Она была потрясена на кладбище.
Я тоже, — сказал Турецкий.
Попросила, а точнее, потребовала, чтобы я поехал к тебе. И вот я приехал.
Я понял, она хочет получить информацию из первых рук. Хочет знать, чем мы располагаем по делу картежника Веста?
Ты прав на все сто процентов.
Это вы узнаете, когда будете знакомиться с делом в качестве обвиняемых.
Ты что, подозреваешь нас в убийстве Андрея?
Не только подозреваю, я убежден, что именно по приказу Ларисы Ивановны было совершено это заказное убийство.
Имеются хоть какие-то доказательства?
Иначе я бы молчал.
Понимаешь ли ты, что говоришь? — медленно и зловеще произнес Саргачев.
Понимаю.
А если я передам сказанное тобой Ларисе?
Для этого я и говорю с тобой. Знаю, все мои слова ты с точностью передашь подозреваемой Стрельниковой.
Но ты же будешь уничтожен, Турецкий!
Не привыкать. Мне не раз говорили подобное.
Смотря какие люди...
Не имеет значения. Киллер работает за деньги, и ему безразлично, от кого поступает приказ. От вице- премьера или от вора в законе. Пока обходилось. Бог миловал.
Имеются и другие средства. Человека можно уничтожить и без помощи киллера.
Ничего у вас не выйдет. Вы лихо провернули дельце с полковником Павловым, однако генерала Пестова вам освободить не удалось. И не удастся. Разделаться со мной вам будет очень сложно. Я выдаю тебе некоторую информацию, надеясь, вдруг и вправду у вас с Ларисой заговорит совесть и вы явитесь ко мне с повинной.
Тебе известно про взрыв в Хабаровске?
Не только про взрыв, но и про роль, сыгранную тобой в этой истории. Не пойму пока, почему ты сам не воспользовался такой возможностью? Глядишь, на генеральской должности восседал бы не Павлов, а ты, собственной персоной!
Нагловат ты, Турецкий, — помедлив, ответил Саргачев.
На том стоим.
Завидую.
Чему? Тому, что, как говоришь, буду уничтожен?
Твоей вере в чистые идеалы.
Я и сам удивляюсь своей наивности в век шакалов, — искренне ответил Турецкий. — Видно, таким мать родила.
Перед тобой стена. Разобьешься. Лариса требует, чтобы ты немедленно прекратил порочить ее имя.
Передо мной пирамида, созданная на крови, обмане, подкупе, взяточничестве и лжи. Она построена не из кирпичей, а из людей, связанных круговой порукой. Но внутри этой пирамиды неспокойно, идет жестокая, беспощадная борьба за власть. И пирамида эта уже дает трещины. Значит, вот-вот развалится.
Я хочу, чтобы ты понял главное: ты должен прекратить дело против Стрельниковой и против меня, иначе тебе — крышка!
Даже то, что ты по требованию вице-премьера пришел ко мне, свидетельствует о том, что я прав. Надо быть идиотом, чтобы к следователю, ведущему дело, прийти и потребовать его прекращения!
Условия диктует сильнейший. Одумайся, Турецкий, и не зарывайся! Не делай лишних движений, и все будет отлично!
Да, вы сильны. Пока сильны.
Ты и меня упрятал в эту пирамиду?
Не я же пришел к тебе!
Ну что же... Извини. Разговора не получилось, — поднимаясь, сказал Саргачев. — Но запомни: я тебя предупредил о последствиях. Теперь пеняй на себя!
Прочти на досуге, — протягивая газету, ответил Турецкий. — Вторая страница.
В газете было напечатано интервью корреспондента газеты с Лилией Федотовой.
Не вижу здесь упоминания о вице-премьере, — пробежав глазами напечатанное, сказал Саргачев.
Кому надо, тот и без фамилии догадается, о ком речь, кто руководитель так называемого женского движения, — буркнул Турецкий. — Молодец главный! Куда его только не таскали! Как не стращали! Бесполезно. А ты говоришь, стена-а...
Саргачев положил газету на стол и молча вышел.
5
Все, о чем шептались за спиной Алексея Петровича Кротова, соответствовало действительности. Да, он был азартный игрок, имел обширные знакомства во всех сферах, как криминальных, так и государственных. Он играл на бильярде, в рулетку, в карты, на бегах, он знал всех швейцаров, барменов, официантов, крупье, называл всех по имени и отчеству и никогда не путал. Во всех играх ему везло, исключая рулетку, здесь раз на раз не приходилось, иногда уходил с полными карманами, а порой — хоть фамильный перстень закладывай! В игре на бильярде он входил, пожалуй, в пятерку лучших игроков страны, про бега и говорить нечего: жокеи, конюхи, администраторы были его друзьями, «темные» лошадки готовились исподволь, принося Кроту крупные выигрыши, которыми он, разумеется, делился. Одним словом, Алексей Петрович был человек со средствами, и, если в его карманах не шелестело пять- шесть тысяч баксов, он чувствовал себя неуютно. Получал он деньги и на Петровке, законную свою зарплату платного агента уголовного розыска. Иными словами, он был посредник между воровским миром и органами. «Золотой агент», — говорили о Кроте полковники и генералы из уголовного розыска, из МУРа и МВД. В редких случаях Крот оказывал услуги и генералам из госбезопасности. Все, в том числе и крестные отцы, знали, на кого он работает, что он профессиональный стукач, мент, но для них он был свой мент. Надо скостить срок какому-либо авторитету. К кому обращаться? К нему, Алексею Петровичу. Были случаи, когда и на волю отпускали, и не каких-нибудь сявок, а тоже людей уважаемых. На предложения Крота пойти навстречу той или иной просьбе, идущей вразрез закону, начальники отделов и управлений гневались, угрюмо пыхтели, но выполняли, потому что знали: информация, которую давал агент Крот, стоит куда дороже.
Крот сидел в баре гостиницы «Юбилейная» и попивал холодное пиво. Бармен, блондинистый высокий парень, взбалтывал коктейль.
Баб готовят к отправке, Алексей Петрович, — улыбаясь кому-то, сказал бармен. — Человек двадцать. Двое здесь. Бурят для себя отобрал. Ничего бабы, в форме. Остальные в «Интуристе».
Грач давно сидит? — повел глазом Крот на сидящего в зале за столиком парня.
Отмокает, — ухмыльнулся бармен. — Давно. Скворца-то замочили. Переживает.
Спасибо за пиво, — поблагодарил Крот, подвигая бармену стодолларовую бумажку.