила она. «Люблю, — ответил он, — и позвоню тебе сразу, как вернусь. Я люблю тебя, Джесс».
— Почти приехали, — сказал Арчи.
Алекс глянул на панель управления. Часы показывали четверть двенадцатого.
— Я не хочу входить туда раньше четверти первого, — сказал он. — Пусть Китти начнет работу.
— Ага. Не хочешь остановиться, кофейку выпить?
— Давай. Арч? — спросил он и в замешательстве замолчал.
— Ну?
— Ты не беспокоишься?
— Нет, — ответил Арчи.
— Я тоже, — сказал Алекс.
Они остановились выпить кофе в закусочной в Лэнгстоне напротив банка. Оттуда они продолжали следить за движением. Дождь слегка приутих, но все равно основная банковская работа шла по обслуживанию клиентов прямо в автомобилях. Попивая кофе, они размышляли о том, что банк в таком городишке прямо-таки лакомый кусочек для кого-нибудь с заряженным пистолетом вроде Томми Палумбо. Когда обе стрелки на часах стали указывать прямо вверх, они расплатились и вышли из закусочной. И поехали в Пост-Миллз. У Арчи был спокойный расслабленный вид. Что до Алекса, то он знал, что кровь в его жилах побежит быстрее только тогда, когда он начнет вскрывать одну из дверей. Входная дверь — плевое дело, кровь закипит, когда он займется одной из тех дверей. С собой они взяли сумку с инструментами, что лежала сейчас в машине. Арчи прикинул все скоростные ограничения по дороге туда, так что сейчас ехал осторожно и медленно. Оба молчали. Алекс думал о том, что часа через два каждый из них будет богаче на шестьдесят тысяч или больше. Добравшись до Пост-Миллз, они проехали по Пемброк-роуд к той просеке, которую приметили еще во вторник. Алекс вышел из машины, снял цепь и стоял так на легком дождике, пока Арчи загонял машину как можно дальше от дороги. Машина была почти полностью скрыта деревьями. Он взял сумку с инструментами и вышел к Алексу.
— Хренов дождь, — ругнулся он.
Они вместе прошли по просеке, а затем вдоль стены поместья Ридов. Пока они шли через лес к дому, ласково накрапывал дождь. Поднимался легкий туман. Они вышли на дорожку и двинулись прямиком к парадной двери. Вокруг никого не было видно. Арчи нажал кнопку звонка. Никто не подошел. Арчи позвонил еще раз, еще и еще.
— Что скажешь? — прошептал он.
— Подождем несколько минут, — сказал Алекс.
— Не хочу, чтобы Рид услышал звонок в этой своей чертовой мастерской.
— Не бойся, Китти о нем позаботится.
Арчи снова нажал кнопку. Раздался звон. И снова только шум падающих капель.
— Ну? — прошептал Арчи.
— Вперед, — сказал Алекс.
Вечером они пировали дома у Дейзи.
На столе стояло виски, и пиво, и заказанные деликатесы. Они много ели и пили, но по большей части все вспоминали о том, что случилось в тот день в доме Ридов, пересказывая одно и тоже по три раза, и каждый раз смеялись. Они были похожи на труппу актеров-любителей на вечеринке после спектакля. Рассказы их были анекдотичны, и делалось это скорее не для Дейзи, а для того, чтобы повеселить самих себя, осветив основные моменты происшедшего. Они перебивали друг друга, Китти рассказывала о том, что было в мастерской, Арчи перебивал ее своим собственным рассказом, едва успевая выложить все до того, как вмешивался Алекс. Дейзи сидела на диване и по большей части слушала. Веки ее были подведены зеленым, на губах алела ярко-красная помада. Она походила на великую египетскую блудницу или как ее там. Эти кошачьи янтарные глаза так и стреляли то в одного, то в другого, пока они рассказывали свои истории. По губам блуждала слабая улыбка.
— …мы так и не нашли бы этот гребаный сейф, — сказал Арчи.
— Я впервые встречаюсь с таким, — перебил Алекс.
— Мне понравился тот парень, которого вы обчистили, — сказала Китти. — Он настоящий джентльмен.
— Да уж, — согласилась Дейзи. Протянув стакан Алексу, чтобы тот еще налил, она подвинулась на диване, и платье на ее здоровой ноге задралось. Она перехватила его взгляд, и брови ее удивленно взлетели. Она не сводила с него взгляда, пока он наливал ей, в упор смотря своими кошачьими глазами, глазами египетской блудницы.
— Ох, мать, — расхохотался Арчи, — когда ты налетел на ту вазу, мне показалось, что я сейчас обделаюсь. Дейз, ты никогда в жизни не слышала такого грохота! Когда эта штука шмякнулась об пол, мне показалось, будто бомба разорвалась! Вы не слышали этого там, в мастерской, а, Китти?
— Парень, мы ничего оттуда не слышали, — ответила Китти. — Этот Рид мыслит прямолинейно, как танк. Тут третья мировая могла бы спокойно начаться, мы все равно ничего бы не услышали.
— Подожди, что-то будет, когда он зайдет в спальню, — рассмеялся Арчи.
— Он уже там, — напомнил Алекс.
— Мы там такое устроили, ты никогда подобного бардака не видела. Это прямо как твоя третья мировая, Китти. Мы просто по частям разобрали эту комнату, чтобы добраться до сейфа. Знаешь, где была коробочка?
— Да вы уже рассказывали, — отмахнулась Китти.
— В полу! — сказал Арчи, словно впервые открывая великую тайну. — Под одной из плит пола! Это Алекс его нашел.
— Нет, ты, Арч.
— Нет, я только сказал — смотри, одна плита шатается, не навернись.
— Это навело меня на мысль. Ты когда-нибудь видел что-нибудь подобное? Сейф в полу?
— Никогда.
— Это тебе не кот начхал. Сейфик был ого-го, скажу я тебе!
Китти вдруг рассмеялась, затем сказала Дейзи:
— Этот Рид сказал — «добралась» вместо «дошла». Спросил меня — ты добралась? Я отвечаю — что значит «добралась»? Он говорит — я тебя довел или нет? Тогда я поняла — он хочет узнать, дошла я или как. Я отвечаю — конечно, милый, дошла прямо до Калифорнии и обратно. Что ты вбила ему в голову, Дейзи? Что от него аж до небес можно взлететь?
— Черт, это почти так и было однажды, — ответила Дейзи.
— Я себе аж мышцы на руке наработал, пока трудился над сейфом, — сказал Арчи.
— Я думал, мы никогда не справимся с этим хреновым ящиком, — подтвердил Алекс.
— Как вышло, что ты не разбираешься в мехах? — спросил Арчи у Дейзи.
— Я знаю, что такое норка, парень, вот и все, — ответила она.
— Там была норковая шубка, черная, до полу, — сказал Арчи.
— С соболиным воротником, — добавил Алекс.
— Одна эта шубка стоила шесть тысяч, — хмыкнул Арчи. — Знаешь, на сколько потянули все меха вместе? Как же ты не разбираешься в мехах, Дейзи? Семнадцать тысяч баксов! Вито посмотрел, кивнул и говорит — отлично, мальчики. Прямо как профессор какой-нибудь.
— Верно, как профессор из колледжа, — рассмеялся Алекс.
— Отлично, мальчики, вот вам пять тысяч баксов. Округлил, говорит. Алекс ему и сказал — ты куда округлил, мужик? Эти меха стоят семнадцать тысяч, давай пятьдесят одну сотню и не думай округлять. Засранец этот Вито, пытается обсчитать даже на какую-то вшивую сотенную бумажку!
— Мы все равно ее выбили, — сказал Алекс. — Как ты, Дейзи? Еще хочешь?
— Конечно, — ответила она и протянула стакан. Алекс встал и подошел к дивану с бутылкой в руке. Наклонившись над ней, он налил в стакан, а она все не сводила с него своих кошачьих египетских глаз, а затем сказала:
— Полегче. Ты меня напоишь, и толку от меня не будет.
— А от тебя должен быть толк? — спросил он.
— А это уж как захочешь, — улыбнулась она.
— Когда мы открыли сейф, мы чуть не померли на месте, — продолжал Арчи. — Что там было! Ох, что там было! Это же чокнутым надо быть, чтобы держать такое дома!
— А где же еще? — сказал Алекс. — Захочет его жена надеть один из этих браслетиков, так что же — ей в банк каждый раз бегать?
— Я прямо поверить не мог, что такие браслеты на самом деле бывают. В дюйм шириной, штук пятьсот круглых бриллиантов…
— К тому же огранки «маркиза», что и определяет стоимость, — сказал Алекс.
— Шестьдесят пять тысяч, мать твою! — воскликнул Арчи и хлопнул себя по бедру.
— Еще бы, эти бриллианты вкупе составляют двадцать семь карат!
— Если бы мы нашли один лишь браслет, дело все равно бы этого стоило.
— Кольцо и браслет. Одни они изрядно потянули бы.
— Тебе бы посмотреть на это кольцо, Китти, — сказал Арчи. — Обручальное с тремя бриллиантами. Два грушевидных, каждый в два карата. Генри ведь так сказал, а, Алекс? По два карата?
— Точно.
— И огромный круглый бриллиант в середине. На сколько он тянул?
— Восемнадцать.
— Господи! — воскликнул Арчи.
— Знаешь, сколько стоило это кольцо? — спросил Алекс у Дейзи.
— Сколько, милый?
— Семьдесят пять тысяч. Одно это кольцо и браслет — уже огромный куш.
— Я никогда такого в жизни не срывал, — сказал Арчи. — Даже если его разделить. Все равно самый большой. А у тебя бывало больше, Алекс?
— Никогда.
— Девчата, с такой долей вы сможете уйти на покой, — сказал Арчи.
— Ну да, конечно, — усомнилась Китти.
— Думаете, я вам мозги пудрю? Знаете, сколько мы там взяли?
— Сколько?
— Одни драгоценности на четыреста тысяч потянули, еще семнадцать за меха…
— В целом вышло четыреста двадцать две, — сказал Алекс. — Почти как мы прикидывали, Арч. Чертовски близко.
— Четыреста двадцать две. И сколько будет тридцать процентов?
— Около ста двадцати семи.
— Верно, значит, вы, девочки, поделите между собой пятнадцать процентов от этой суммы…
— Мне казалось, ты говорил — по десять тысяч каждой, — сказала Дейзи.
— Это если бы мы взяли полмиллиона, — возразил Арчи.
— Я рассчитывала на десять тысяч.
— Это когда мы рассчитывали на полмиллиона. Но мы взяли только четыреста двадцать две тысячи, это честный расчет, мы не станем округлять вашу долю, как Вито. Сколько там будет пятнадцать процентов?
— Дай им по десятке, Арчи, — сказал Алекс.
— За что?
— Им и так достается около девятнадцати тысяч на двоих. Так что дай им по десятке, какого черта.
— Хорошо тебе быть щедрым за мой счет, — сказал Арчи.
— От сердца отрываешь, Арч? — спросила Китти.
— Какого черта, — рассмеялся Арчи. — Дадим им по десятке, ты прав. Это самый большой куш, который мне только доставался. Мы все ради него потрудились, верно? Так что чего уж тут.
Они пили и разговаривали до полуночи. Затем Китти попросила свою долю или хотя бы свою часть того, что они уже получили, поскольку ей не терпелось найти Транзита, отдать ему долг и сказать этому сукину сыну, что, если он хоть раз еще к ней подойдет, она засадит его за приставание. Они уже получили пять тысяч сто от Вито и семьдесят пять тысяч от Генри, так что после несложных арифметических вычислений решили, что могут отдать девочкам сейчас по шесть тысяч, а когда Генри выплатит остальное — еще по четыре. Китти пересчитала деньги и тут же отдала две тысячи Алексу.
— Теперь мы в расчете, так? — спросила она.
— Да, — ответил Алекс.
— Отлично. Побегу и выложу Транзиту все, что я о нем думаю.
— Я пойду с тобой, — сказал Арчи. — Мне надо з город, повидать мою соцслужащую.
— Ничего, если я тут зависну на ночь, а, Дейзи? — спросил Алекс.
— Хорошо, — ответила она.
Оставив свои деньги на кофейном столике, она взяла костыли и похромала к двери, чтобы выпустить Китти и Арчи. Те пожелали ей доброй ночи и ушли. Дейзи, закрыв за ними, повернула фоксовский замок и даже заперла дверь на засов. Арчи прокричал им что-то уже с лестницы, но они не разобрали его слов. Через несколько минут они услышали с улицы смех Китти.
— Забудем об этом, — сказала Дейзи, убирая деньги. — Иначе ты обчистишь меня. — Она похромала в спальню, остановилась в дверях и обернулась. — Значит, хочешь выпить стаканчик на ночь со старой Дейзи, а?
— Да, — сказал он.
— М-м, — улыбнулась она. — Налей и мне, ладно? Я приду через минутку.
Она ушла в спальню, он услышал, как она открывает и закрывает ящик платяного шкафа. Затем она стала что-то напевать про себя — он не разобрал. Сидя на диване и поджидая ее, налил стаканы и прислушался, что она там поет. Когда она вернулась, на ней было длинное шелковое платье, перехваченное на талии поясом. Она села рядом и сказала:
— Очень мило с твоей стороны, Алекс, что ты решил дать нам по целой десятке.
— Ну, мы же все трудились, — ответил он.
— И что ты собираешься сделать со своей долей?
— Кто знает? — сказал он. — Деньги долго не задерживаются.
— Верно.
— Это, конечно, большой куш, но все же не тот, единственный в жизни. Для того, чтобы уйти на покой, это ничто. Короче, все равно руки чешутся, — сказал он. — Когда я долго сижу без дела, у меня руки начинают чесаться.
— М-м, — протянула она. — Дай-ка мне руку, парень.
В два утра он проснулся в постели Дейзи, не сразу сообразив, где это он. Он сел, оперевшись на подушки, и, моргая, уставился в темноту комнаты, пытаясь разобраться, что есть что. Увидел ее костыли и все вспомнил. Вспомнил и о том, что обещал позвонить Джессике сразу же, как вернется в город. Подумал — вставать или не вставать, идти ли в гостиную к телефону… Позвонить, что ли, сказать, что тут у него важное дело…
«Да хрен с ней», — подумал он и снова лег в постель рядом с Дейзи.
Льюис Тиффани (1844–1933) — американский художник, изобретший опалесцирующее цветное стекло.
Бибоп — стиль в джазовой музыке.
Раздел или отдельный том телефонного справочника, напечатанный на бумаге желтого цвета.
Сколь — твое здоровье (сканд).