— Уступлю вам свою комнату. Я буду спать в кабинете.
— Надеюсь, — проворчал Джимми, — вы оба будете очень счастливы.
Эллери наблюдал в окно, как Джимми грубо запихнул Селесту в такси и сердито зашагал по улице.
Он начал ходить по комнате, испытывая радостное возбуждение. Наконец Эллери опустился в кресло.
Рука, что разрезала пуповину, затягивает на горле шнур...
Конец происходит от начала...
Круговорот параноидального безумия...
Возможно ли такое?
Эллери чувствовал себя сидящим на краю пропасти. Но теперь ему оставалось запастись терпением и ждать.
В субботу инспектор Квин позвонил домой вскоре после полудня и сообщил, что все приготовлено к завтрашнему дню.
— Как долго мы сможем там находиться?
— Достаточно долго.
— А горничная?
— Ее не будет.
— Как тебе удалось все устроить?
— С помощью мэра, — ответил инспектор Квин. — Я убедил его пригласить Казалисов в воскресенье на обед.
— И что же ты сообщил мэру? — с тревогой спросил Эллери.
— Не слишком много. Мы общались в основном посредством телепатии. Но думаю, он осознал необходимость не позволить нашему другу уйти слишком рано. Обед назначен на половину третьего, и приглашено много важных гостей. Мэр уверяет, что если Казалис придет, то сдержится надолго.
— Ну и как мы будем действовать?
— Нам позвонят, как только Казалис войдет в прихожую мэра. По этому сигналу мы отправимся в квартиру доктора и попадем туда через черный ход из переулка. К завтрашнему утру Вели обеспечит нас дубликатом ключа. Горничная не вернется допоздна — она берет выходной через воскресенье, и завтра ее как раз не будет. О прислуге в здании также позаботятся. Мы сможем войти и выйти незаметно. У тебя есть известия от Джимми Маккелла?
— Он придет около десяти.
Этим вечером Джимми явно нуждался в бритве, чистой рубашке и выпивке.
— Могу обойтись без первых двух предметов, если меня обеспечат третьим, — заявил он.
Эллери поставил на стол графин с виски, бутылку содовой и стакан, ожидая ободряющего бульканья в горле гостя.
— Держу пари, сейсмограф на Фордем-роуд ведет себя как безумный, — сказал Джимми. — С чего мне начать?
— С чего хотите.
— Ну, — Джимми с наслаждением разглядывал на просвет свой стакан, — биография Эдуарда Казалиса выглядит неполной. Мне почти ничего не удалось узнать о его родителях и детстве, кроме нескольких деталей. Кажется, он рано покинул родной дом.
— Казалис родился в Огайо, не так ли? — спросил инспектор.
— Да, в Айронтоне в 1882 году, — кивнул Джимми. — Его отец был каким-то рабочим...
— Металлистом, — подсказал инспектор.
— Кто рассказывает — вы или я? — осведомился Джимми. — Или меня проверяют?
— Мне просто известно несколько фактов — вот и все, отозвался инспектор, также поднося стакан к свету. — Продолжайте, Маккелл.
— Короче говоря, папа Казалис был потомком французского солдата, обосновавшегося в Огайо после войн с Францией и индейцами. О маме я ничего не узнал. — Джимми бросил воинственный взгляд на старого джентльмена, но тот молча поставил стакан. — Ваш герой был младшим из четырнадцати голодных, оборванных и неухоженных ребятишек. Многие из них умерли в детстве. Оставшиеся в живых и их потомки расселились по всему Среднему Западу. Насколько мне известно, ваш Эдди — единственный, кому удалось добиться успеха в жизни.
— В семье были преступники? — спросил Эллери.
— Сэр, не клевещите на наших славных трудящихся. — Джимми налил себе очередную порцию. — Или вы повторно изучаете социологию? Мне не удалось обнаружить ничего подобного. — Внезапно он добавил: — Куда вы клоните?
— Продолжайте, Джимми.
— Ну, Эдуард был не чудо-ребенком, но не по годам развитым и честолюбивым. Он читал по ночам, работал не жалея ловких пальчиков и в итоге стал протеже скобяного короля юга Огайо. Прямо-таки персонаж Хорейшо Элджера[96]. До поры до времени.
— Что вы имеете в виду?
— В моей книге Эдуард предстает в не слишком благоприятном свете. Если есть что-нибудь хуже богатого сноба, так это бедный сноб. Скобяной идальго, которого звали Уильям Уолдемар Гекел, извлек парня из его паршивой хибары, отмыл дочиста, дал ему приличную одежду и отправил учиться в Мичиган. Нет никаких сведений, что после этого Казалис приезжал в Айронтон хотя бы на день. Он позабыл и папу, и маму, и Тесси, и Стива, и остальных пятьдесят тысяч братьев и сестер, а после того, как старый Гекел с гордостью отправил его в Нью-Йорк, позабыл и Гекела — во всяком случае, никаких дальнейших связей между ними не отмечено. Казалис стал доктором медицины, окончив Колумбийский университет в 1903 году.
— В 1903-м, — пробормотал Эллери. — В возрасте двадцати одного года. Один из четырнадцати детей заинтересовался акушерством.
— Очень смешно, — ухмыльнулся Джимми.
— Не очень, — холодно возразил Эллери. — Есть какая-нибудь информация насчет его акушерской деятельности?
Маккелл кивнул.
— Выкладывайте.
Джимми сверился с записями на грязном конверте.
— В те дни медицинские учебные заведения не были стандартизированы. В одних обучение занимало два года, в других — четыре, и ни одно из них не специализировалось на акушерстве или гинекологии, поэтому те, кто хотел, становились специалистами в этой области в основном благодаря своим наставникам. Когда Казалис окончил университет — между прочим, с отличием, — он попал к нью-йоркскому медику по имени Ларкленд...
— Дж. Ф., — вставил инспектор.
— Верно, — кивнул Джимми. — Где-то в районе восточных двадцатых улиц. Доктор Ларкленд занимался исключительно акушерством и гинекологией, и Казалис проработал с ним около полутора лет, а в 1905 году начал самостоятельную практику.
— Когда точно?