Уже в машине припоминая разговор, самого парня, его облик, Саргачев ненадолго засомневался в правильности своего поступка, вероятно, не стоило быть слишком откровенным, но он хорошо понимал, зная упрямый характер Демидыча, что воздействовать на него можно лишь таким способом. Приказом парня было не взять, дело-то скользкое. Не было другой возможности заполучить документы у следователя Федотовой, кроме как через Демидыча.
Лилю Федотову Демидыч застал в самых расстроенных чувствах.
Выпустили Фишкина! — ответила она на вопросительный взгляд парня. — Под залог в два с половиной миллиона долларов.
И вы все согласились?
Нет, я жалобу подала. На имя генерального прокурора.
Ну и порядок.
Демидыч, Демидыч, — вздохнула Лиля. — Ты ведь не при советской власти живешь! При демократии!
Прокурор он при любой власти прокурор, Дело то ясное.
Знаешь, сколько тянется следствие?
Не год же!
Больше протянут! Но я заставлю Турецкого и Чижова поднатужиться, закончить следствие побыстрее. Хотя что толку? Фишкин-то уже на Багамах!
Прижучим.
Один раз у тебя прошло. Во второй — пулю схлопочешь.
Чего-то меня сегодня все стращают, — ухмыльнулся Демидыч.
И кто же еще, кроме меня?
Друг. Между прочим, обвенчался.
Не твой ли бывший командир?
Во дает! — ошеломленно выговорил Демидыч.
Кто твои друзья? «Афганцы». Венчанный, насколько я знаю, один. Саргачев. Или еще кто-то появился?
Появился...
Не темни, Демидыч!
Это... Как его... Документики мне не подкинешь?
Какие документики?
Фишкины.
Рассказать, о чем просил тебя Саргачев, или сам доложишь? — помедлив, спросила Лиля.
Попробуй...
Иди, Демидыч, — махнула рукой Лиля. — Не получишь.
Лиля, и всего-то на вечерок. Денька через два. В тот же вечерок и верну.
Что ты задумал, Демидыч?
На вечерок, — повторил парень, отводя глаза. — Надо. Ты знаешь, зря не попрошу.
Саргачев человек опасный, Володя, — посерьезнела Лиля. — Очень опасный.
На вечерок, — упрямо повторил Демидыч.
Я подумаю, — ответила Лилия.
На похороны Андрея Васильева людей пришло много. И все народ известный в мире бизнеса. Речей не было. Говорили, будто запретил отец Андрея. Турецкий стоял поодаль, в тени дерева, выжидая момент, когда провожающие разойдутся и появится возможность хотя бы коротко побеседовать с родителями Андрея. Послышались глухие стуки о крышку гроба, и вскоре возник высокий холм, который могильщики завалили дорогими венками и грудами цветов. Провожающие не спеша направились к выходу с кладбища. Над могилой в скорбном молчании застыли лишь две фигуры, отца и матери. Турецкий затушил сигарету, сделал несколько шагов в сторону родителей, но внезапно остановился, увидев стройную женщину в широкополой шляпе, идущую от храма. Узнал Ларису Стрельникову. Та подошла к могиле, положила на груду цветов несколько желтых роз.
Примите мои соболезнования, Андрей Зосимович и Клавдия Владимировна, — донесся до Турецкого голос Ларисы Ивановны.
И вдруг после продолжительного молчания по кладбищу разнесся дикий, душераздирающий крик:
Будь ты проклята-а! Ведьма-а!
Андрей Зосимович бросился к жене, обнял, что-то зашептал, успокаивая, повел по дорожке к выходу. Стрельникова, будто током ударенная, стояла неподвижно. Турецкий заторопился следом за родителями, на полпути обернулся. Рядом с Ларисой стоял Саргачев.
Прошу извинить, — остановил возле ворот родителей Андрея Турецкий. — Понимаю, не время и не место. Но и вы поймите меня. Моя фамилия Турецкий. Веду следствие по убийству вашего сына.
Ты слышишь, Андрюша?! Убийство!
Ваши документы! — по-военному приказал Андрей Зосимович, обращаясь к Александру.
Пожалуйста.
Изучив удостоверение, Андрей Зосимович сказал:
Мы должны с вами поговорить.
Вот мой телефон, там и адрес прокуратуры, — подавая визитку, ответил Турецкий. — В любое время.
Нет, должны поговорить сегодня. Вы на машине?
Да.
Едем. Здесь недалеко.
Разве вы остановились не в квартире сына?