Пьем-с?
Обмываю проигрыш, — кивнул на деньги Городецкий.
Любопытно, — потирая руки, сказал Фишкин. — И много проиграли, Альберт Георгиевич?
Сколько было.
Восемнадцать четыреста, — сказал Андрей.
Вы же не считали!
Зачем? И так вижу.
Пригласил тебя. Накажи господина Веста, Фима.
Как сказать, как сказать...— хмыкнул Фишкин. — Накажи! А если он меня накажет?
Вы пришли играть? — спросил Андрей.
Если друг просит...
Тогда я играю на все.
Может быть, начнем с полтинничка? С сотенки?
Нет времени. Я и так уже задержал господина Городецкого.
Играй, Фима, — строго сказал Альберт Георгиевич.
Фима с треском вскрыл колоду, шелестнул картами, сделал несколько простеньких пассов, глядя на Андрея, который совершенно не обратил внимания на движения пухленьких рук Фишкина. Городецкий сел в широкое кресло так, чтобы хорошо видеть Андрея, не упустить мельчайших его действий, выражения глаз, лица, вообще всего его облика, но ничего особенного он так и не приметил, если не считать отрешенности и углубленного взгляда игрока. Но таких, отрешенных и углубленных, Городецкий на своем веку повидал немало.
Непостижимо, — проговорил Фима Фишкин, шаря в нагрудном кармане. — Такого не может быть, потому что не может быть никогда...
Что, Фима? — ласково спросил Городецкий. — Конец?
Пятьдесят кусков! Непостижимо... Он гений, Алик!
Городецкий пересел к столу, закурил, долго смотрел на Андрея, потом коротко сказал:
Перейдем к делу.
Как я уже говорил, мне достаточно двух-трех месяцев, чтобы обчистить все игорные дома и казино по всей России. Однако без вашего, скажем так, благословения это не только невозможно, но и опасно.
Верно, — согласился Городецкий.
Я прокатился в Петербург, Нижний Новгород, побывал в московских казино...
Играл?
Разве мы перешли на «ты»?
Можем перейти.
Играл два раза. По мелочи. Взял порядка пятисот долларов. В некоторых местах игра идет крупная...
Что предлагаешь?
Стричь как владельцев казино, так и игроков.
Но не до конца, — развел губы в улыбке Городецкий. — Чтобы обрастали... Что скажешь, Фима?
Гений, — ответил Фишкин. — Золотая жила.
Как я понимаю, тебе нужны крепкие крутые парни? — обратился Городецкий к Андрею.
Мордоворотов я мог бы купить и сам. Мне необходимо, чтобы в каждом городе, куда я приеду, чуяли, откуда дует ветер.
А ветерок, небольшой такой баргузинчик, должен веять от меня? Понятно. Мне имя стоит дорого, Андрей Андреевич.
За это и плачу тридцать процентов.
Работаем вполовину. Пятьдесят на пятьдесят.
Сорок.
Городецкий посмотрел на Фиму, который согласно кивнул.
Только ради Ефима Ароновича, — улыбнулся Городецкий, протягивая руку Андрею. — Договорились.
Что-то я не пойму... Как теперь к вам обращаться? То ли господин Вест, то ли Андрей Андреевич? — спросил Фишкин.
Как старший по возрасту, называйте просто Андреем.
Не будет ли прокола, Андрей? Суммы-то могут быть с шестью ноликами...
Исключено. Особенно если суммы с шестью ноликами.
Феноменально, — прошептал Фишкин. —Ты, вероятно, понял, Андрей, что и мне приходилось держать в руках картишки. Но подобного я не то что не видел, но даже не мог представить.
Подобного в мире карт еще не было.
Что? Как? Каким образом? Хотя бы в двух словах!
Вы уже сказали одно, достаточно емкое слово, — чуть усмехнулся Васильев.
Гений, — проговорил Фишкин.