Не отвечая Павлу и не очень заботясь о том, что несколько отклоняюсь в сторону, я сообщила:
– Анита что‑то такое о нем знает… В чем‑то его подозревает, но по своему обыкновению молчит. Не знаю, играет ли какую роль тот журнал Яся, но вот яичко Фаберже я придумала точно под его влиянием. Журнал этот подонок мог подбросить просто для того, чтобы сбить нас с толку. А может, и нет. Вообще, куда он подевался? Алиция, найди и прочти весь, от корки до корки. И ты, Мажена, остальные не знают датского. Ведь не только об исландском мохе и пропавших драгоценностях в нем написано. Алиция задумчиво произнесла:
– И все‑таки баранья нога указывает, что искатели пытаются добраться до кошачьих мешков.
– Мне тоже так кажется, – поддержала ее Мажена, – но какой в этом смысл, если никто не знает, что в них спрятано?
– Вот именно! – подхватила я. – И пусть яйцо Фаберже я выдумала, а они ищут шахматы. Ведь в мешки она насовала черт знает что. Не станем упоминать «Семь цветов». Там могут быть и ценные вещи, в том числе шахматы. Но ведь искатель или искатели не знают, нашла ли она эту ценную вещь, а если нашла – то когда. Скорее это может быть известно людям, которые проживали в доме.
– Ох, не нравится мне этот ваш Падла. И Прохиндей, – заявила Беата. – Не знакомая с ними, а вот не нравятся.
– Памела! – ни с того ни с сего заявила вдруг Алиция. – Да что же это такое – у меня до сих пор нет кофе! Беата, включи чайник!
– При чем тут Памела? – удивилась я. – Нормальная женщина, может быть, излишне деловая и корыстолюбивая…
– Ха‑ха! – насмешливо отозвалась Алиция. – Немного…
Памела относилась к следующему поколению здешних поляков. В те дни, когда меня донимал у Алиции Падальский, она в Польше еще в школу ходила. Потом выросла, приехала в Данию и вышла замуж за датчанина. Богатого, ну и что? Нет такого закона, чтобы обязательно выходить за нищего. И чему тут удивляться, что симпатичная девушка, приехавшая из страны, где в ту пору магазины могли похвастаться лишь пустыми полками, поторопилась устроить свою жизнь? Памела не скрывала стремления стать еще богаче, в том числе и от Алиции, которой почему‑то такая черта в людях не нравилась. Подумаешь, неискренность и корыстолюбие, подумаешь, присматривается к каждому богатому мужику, – бывает хуже. Мужу Памела не изменяла, вела себя прилично, о доме заботилась, чего же еще? Правда, не раз говорила, что если ей подвернется миллионер, бросит своего Свена к чертям собачьим. Но миллионеры вокруг нее не ходили стаями, и, вообще, в Скандинавии с сексом неважно. Вот если бы она проживала где‑нибудь в Бразилии, в Египте или еще какой Аргентине, то интересная голубоглазая блондинка наверняка не засиделась бы за неказистым и не таким уж богатым Свеном, но в Дании…
И еще Алиции не нравилась мамуля Памелы. Мне тоже. В моей коллекции глупых и вредных баб эта мамуля занимала, пожалуй, первое место. Я понять не могла, как Памела выдерживает в своем доме такое чудище, и не удивлялась, что доченька подыскивает датского муженька и для мамули. Какого‑нибудь состоятельного старичка, лучше за девяносто, чтобы поскорее скопытился и оставил мамуле богатое наследство. А Алиции это тоже не нравилось. Не говоря уже о самой мамуле. Другой на месте Алиции давно послал бы мерзкую старуху куда подальше, а у Алиции язык не поворачивался. Ей все казалось, что раз договорились встретиться с ней в пять вечера, то та и придет в пять вечера, а не в пять утра. И просидит не больше часа, а не целые сутки. Или вообще, не договорившись о визите, забежит на минутку пристрочить на Алициной швейной машинке что‑то к юбке, а заодно и халатик перешить, и засидится до вечера. И никакого впечатления не производит на старуху тот факт, что, забегая «на минутку», она в дверях натыкается на Алицию с двумя чемоданами в руках, а в аэропорту самолет в Калифорнию уже перебирает ногами от нетерпения.
По‑моему, Памела и в подметки не годилась своей мамуле, так что Алиция излишне строга к ней. Настоятельно подыскивает мужа родительнице? Я лично ей не удивляюсь, и, если бы мне на выбор предложили пообщаться с Шмелиной мамулей или черной мамбой, еще не известно, кого бы я предпочла.
Впрочем, нам не дали поссориться из‑за Памелы. Мажена примирительно заявила:
– Памелы исключать не будем, но на первое место я бы поставила Падальского. Разве что они знакомы…
Ее вопросительный взгляд остался безответным. Никто из нас не знал, какие знакомства завела тут Памела. Я уже упоминала о разности поколений, в Данию она приехала намного позже Падальского. Не мешало бы спросить об этом Аниту, они с Памелой знакомы.
– А где взять Аниту?
– Анита вот‑вот должна появиться, – пообещала я Мажене. – Она теперь по делам службы ежедневно ездит в Гельсингор и по дороге заезжает сюда. Ее очень заинтересовало то, что происходит в доме Алиции, а кроме того, она хочет вернуть сыну тот самый журнал.
– Алиция, ты нашла журнал? – тут же спросила Мажена.
– Нет, и не собираюсь искать, – со злобой отвечала Алиция. – Да, я слышала, мы с тобой обязаны его прочитать, но сейчас меня интересует другое. ГДЕ КОФЕ?
У Беаты дрожали руки, когда она разливала по чашкам кипяток, я достала банку растворимого, Павел поспешил принести чистую пепельницу. Алиция наконец получила свой кофе. Одна Мажена упрямо пыталась продолжить разговор о главном.
– Даже если к этому кругу подозреваемых мы прибавим еще и Памелу, – начала было она и сама себя перебила: – Нет, Памелу оставим напоследок, сначала спросим Аниту. Вот вы говорите о котах в мешках… Алиция, помнишь, я наткнулась на два кошачьих мешка под шкафом с бельем, в последней комнате, той, что для Павла…
– Для Беаты, – поправила ее Алиция. – Павел спит в телевизионной.
– Не имеет значения. Я на них просто напоролась. Они уже тобой распакованы? Мне показалось – нет.
– А я откуда знаю? И потом – ты уверена, что это кошачьи мешки? Мне не мешало бы взглянуть на них.
– Так взгляни.
– Когда? Прямо сейчас?
– Почему бы и нет? А вдруг этот искатель потеряет терпение и пришьет тебя?
– А какая ему в том польза? Наоборот, ему же будет хуже.
– Почему хуже?
– Малга прилетит первым же самолетом и сразу начнет наводить порядок в доме. И не остановится, пока не кончит. Думаешь, она оставит ему хоть малейший шанс? Чего бы он ни искал, она найдет раньше. И зачем ему эти сложности? Она моя наследница, и об этом всем известно. А исполнительница завещания – Эльжбета. Та прилетит из Швеции еще раньше, чем Малга из Франции, и вот, когда они вдвоем примутся наводить порядок, от дома камня на камне не останется!
Нескрываемый триумф в голосе Алиции, вызванный ее же кончиной, мог бы показаться по меньшей мере странным, если бы мы не знали его причины. Ну может, Беата не знала, но после конфуза с кофе боялась пикнуть и сидела тихо, как мышь под метлой, не задавая вопросов.
Было уже однажды такое. Алиция попала в автокатастрофу. Машину вела Эдит, наша датская приятельница. Я никогда не любила эту Эдит и вот, оказывается, имела основания. Обе пострадали. У Эдит оказались переломаны ребра и рука, Алиция же, вылетев из машины, ударилась головой о камень.
Сотрясение мозга не вызывало у медиков особого волнения, но полежать Алиции пришлось. Лечилась она дома, куда моментально съехалась толпа близких и дальних родственников, приятельниц, просто знакомых и совсем незнакомых. В бессильной ярости скрежетала Алиция зубами, и скрежет этот громким эхом разносился по всей округе. Малга с Эльжбетой (медсестрой по специальности) из элементарной любви к хорошему человеку, попавшему в тяжелое положение, навели порядок в кухне, наработались как ишаки, выбросив все ненужное и отдраив до блеска кухонные шкафчики и полки. Этого Алиция им никогда не простила.
Едва встав с постели, Алиция расставила на прежние места все, чего не успели вывезти мусорщики. Она не могла пережить безвозвратной потери дорогих ее сердцу старой обшарпанной сковородки, разбитой солонки, дырявого ситечка и тому подобных милых вещиц. И лишила бы своей благосклонности навеки племянницу и дочь ближайших друзей, не найди они во время наведения чистоты в дальнем углу верхней полки давно потерявшейся кассеты с норвежскими фиордами, которую Алиция оплакивала долгие годы.
Мысль о том, что теперь, в случае ее, Алициной, смерти, наводя чистоту, обе наследницы повыбрасывают все, включая и шахматы, доставляла ей большую радость. Я понимала подругу и, возможно, порадовалась бы вместе с ней, но вынуждена была немного остудить ее преждевременные восторги.
– Я бы на твоем месте не очень надеялась на повальную чистку, – предупредила я подругу. – После тех твоих долларов в макулатуре они станут внимательнее разглядывать каждую бумажку. Правда, наш искатель шиш тогда получит. Надеюсь, у него хватит ума не убивать тебя. Ну так решай, делаем что‑то конкретное или ждем приезда Аниты?
Мажена взмолилась:
– Алиция, можно я пойду в твою комнату и вытащу из‑под кровати журнал? Вместе и почитаем.
– Ну, если тебе так хочется…
Мажена нашла журнал, и они принялись за чтение. Анита приедет ближе к вечеру, у меня много времени, могу съездить за продуктами. Беата вспомнила, что должна сходить в магазинчик за обещанным ей инструментом. Павел, разумеется, вызвался ее сопровождать. Я уже махнула на них рукой, хотя их незаконная любовь продолжала огорчать меня. У калитки я прихватила одну из вонючих сумок в надежде куда‑нибудь сбагрить ее. Оставались еще три сумки и большая коробка. Просто поразительно, каким уемистым оказался морозильник!
Воспользоваться мусорным баком у магазина я не успела, его как раз опорожняли. Пришлось вернуться с вонючей сумкой к машине, оставить ее там, а самой заняться покупками. Возвращаясь с двумя пакетами, набитыми продуктами, поняла – опять не повезло, два служащих подметали площадку у мусорного бака. Решила съездить на станцию, где тоже можно избавиться от чертовой сумки, и людей поблизости не должно быть, ведь как раз промежуток между поездами.
Но они были. Сидели под тентом у выносного столика кафе по эту сторону станции и пили пиво. Их право, конечно, а мне из‑за них возить по всему городу смердящую гадость! К тому же еще стояли два такси, таксисты вышли из машин и от нечего делать любовались пристанционным пейзажем.
Опять не удалось совершить правонарушения. Можно, конечно, попытаться сделать это по другую сторону путей, но тогда пришлось бы с тяжелой сумкой подниматься и спускаться по крутой лестнице. Да пропади она пропадом!
Хорошо, вовремя вспомнилась маленькая стоянка неподалеку, там тоже был мусорный бак.
Развернувшись, я через пять минут уже увидела его. Стоял себе в зелени, почти невидимый, кругом ни души, благодать! Подъехала к нему и наконец избавилась от пакости.
Решила не разворачиваться, а ехать дальше к Алиции, другим путем, которым редко пользовалась, но какая разница? Немного длиннее путь, только и всего. А вот если бы с этой улицы, где остановилась перед красным, свернула не вправо, а влево, доехала бы до дома Памелы, она живет где‑то здесь. Правда, была я у нее всего раз, но запомнила. Вроде бы вон в ту узенькую улочку…
Глянула туда – и сразу увидела мужчину и женщину, разговаривающих у живой изгороди, почти втиснувшись в нее. Женщину я сразу узнала. Как же, Памела! И не только потому узнала, что думала о ней, но и по ее роскошным волосам. А вот мужчина какой‑то незнакомый. Он стоял ко мне лицом, так что я сразу поняла – не муж Памелы, того я не раз видела. А этот тоже вроде бы знакомый, только вот не припомню, где с ним встречалась… Или когда‑то? В каком‑то дальнем уголке памяти едва‑едва забрезжило воспоминание: разговариваю я с человеком, а сама подспудно жду от него какой‑то пакости…
И тут меня всю словно кипятком обдало. Падальский, ну конечно же, он! Сколько лет прошло: постарел, растолстел, но в разговоре все так же поднимал левую бровь, как и в те незабвенные времена.
Что ж, вот и не надо спрашивать у Аниты, знакома ли Памела с Падальским.