Ханагата Риэ поднялась по лестнице станции метро.
Она вышла на площадь Пуэрто дель Соль и оказалась в потоке оживленной вечерней толпы.
Эта площадь, если сравнивать Мадрид с Токио, была похожа на четвертый квартал Гиндзы, а если принять во внимание, что на ней стоит верстовой столб с отметкой 0 м, то ее вполне можно сравнить с улицей Нихомбаси.[23] От этой точки лучами расходились десять дорог, пронизывавших весь Мадрид, да и всю Испанию.
На южной стороне площади, за тротуаром, где был вкопан этот столб с указателями расстояний, высилось старое здание, во времена Франко бывшее символом его строя – объединенное управление всех служб безопасности. Сейчас в нем находилось отделение Мадридского округа. Девушка пошла по улице Херонимо в направлении площади Каналехас. До улицы Принсипе, где находилось ее писо, было несколько минут ходьбы.
Риэ провела день в библиотеке Мадридского университета, в котором она училась, просматривая газеты за последние несколько месяцев.
В Испании газеты на дом не доставляют, и покупать их можно только в киосках. Испанцы любят печатное слово не так сильно, как японцы, и, скажем, увидеть испанца в поезде с газетой или еженедельным журналом в руках доводится не часто.
Не то чтобы Риэ пыталась следовать их примеру, но она тоже покупала прессу изредка и лишь смотрела время от времени новости по телевизору.
Несколько дней назад было принято решение присудить Нобелевскую премию по литературе Камилло Хосе Села.[24] Он был пятым испанским писателем, ставшим нобелевским лауреатом, последним получил ее Висенте Александре[25] в 1977 году.
Села был так называемым вечным кандидатом, и потому в этом году вначале о нем почти не говорили, однако стоило вновь появиться новостям о его номинации, и шумиха поднялась несусветная. Пожалуй, еще и потому, что Села появлялся перед журналистами вместе с молоденькой любовницей.
Кроме того, внимание испанцев было привлечено всенародными выборами, проводившимися раз в три года. До выборов оставалась всего неделя – они были назначены на конец октября.
Уровень безработицы повысился, реформы, которыми пытались обуздать инфляцию, окончились провалом, и проправительственная партия социал-лейбористов потеряла доверие Всеобщего союза трудящихся, который составлял основной контингент ее избирателей, и по сравнению с 1982 годом, когда партия взяла власть, веса у нее было сейчас совсем немного.
Была и еще причина: президент Всеобщего союза трудящихся Николас Редондо объявил новый курс союза – «Нет поддержке социал-лейбористов, даешь свободное голосование!» – и было мнение, что партия не наберет и половины голосов в стране.
Риэ вышла на площадь Каналехас и остановилась у светофора на переходе, напротив улицы Принсипе.
Много толков вызвало и то, что Кармен Ромеро, жена премьер-министра Фелипе Гонсалеса, была выдвинута кандидатом от города Кадиса. Поговаривали, что это очередной трюк социал-лейбористов, стремившихся вернуть утерянную популярность, но Кармен была опытная и проверенная активистка социалистической партии, вовсе не уступавшая своему мужу, и поскольку все больше и больше женщин в Испании приобщалось к общественным делам, Кармен имела бесспорное право баллотироваться на выборах.
И тем не менее в тот день Риэ рылась в газетах в университетской библиотеке вовсе не для того, чтобы узнать о Нобелевской премии или ознакомиться с обстоятельствами предвыборной гонки.
Из головы у нее не выходило слово, произнесенное перед смертью убитым на ее глазах Хулианом Ибаррагирре, и Риэ пришла в библиотеку для того, чтобы найти статьи, которые могли бы хоть как-то разъяснить, что такое ГАЛ.
Ее поиски увенчались успехом, и сейчас у нее в сумке лежало несколько ксерокопий газетных статей, имевших отношение к ГАЛ.
Как ей и объяснил Кадзама Симпэй, за аббревиатурой ГАЛ скрывалась организация «Групо антитеррориста де либерасьён», незаконная группировка, тайно расправлявшаяся с террористами баскской экстремистской группировки ЭТА.
В газетах говорилось, что заместитель начальника полиции Бильбао по имени Хосе Амед Фоусэ был арестован в связи с убийствами нескольких террористов, входивших в ряды ЭТА, членами ГАЛ.
Судя по обнаруженным Риэ материалам, одновременно с исполнением своих должностных обязанностей Хосе Амед Фоусэ руководил отрядом тайных убийц ГАЛ, и именно по его приказу был убит террорист, пытавшийся перебраться из испанской Басконии в южную Францию.
Убийства террористов, зачастую производившиеся снайперами, начались осенью 1983 года и продолжались примерно до лета 1987-го. За это время было убито человек двадцать пять, и примерно тридцать террористов были или ранены, или похищены.
Однако иногда снайперы ГАЛ ошибались в выборе объекта, так жертвами трех последних нападений стали граждане Франции, никак не связанные с ЭТА. К тому же в газетах высказывалось предположение, что финансировал ГАЛ кто-то из министерства внутренних дел и что само правительство причастно к заговору.
Заместитель начальника полиции Амед, однако, полностью отрицал свою причастность к преступлению и утверждал, что все обвинения в его адрес являются злонамеренной и безосновательной ложью. Он твердо стоял на своем, заявляя, что и впредь будет бороться с террористами во имя убитых ими семисот с лишним человек и их семей.
Глубоко задумавшись, Риэ не сразу заметила, что на светофоре уже зажегся зеленый свет. Она очнулась и поспешила перейти через дорогу и, оказавшись на улице Принсипе, направилась по ней к дому.
Вдруг ей наперерез из-за припаркованных на улице машин бросился какой-то человек. Риэ в испуге остановилась.
Резкая вспышка прорезала сумерки, и Риэ застыла на месте.
Внезапно представший перед ней мужчина опустил фотоаппарат.
– Прощения просим. Сеньорита Анагата, не правда ли? – обратился он к Риэ невысокий мужчина средних лет, в кожаной куртке. У него были заостренные по-мышиному черты лица, на бледных щеках росли реденькие волосы.
Даже поняв, что вспышка была произведена фотоаппаратом, Риэ несколько секунд не могла совладать с учащенным сердцебиением.
– Кто вы такой? И почему вы меня фотографируете? – гневно бросила она мужчине.
Тот вместо ответа посмотрел на нее, подняв брови.
– Вы действительно сеньорита Анагата?
– Никакая я не Анагата, а Ханагата. Объясните мне, что все это значит. У вас нет права фотографировать человека без его на то позволения.
Риэ протянула руку к фотоаппарату, но мужчина быстро спрятал его за спину и левой рукой подал девушке визитную карточку.
– Меня зовут Понсе. Журналист самой популярной в Мадриде газеты.
Риэ взглянула на карточку, не прикасаясь к ней.
Ежедневная газета «Ла Милития», журналист Мигель Понсе. Про эту газету Риэ никогда и не слышала.
Она почувствовала, что распаляется все сильнее.
– Полагаете, этих объяснений довольно? Давайте пленку. Если что, можно и в полицию пойти.
Понсе убрал визитную карточку и рассмеялся, оскалив кривые зубы.
– Можно и пойти – мне-то что? Впрочем, могу объяснить, зачем мне ваше фото.
– Ну так объясните.
– Пару дней назад, вечером, убили Ибаррагирре, и вы там были, правильно?
Риэ вздрогнула.
В газетах и по телевизору действительно сообщали об убийстве Ибаррагирре, будто бы это было убийство с целью ограбления, однако о том, что Риэ присутствовала при совершении преступления, не было сказано ни слова, как и пообещал майор Клементе.
Откуда же тогда этот мужчина знает о ней?
Понсе продолжил с новым напором:
– Ой-ой-ой, ну ты посмотри, как побледнела-то. Не иначе я попал в самое яблочко.
– Кто такой этот Ибаррагирре? – спросила Риэ, пытаясь нащупать почву, но Понсе насмешливо ухмыльнулся и сказал:
– Дурочку из себя не строй, не выйдет. Я знаю и то, что Ибаррагирре перед смертью сказал «ГАЛ».
Риэ прижала к себе сумку. Этому человеку известно слишком много…
– От кого вы это узнали?
– А тебе не все равно? Я в курсе всего, что происходит в этом городе. Так что давай-ка обсудим ладком что да как и ты мне расскажешь все подробненько, как этого Ибаррагирре убили. Шлепну статейку с твоей фоткой – вот будет шуму.
Ее фотография в газете? Этого допустить нельзя. Риэ схватила Понсе за руку:
– Нельзя, нельзя печатать никаких статей. Не знаю, откуда у вас эта информация, но все это полная ерунда. Отдайте мне пленку.
Понсе вырвал руку и попятился.
– Ты ж видела лицо убийцы, так? Ну, как он выглядел, рассказывай. Значит, он был в черном пальто? И вроде бы худой до невозможности.
– Да не знаю я ничего. Отдайте пленку.
Риэ подступила к мужчине вплотную, и он снова оскалил кривые зубы.
– Ой ты какая, все тебе отдай. У меня, между прочим, долг перед обществом – сообщать всю правду. Как поймали они Амеда, ГАЛ затаился – ни слуху ни духу. Ну а теперь-то выходит, раз Ибаррагирре выбрали жертвенным агнцем да пустили ему кровь, значит, новую кампанию затеяли. И ты хочешь, чтобы я такую сенсацию пропустил?
Риэ оглянулась вокруг в поисках помощи.
Прохожие торопливо проходили мимо, делая вид, что не видят их. Было ясно, что вмешиваться никто не хочет.
– Я просто шла мимо, увидела его, лежащего на земле, и вызвала полицию. Никакого преступника я не видела и не хочу, чтобы моя фамилия или фотография появлялись в газетах.
Понсе закивал головой вверх-вниз, как курица.
– Ах, вот ты как, понятно, понятно. Решила притвориться, что ничего не знаешь, так. Ладно-ладно, тогда и я напишу все как хочу, нравится тебе это или нет. Мол, японка, живущая на улице Принсипе, видела убийцу Ибаррагирре. Настрочу все как надо, фотку тисну – и все дела.
Риэ попыталась схватить фотоаппарат, но Понсе ловко отпрыгнул назад.
– Ну, размахалась. Не получишь. Это самый хороший аппаратик в нашей конторе, японский. Там на пленочке точно – шедевр. Не забудь посмотреть, в завтрашней газете будет. – С этими словами Понсе повернулся кругом, собравшись уходить.
В ту же секунду он вдруг вскрикнул и упал на четвереньки на мостовую. Он, как оказалось, споткнулся о чью-то ногу.
Понсе, и упав, не расстался со своим фотоаппаратом. Крепко выругался.
Риэ подняла глаза на того, кто поставил ему подножку. Перед ней стоял «теннисист Маккенрой».
Или нет, скорее следователь Барбонтин. У нее словно камень с души свалился.
Барбонтин ухватил Понсе за шиворот и поставил его на ноги.
– Покажи документы.
– Ты, да ты чего? Ты кто еще такой? – накинулся на него Понсе.
Барбонтин отвернул воротник пиджака и показал ему полицейский значок. Понсе мгновенно сжался в комок, в глазах его появился страх.
Прокашлявшись, Понсе нехотя достал документы.
Барбонтин внимательно рассмотрел их и, вытащив одну визитную карточку, спрятал в карман.
– Ну, дружище Понсе, рассказывай, что тебе понадобилось от барышни.
Понсе выдавил жалостную улыбку.
– Ничего особенного, уверяю вас. Такая, знаете, красивая барышня идет, ну, я думаю, почему бы мне ее не заснять, понимаете?
Риэ поспешно встряла в разговор:
– Он врет. Он хочет мою фотографию напечатать в завтрашней газете, вместе со статьей про убийство Ибаррагирре. Скорее отнимите у него фотоаппарат.
Понсе испуганно вцепился в фотоаппарат обеими руками. Барбонтин отнял его, не дав Понсе и рта раскрыть.
Откинув заднюю крышку, он тут же вытащил пленку и, убедившись, что она засвечена, бросил на мостовую.
Понсе что-то забормотал было, потом решил не протестовать и с ненавистью посмотрел на Риэ.
Барбонтин вернул ему фотоаппарат и, не церемонясь, произнес:
– Твоя газетенка с завтрашнего дня закрывается, и надолго.
Понсе жалобно замотал головой.
– Нет-нет, ну как же так можно? Это ж наш хлеб насущный, что ж вы такое говорите.
Барбонтин пристально посмотрел на Понсе, затем произнес, на удивление добродушно:
– Послушай-ка, мне вот показалось – ты только что упоминал про убийство Ибаррагирре. Или мне послышалось, а?
У Понсе уголки рта искривились в подобострастной улыбке.
– Да это я так только, слышал в городе какие-то слухи, вот и решил наугад поспрошать, вдруг в них правда есть. Писать у меня и в мыслях не было.
– Ты смотри мне, будешь пустые слухи в газете тискать…
– Ой, ну конечно же, я же понимаю… Я вот и говорю, насчет газетки нашей, вы ее не закрывайте, ладно?
– Не хочешь остаться без работы – ищи себе другой материал, понял?
– Так и сделаю, так и сделаю. Мне уже идти-то можно?
Барбонтин приставил указательный палец к груди Понсе:
– Так уж и быть, на этот раз отпущу тебя на все четыре стороны. Но чтобы больше всякой ерундой не занимался.
– Нет, ну что вы, я – никогда. Вы уж извините, сеньорита, до свидания.
Понсе отвесил Риэ нарочито вежливый поклон и торопливо удалился в сторону площади Каналехас, с явным трудом сдерживая желание пуститься бегом.
Барбонтин повернулся к Риэ:
– Можешь больше не волноваться из-за него. Такого беспозвоночного достаточно как следует припугнуть, и никакого вреда от него уже не будет.
Риэ несколько обеспокоило то, как легко Барбонтин отпустил Понсе.
– Вы его знаете?
– Журналист маленькой газетенки, специалист по сплетням. Несколько раз видел его в полиции и в суде.
– Интересно, как ему удалось разузнать про меня?
Барбонтин пожал плечами:
– Без понятия. Наверно, помимо тебя, кто-то видел, как произошло убийство. Не иначе, как этот кто-то ему все и рассказал.
– Но ведь он знал об убийстве на удивление много деталей. Знал даже то, что перед смертью Ибаррагирре произнес слово «ГАЛ».
Барбонтин нахмурился:
– Он знал про ГАЛ, говоришь?
– Ну да. Я, кстати, тоже знаю, – проговорила Риэ с издевкой и пошла в сторону писо.
Барбонтин последовал за ней.
– Погоди-ка. Чаю со мной не выпьешь где-нибудь неподалеку?
Риэ захотелось выложить ему все, что ей стало известно сегодня в библиотеке, и посмотреть на реакцию Барбонтина.
– Согласна.
Первый этаж дома, где находилось ее писо, занимал магазин мехов.
На стене под вывеской магазина можно было различить остатки когда-то написанной здесь фразы: «SOY CRUEL, USO PIEL».[26] Наверное, это было делом рук какой-нибудь организации по защите животных, но рифма «круэль – пиэль» – лучше некуда.
Они прошли мимо писо и направились в сторону площади Санта-Ана.
Вошли в кафе, обращенное фасадом к площади, уселись за столиком в углу и заказали кофе. Музыкальный автомат, какие стояли в каждом кафе, гремел мелодией «Ла Кукарача».
– А вы случайно оказались рядом с моим домом? – спросила Риэ.
Барбонтин потер нос:
– И рад бы сказать, что поджидал там тебя, но врать не буду – честно говоря, я подумал, а вдруг еще кто-то видел то убийство, вот и решил расспросить вокруг, поискать свидетелей. И, судя по всему, не ошибся: свидетели, видимо, действительно были.
– А я в этом не уверена. Не думаю, что кто-то кроме меня слышал последние предсмертные слова Ибаррагирре.
– Ну тогда откуда же Понсе узнал о ГАЛ?
– Вот это как раз и интересно. Особенно, если вспомнить, что и вы, и майор Клементе так старались скрыть детали этого дела.
Барбонтин наклонился к ней и тихо проговорил:
– Ты ведь только что сказала, что знаешь, что такое ГАЛ, так?
– Знаю. Это вовсе не Гальвес и не Гальван, а «Групо террорист…»
Барбонтин прижал палец к губам и еле заметно покачал головой. Эта осторожность была совершенно излишня – в реве музыкального автомата люди за соседними столиками и так не смогли бы услышать их разговор.
Риэ продолжала, не обращая внимания на его знаки:
– Сегодня я ходила в библиотеку, просматривала газеты за последние годы. Узнала немало: в частности, о суде над неким полицейским по имени Хосе Амед, которого обвиняют в причастности к серии убийств ГАЛ. Ну и продвинутое у вас, однако, государство – полицейский работает в спайке с незаконной группировкой.
Барбонтин поерзал на месте, стараясь скрыть смущение, взял чашку кофе, отпил, затем закурил.
Риэ все наседала:
– Но и это еще не все. Вы ведь попытались скрыть от меня тот факт, что Ибаррагирре был бойцом ЭТА, и именно поэтому его убрал убийца из ГАЛ.
На лице ее собеседника промелькнуло замешательство.
– И кто же внушил тебе такую мысль?
Риэ отвела глаза.
– Да это же совершенно очевидно – немного подумать, и любой поймет. Просто я слишком многого не знала, вот и не поняла все сразу.
– Я умолчал о ГАЛ потому, – начал оправдываться Барбонтин, – что и сам тогда точно не знал, их рук это дело или нет. У меня вовсе не было намерения скрыть от тебя какие-либо факты. И вообще, ты – иностранка, зачем же я буду втягивать тебя в такую заваруху. О твоем же благе пекусь.
– Ну что, теперь вам, может, и спасибо еще сказать?
Барбонтин криво улыбнулся:
– После ареста Амеда ГАЛ затаился. Но организация, конечно, еще существует и рано или поздно возобновит свою деятельность. Нам необходимо их остановить.
– Уже возобновила.
Барбонтин вздохнул.
– Пожалуй, ты права, – нехотя согласился он. – Я на девяносто процентов уверен в том, что мужчина в черном плаще – наемник из ГАЛ.
– А скажите, тот журналист, Понсе, ведь он знал даже то, что я видела убийцу. Я вот и думаю, не мог ли кто-то из полицейских или следователей, приехавших на место преступления, рассказать ему об этом?
Глаза Барбонтина блеснули.
– Эту возможность исключить нельзя. Но ведь и ты могла проболтаться.
– Я? Да с какой стати я… – Риэ запнулась.
Она вдруг вспомнила о Кадзама Симпэй. Ведь в тот вечер она, нарушив данное майору Клементе обещание, рассказала обо всем Кадзама. Без колебаний открылась ему, выложила всю правду, вероятно потому только, что он был японцем, как и она сама.
Девушка почувствовала на себе внимательный взгляд Барбонтина.
– Что с тобой? Кому-то ты все-таки сказала?
– Нет, никому.
Чтобы скрыть волнение, Риэ отпила немного кофе. Вообще-то, у нее не было никаких оснований доверять Кадзама.
Лучшая защита – нападение.
– А вы с майором Клементе? Как насчет вас?
– Ерунда. Зачем нам… – начал Барбонтин, но тоже вдруг запнулся.
– Ну? – напирала Риэ.
Барбонтин нехотя произнес:
– Да вот, вспомнил… Однажды мельком видел, как этот Понсе выходил из кабинета майора. Получается, они знакомы.
От изумления Риэ на мгновение онемела.
– Неужели вы хотите сказать, что это майор сообщил Понсе о деталях убийства?
Барбонтин изменился в лице.
– Ты сначала думай, а потом говори. И не вздумай брякнуть что-нибудь в этом роде при майоре, поняла?
Улица Нихомбаси в Токио когда-то была близка к географическому центру города, поэтому от установленного на ней столба отсчитывается расстояние до других городов страны
Села Камилло Хосе (1916–2001) – испанский писатель, академик. Стал нобелевским лауреатом в 1989 году.
Александре-и-Мерло Висенте (1898–1984) – испанский поэт, представитель «Поколения 1927 года», друг Гарсиа Лорки.
я так жестока, что ношу мех – примечание автора