Он направился в дальний угол ограды, и Алеша увидел там несколько грядок, на которые он прежде не обратил внимания. Тут его терпение лопнуло, и он, стараясь двигаться неторопливо и степенно, хотя его и распирало любопытство, направился вслед за мужиком. Трехногая кошка и одноглазая собака пошли туда же. Мужик, положив инструменты на землю, повернулся лицом в какую-то одному ему известную сторону и начал молиться, время от времени осеняя себя крестным знамением. Алеша тактично остановился в отдалении и стал смотреть по сторонам, кидая, однако, любопытные взгляды в сторону этого набожного огородника. Когда тот кончил молиться, Алеша, собравшись с духом, подошел поближе и вежливо признес:
— Бог в помощь!
Мужик, уже воткнувший было лопатку в землю, выпрямился и, взглянув на Алешу, ответил:
— И тебе помогай Господь, сынок.
Алеша не знал, что говорить дальше, и мужик, заметив его смущение, улыбнулся в бороду и спросил:
— Как тебя зовут?
— Алексеем, — ответил Алеша.
— А меня — Пахомием. Пахомий я. Пахомий помолчал и, видя, что Алеша не знает, как продолжить разговор, сказал:
— Вижу я, Алексей, что хочешь ты узнать, куда попал да что тебя здесь ждет. Ну как — угадал я?
— Угадал, — ответил Алеша и смущенно улыбнулся.
— И вижу я еще, что одолевают тебя великие сомнения и не знаешь ты, как вести себя и что делать.
Алеша кивнул.
Пахомий бросил лопатку на землю и сказал:
— Ну что же… Раз так, то нужно помочь христианской душе. Пойдем-ка, брат Алексей, ко мне в жилище мое убогое, а там я с Божьей помощью расскажу тебе, что знаю, да помогу, как смогу, советом добрым. А за огородом своим потом погляжу. Успеется.
И он, дружески обняв одной рукой Алешу за плечи, повел его к своей келье. Дамка и Мурка, задрав хвосты, трусили впереди. Мурка скакала на трех ногах, но, судя по всему, это ее нимало не огорчало.
Войдя вслед за Пахомием в его келью, Алеша был приятно удивлен.
В красном углу микроскопической комнаты висели несколько старых икон, обрамленных расшитым рушником, и там же можно было увидеть восьмиконечный крест. Вокруг этого небольшого иконостаса висели связки трав и несколько высохших венков.
Алеша совершенно автоматически перекрестился двумя перстами и, увидев, что Пахомий сделал то же самое, с радостным удивлением спросил у него:
— А ты не старовер ли, брат Пахомий?
— Да, брат Алексей, староверы мы. Веру отцов чтим и всякую ересь отвергаем от века.
Они посмотрели друг на друга и крепко обнялись.
Алеша был растроган до глубины души. Он понял, что ему сказочно повезло, и теперь он был не одинок в этом чужом и незнакомом ему мире.
— Садись, брат Алексей, в ногах правды нет, — сказал Пахомий, повторяя вчерашние слова генерала Губанова.
Алеша уселся на шаткий стул, а Пахомий воткнул в розетку вилку старого и помятого электрического чайника. Алеша оглядывал скромное жилище собрата по вере, а тот, хлопоча вокруг небольшого столика, в точности такого же, как и в Алешиной келье, доставал со стенной полки сверточки и баночки и приговаривал:
— А вот мы сейчас чайку с травами выпьем, душу потешим, да поговорим ладком о делах наших ско…
Он вдруг запнулся и, бросив быстрый взгляд на Алешу, продолжил:
— Да, дела наши не скорые. А скажи, брат Алексей, откуда сам-то будешь?
Алексей, оторвавшись от изучения небогатой обстановки, повернулся к нему и ответил:
— А я, брат Пахомий, из поселения староверского, что рядом с Ижмой. Это недалеко от Ухты.
— Так ты комяк, что ли, — удивленно спросил Пахомий, разворачивая мятую газету, в которой были сухари и карамельные подушечки, обсыпанные сахаром, — что-то не похож.
Алеша улыбнулся и сказал:
— Конечно, не похож. Сам-то я русский, а комяков там и вправду хватает. Их земля, а мы — вроде как гостями раньше были, ну а теперь-то и сами хозяева. Комяки нас за своих признают. Мы с ними ладим.
— Вот и хорошо, что ладите, — отозвался Пахомий, разливая душистый чай по алюминиевым кружкам, — а я-то сам из-под Архангельска. Это здесь недалеко, на Севере. Жил там, не тужил, а потом…
Он тяжело вздохнул и замолчал.
— Ты чай-то пей, Алеша, — сказал он, впервые назвав его попросту, — пей, а то остынет.
И сам, подавая пример, поднес кружку к губам и шумно отхлебнул горячего темного чая.
Алеша последовал его примеру и, почувствовав незнакомый, но приятный вкус, спросил:
— А на каких травах настой? Что-то мне незнакомо.
Пахомий улыбнулся и ответил:
— Откуда ж оно будет тебе знакомо, если там у вас травы свои, таежные, а тут все совсем другое растет. Но тоже добрый сбор.
— Да, сбор хороший, — согласился Алеша и аккуратно отломил кусочек сухаря, обсыпанного маком.
— Так расскажи мне, Алеша, как ты сюда попал, — спросил, наконец, Пахомий, пытливо глядя на юношу.
Алеша вздохнул и, поставив кружку на стол, ответил:
— А я и сам не знаю. Мы со старицей Максимилой и с сестрой моей младшей Аленой сидели на полянке нашей да чай пили. Вдруг прилетел вертолет, нас с Аленой схватили и без всяких слов увезли на нем. А Секача, пса нашего, застрелили. И вот теперь я здесь. А где Алена, я и не знаю. Приходил вчера генерал какой-то, забыл его фамилию, так я с ним разговаривал, а про Алену и не спросил. От этого всего у меня голова кругом пошла, вот и забыл. Эх, стыдобушка, — брат, называется!
— Ну, не казни себя, не казни. Придет опять генерал этот, его Александром Михайловичем звать, важный, между прочим, генерал, так и спросишь у него про сестренку свою. Да не сокрушайся о ней, ничего с ней плохого не случится.
Пахомий понизил голос и доверительно сказал:
— Я тут хоть и маленький человек, истопником служу, но кое-что знаю. Так что расскажу я тебе сейчас о том, где ты да зачем. Ты чай-то допивай, а потом и поговорим.
С улицы доносились выкрики и кряхтенье.
Алеша посмотрел в открытую дверь и увидел, что несколько молодых парней в синей униформе усердно лазят по железному разлапистому пауку, а рядом с ними стоит молодой военный и строго покрикивает, подгоняя их и не давая лениться. В руке у него была хворостина и, увидев, что один из парней замешкался, он подошел к нему и с силой вытянул его хворостиной по заднице. Парень ойкнул и зашевелился пошустрее.